Первый раз они перехватили его около здания кривовского ГАИ. Леонид, сдав смену, отошел к своей машине. Тогда у него была еще «копейка» крайне черного цвета, капитально отремонтированная одним народным умельцем. Кроме приметного цвета она была и оттюнингована по веянию моды тех времен: на багажнике антикрыло, затонированные стекла, крутые брызговики, серебряные колпаки на колесах. Но Голод ценил ее не за это, а за форсированный движок, от «семерки». Ему доставляло удовольствие обходить где-нибудь на трассе более современные машины, и при этом видеть взбешенные лица водителей.
Леонид Голод уже открыл дверцу, когда к нему подошли двое. Оба ростом чуть выше его, да и комплекцией помощней. Одеты были в короткие, дутые куртки, на голове вязаные шапочки. Один, с белесыми бровями, все больше озирался по сторонам, а говорил второй, тоже рыжий, с небольшим шрамом на щеке.
— Слышь, командир, перетереть бы надо кое-что с глазу на глаз.
Голод сдвинул брови. К нему частенько подходили просители насчет отобранных прав и снятых номеров, но эти двое как-то не походили на обиженных автоинспекторами пацанов.
— Ну, и что тебе надо? Говори, — велел он.
— Не, ну чё, братан, давай, отъедем. Че мы тут, как два тополя на Плющихе светиться будем.
— А меня это не напрягает. У тебя две минуты, давай, базарь.
Они переглянулись. По лицам было видно, что подобный вариант ими запланирован не был. Потом тот, что со шрамом, решился.
— Слышь, командир, видишь ту тачку?
Леонид обернулся в сторону, куда показывал качок. Это была «девятка», синего цвета, без номеров. Зато бумажные номера с надписью «транзит» были наклеены на заднее стекло машины. Голод хорошо разбирался в машинах, так что, несмотря на чуть запачканный низ, он видел, что машина новенькая, только-только сошедшая с конвейера.
— Ну и что? — хмыкнул он.
— Она твоя. Не хочешь эту, подкатим другую, «девяносто-девятую», цвет «мурена».
— И с чего мне это такая радость?
Качок со шрамом продолжал играть своего в доску парня.
— Да, от нашей щедрости. Сказать только нужно в нужном месте пару нужных слов.
— Это каких еще слов?
— А таких, что ты не видел в руках у Зины обреза. Не было его.
Голод коротко хохотнул.
— Ага, значит, он просто так к нам подъехал, дорогу спросить?
— Ну, вот именно. Ты все уже и просек.
Леонид спросил, уже зло: — А стрелял он тогда что, из пальца?
— Стрелял не он, а тот, второй, с револьвером.
"Сдают одного, чтобы выдернуть другого", — понял Леонид.
— Ну, так как? Пойдешь в отказ? — настаивал качок.
— Не дождетесь.
Голод открыл дверцу машины, рыжий попытался ему в этом помешать. Но тут из здания ГАИ как раз вывалила большая толпа только что заступивших на дежурство инспекторов, и оба качка сделали по шагу назад, а рыжий примирительно поднял руки вверх.
— Все, мы уходим!
— Так, чтобы я вас тут больше не видел! — Голод был взбешен. — Еще раз появитесь в моем городе — сдам в отдел! А еще и статью какую-нибудь приклею, со своим Зиной сидеть будешь полжизни! Понял все, рыжий!?
Но торские качки не успокоились. Леонид заметил их машину у детсада, откуда забирал жену с сыном. Это его встревожило. Затем они довели его до дома, но когда Голод решил с ними разобраться, и выскочил из машины, то синяя девятка с транзитными номерами резко сорвалась с места, и скрылась из виду.
Этим же вечером ему позвонили.
— Слушай, прапор, ты что, самый честный у нас в стране? — Интонации голоса говорившего была снисходительной. — Тебе хороший бабляк предложили, а ты морду воротишь, как будто в кладовке брюликов, как тараканов.
— Че тебе надо, козел? — Голод говорил нарочно грубо.
— Да все тоже. Не хочешь по-хорошему, будет по-другому. У тебя жена молодая, да с «икрой», сын совсем малек. Смотри.
Голос замолк, а Леониду стало совсем нехорошо. Он положил трубку, в полголоса выругался. После короткого раздумья он решил позвонить Астафьеву.
— Юрий, здравствуй. Это Голод.
— А, привет, Лень. Как дела?
— Да хреново. К тебе торская братва с разными интересными предложениями не обращались?
— Это по поводу этих, с трассы?
— Ну да.
— Нет, а что?
— Значит, решили одного меня напрячь. Требуют, чтобы я отказался от показаний против их бригадира.
— Да ты что!
— Вот так. Ты сможешь сейчас ко мне подъехать?
— Запросто.
Минут через пятнадцать Юрий постучал в дверь квартиры Леонида. Тот открыл дверь, молча показал рукой, чтобы поздний гость проходил на кухню. Тут же послышался женский голос.
— Лень, кто там?
— Сослуживец. Ты спи, не жди меня.
На кухне Голод первым делом достал бутылку водки, нарезанные огурцы и колбаса уже стояли на столе.
— Давай выпьем, — предложил хозяин. Только после первой рюмки он рассказал Астафьеву обо всех предложениях торских качков.
— Да, интересно, почему они тебе это предложили, а не мне или Иванычу? — спросил Юрий.
Голод решил эту загадку просто.
— А потому, что я единственный видел этот обрез в его руках. Ты же его не видел?
— Нет.
— А остальные тем более. Мазуров видел только вспышки, Кошкин вообще в это время бегал где-то еще за КамАЗом. Они хотят, чтобы я показал, что оружие было только у этого, которого ты по башке приласкал. Если так, то они свалят все на этого твоего мужичка с наганом, и все. Он получит лет пятнадцать, они — условно.
— Да, круто они стоят за этого самого Зину. И что же нам теперь делать? Руководству сообщать будешь?
— Придется, только вот семью надо сначала куда-то отправить.
— Что боишься, что будут жену напрягать?
— Не только боюсь, знаю. Уже предупредили, вон, по телефону.
— Как думаешь, они тебя постоянно пасут?
— Вот этого я не знаю. Но, мне не понравилось, как они на хвост мне сели.
— Что, напрягает?
— Да, не в том дело. Они пасли меня до детского сада, а около дома свернули в сторону. Значит — они знали, где я живу. Убедились, что я приехал домой, и убрались. Кроме того, еще есть совсем хреновая вещь. Этот, который звонил по телефону, знает, что у меня жена в положении.
— И что тут такого? — не понял Юрий.
— А то, что по ней еще этого не видно. У ней срок всего три месяца. Прикинь, как они хорошо копнули?!
Он налил еще рюмку. В это время на кухню вошла невысокая женщина в халате. Она была достаточно миловидна, Юрий сразу понял, что Леня гораздо старше Веры. Беременность ее действительно не была еще заметна.
— Ой, что же вы всухомятку водку пьете. Давайте я вам борща согрею, — озаботилась Вера.
Несмотря на все возражения мужчин, Вера все же разогрела им борщ. А потом Леонид обнял ее за талию и спросил: — Верунчик, ты как, чтобы к маме с папой съездить, проведать?
— Чего это? — удивилась та.
— Ну, а ты разве, не соскучилась по ним?
— Соскучилась, но я ведь вот только, на той неделе от них вернулась?
— Ну, надо тебе уехать, Вера, надо.
Вот теперь она встревожилась.
— Что, тебе они тоже звонили?
Голод напрягся.
— Что значит тоже? Кто тебе звонил?
— Не знаю кто, но позавчера днем нам позвонили по телефону, спросили тебя, и голос был такой неприятный. Я ему сказала, что ты на службе. А этот потом начал какую-то чушь нести, говорил, что тебе новую машину надо покупать, а то с двумя детьми трудно будет на «копейке».
— Он угрожал тебе? — спросил Леонид.
— Нет, просто попросил, чтобы я уговорила тебя быть сговорчивым.
— Что ж ты мне ничего не сказала! — взорвался Голод.
Но и у Веры были свои аргументы.
— Не кричи на меня! Да, ты вспомни, какой вчера пришел с похорон дядьки! Еле до кровати дошел. А потом ты опять ушел на сутки. Да, еще вчера кто-то в дверь звонил. Я подошла, спросила: "Кто?" Молчок. Мне как-то не по себе стало. Надо нам дверной глазок в дверь врезать.
— Да, это точно.