Вторая церемония предназначалась специально для Небесного дара. Все домашние сбились с ног, готовя разные предметы, из которых он выберет один, свидетельствующий о его будущем. Кормилица боялась, что схватит он что-нибудь неподходящее, и все тогда решат, что это из-за молока, что она сама никуда не годна. Тигренок, напротив, надеялся, что хозяйка проявит справедливость и положит среди предметов подаренную им погремушку. Он считал, что если ребенок не схватит игрушку, то это просто не ребенок, а оборотень. Но госпожа не могла проявить справедливости: она уже давно договорилась с тетушкой Лю о вещах, которые должны были проверить Небесного дара.

Особые надежды госпожа Ню возлагала на маленькую медную печать, которая досталась ей в наследство от отца. Хотя это была личная печатка, она несколько походила на те, что использовались в чиновничьих управлениях. Госпожа очень ценила этот символ высокого положения и власти, поэтому тетушка Лю посоветовала водворить ее на самое видное место, а на ручку печати, сделанную в форме льва, повязать красивый бантик, чтобы привлечь внимание Небесного дара. Далее шли кисть и книжечка. Они не могли привести к власти так же быстро, как печать, но все-таки были желанны, потому что без письменных принадлежностей чиновник немыслим, хотя это и более кружной путь. Затем шла большая медная монета, каких не чеканили уже со времен императора Сянь-фэна, то есть с середины девятнадцатого века. Эта монета была данью господину Ню, который ценил деньги выше, чем должности. Поскольку Небесный дар считался совместным произведением господ Ню, приходилось ублажать и главу семьи.

Но в данный момент глава семьи превыше всего ценил подсоленную лапшу. Он с удовольствием положил бы среди предметов, предназначенных Небесному дару, столовую ложку, считая, что если человек может поесть, значит, он живет неплохо. Однако предложения насчет ложки он так и не выдвинул, поскольку подумал, что чем меньше ты общаешься с женой, тем лучше переваривается у тебя подсоленная лапша. Этот человек давно принес свои идеалы в жертву желудку.

Кормилица тем более не имела права голоса. Тигренок тихонько разузнал у тетушки Лю, какие предметы приготовлены, и погрустнел. Это уж слишком несправедливо! Чем, например, погремушка хуже медной монеты? Но у него был свой способ.

Стоял удивительно красивый осенний день, по далекому голубому небу летали последние ласточки, в воздухе плыл аромат цветов, кричали полуденные петухи. И ровно в полдень началась церемония хватания предметов. Тетушка Лю разложила высочайше одобренные вещи на медном подносе и попросила госпожу кинуть на них последний взгляд. Кормилица поднесла Небесного дара. Личико его было вытянуто, как будто в первой годовщине нет ничего радостного. Брови и ресницы за последние месяцы стали погуще, но нос вздернулся еще выше, явно не соответствуя торжественной атмосфере.

Господин Ню, вопреки старинному идеалу осенней бодрости, уже громко посапывал на постели, оберегая животик с тремя мисками подсоленной лапши. Когда Тигренок попытался разбудить его, чтобы позвать на церемонию, хозяин буркнул что-то невразумительное (кажется, потребовав еще рассолу) и продолжал спать.

Тигренок вернулся и доложил:

— Хозяин спит. Давайте я заменю его!

— Ты что, с ума сошел?! — возмутилась госпожа. Тигренок опешил. Он не мог понять, что плохого он сказал и почему его сочли сумасшедшим. Это были, пожалуй, самые сложные вопросы на свете. Но он не ушел из комнаты, а остался стоять, засунув руки в карманы куртки. Госпожа, к счастью, не прогоняла его.

Тетушка Лю, подыгрывая госпоже, уговаривала Небесного дара:

— Ну возьми же вон ту печатку, золотце! Смотри, какой у нее красивый бантик!

Небесный дар взглянул на поднос, протянул ручонку, но тут же отдернул ее и засунул большой палец в рот, как будто решив подумать. Затем вынул палец, повертел им перед носом, видимо, пришел к выводу, что палец с правой руки не подходит, и начал сосать палец левой руки. Потом стал ковырять указательным пальцем за зубиком, словно там что-то застряло. Атмосфера в комнате накалилась.

Кормилица поднесла ребенка прямо к подносу и зашелестела своими тонкими губами, как порванная оконная бумага под ветром:

— Ну бери, бери же!

Небесный дар повернулся, увидел на столе какую-то бутылочку и заинтересовался ею, указывая на нее пальцем. Поднос по-прежнему не волновал его.

Тетушка Лю в нетерпении взяла ребенка за руку и уже хотела протянуть ее к подносу, но хозяйка с нарочитым спокойствием остановила свою помощницу:

— Подожди, пусть сам выберет!

Внезапно Тигренок кашлянул. Вообще-то он не собирался подавать голоса, но, видимо, у него запершило в горле. Младенец повернулся на звук и радостно потянулся к Тигренку. Тот уже не мог выдержать: достал погремушку, которую прятал в кармане, и несколько раз тряхнул ею. Небесный дар заразительно рассмеялся, сверкнул глазенками, рванулся к погремушке, схватил ее обеими руками. Ему была нужна игрушка!

Госпожа Ню хотела отобрать ее, но не успела — Небесный дар уже весело тряс погремушкой. Госпоже оставалось только с жалобным видом воззриться на Тигренка:

— Погремушка?! Что же она означает?

— Что означает? — задумался Тигренок. — Что он любит играть.

Один, два, три года — для вечности это пустяки, а какой-нибудь котенок, щенок, деревце или маленький человечек тем временем подрастают, ведя свой счет в книге вечности. Небесному дару исполнилось три года, и это был уже довольно солидный возраст. Он позднее других детой начал говорить, ходить и отказался от груди, но все, что полагалось для трех лет, в общем, имел. Только с бровями у него было не очень густо.

Дожить до трех лет — не так уж просто. Иногда совершенствуешься изо всех сил, а какие-то внешние обстоятельства возьмут и ослепят тебя на один глаз, или разобьют тебе голову, или вообще погубят тебя. Поэтому, кроме склонности к самоусовершенствованию, нужно обладать особой мудростью, чтобы не столкнуться с внешними обстоятельствами лоб в лоб, как два быка или два поезда. Небесный дар прожил три года и заслуживал за это уважения.

Энтузиазм госпожи Ню распространился не только на ноги Небесного дара, которые от долгого пеленания плохо держали его, но и на его брови. Она брила эти несчастные брови уже много раз, однако проблема все не решалась. Напротив, была опасность, что на месте бровей образуется дырка, через которую улетучится весь ум ребенка. Для тетушки Лю проблема решалась очень просто: раз госпожа считает необходимым брить, значит, надо брить. Отрастут после этого брови или нет — личное дело Небесного дара.

В общем, бритва все время маячила у него перед глазами, и он то и дело рисковал остаться без носа. Небесный дар был вынужден притвориться, будто он идет на это ради матери. Уступки — основа жизненной философии. Если хочешь быть собакой, нужно хоть немного походить на собаку; если человеком — нужно иметь брови, причем не какие-нибудь, а непременно смотрящие концами вниз, точно перевернутые серпики луны. Это вовсе не личная проблема, зависящая от своего произвола.

Кроме бровей, нужны еще волосы на голове. Тут у Небесного дара дело обстояло ничуть не лучше, особенно на плоском затылке. Голову тоже пришлось брить, а что может быть противнее бритья головы? Первым делом тебя обдают водой, как задыхающуюся рыбу, потом хватают за шею — так, что ты не можешь ни шевельнуться, ни чихнуть. Иногда даже берут за ухо, а ты сидишь, словно мертвец, и не сопротивляешься, будто голова тебе и не принадлежит. Стоит шелохнуться, как тебе отрежут кусок кожи, да еще скажут, что ты сам виноват. Бреют один раз, потом второй, пока голова не превратится в блестящий мяч. После бритья кожа болит, а взглянешь в зеркало — совсем расстроишься: это даже не мяч, а какая-то ощипанная курица, сущее издевательство над чувством прекрасного. Кожа становится синей, а у Небесного дара даже серо-синей, да еще с белой полосой. После этого просто невозможно уважать себя.