— Ах, какой толстенький, какой красивый! Счастье прямо на лице написано!

Небесного дара окружили уже семь или восемь женщин. Почти все они курили, громко переговаривались, восхваляли достоинства младенца и его приданого. Температура в комнате поднялась, по крайней мере, на десять градусов, новые гости прибывали, но старые не желали уступать свои места. Некоторые просто уселись вокруг ребенка, изображая его верных хранительниц. Небесный дар страдал от шума и духоты, не мог больше уснуть и недоуменно моргал глазенками. Это привело зрительниц в еще больший восторг:

— О, какие большие глаза! Да он уже все понимает! Мужчины, за исключением близких родственников, были лишены права лицезреть ребенка вблизи и собрались в боковых комнатах в ожидании выпивки. Господин Ню приглашал гостей совсем не так, как его жена. У него никогда не было ни определенного плана, ни заготовленных слов, но в то же время он чувствовал, что не говорить ни слова неудобно. Сначала он долго вертел своим круглым улыбающимся личиком, потом так же долго кивал и наконец выдавливал из себя:

— Очень рад вам. Курите, пожалуйста!

От натуги лоб у него покрывался испариной, и тогда он говорил:

— Уж осень на дворе, а как жарко… Все возражали ему:

— Это у вас не от жары, а от счастья!

Он громко смеялся. Тигренок, следовавший за ним по пятам, при словах «Курите, пожалуйста!» немедленно протягивал гостю сигареты. Налить чаю он ни за что не догадался бы, потому что хозяин не говорил об этом. Здесь, в боковых комнатах, культуры было гораздо меньше, чем в центральной. Госпожа Ню знала, что эти «картофелины» собрались только для того, чтобы выпить и закусить, поэтому первым делом велела подавать еду мужчинам.

Угощение получилось совсем недурным. Все лавочники, временно отбросив разговоры о торговле, начали усердно напиваться и насыщаться. Потом, откинувшись на стульях, стали ковырять в зубах зубочистками и вытирать потные головы горячими мокрыми полотенцами, которые подали на специальной доске. Вытерев до блеска лысины, взялись за трубки и сигареты. Двое или трое гостей уже тихонечко улизнули.

За женскими столами все было не так просто. Каждое блюдо ели чуть ли не целый час — этого требовала воспитанность, как считала госпожа Ню. Но одна вещь ее беспокоила: с некоторых столов до нее доносились перешептывания, явно невыгодные для Небесного дара. Воздух в комнате, казалось, посинел и сгустился, в нем плавал знак вопроса. Хозяйка подходила то к одному столу, то к другому и видела плоские губы барышни Чжан, которые шептали «подкидыш», а Ли Третья зловеще кивала головой. Как бы ты ни врал таким людям, они непременно до всего дознаются, особенно если они из обиженных.

Госпожа Ню буквально носом чуяла, как в комнате повеяло холодом; этот холод заставил ее содрогнуться, словно на нее направили электрический вентилятор. Она знала, что муж ее — простак и, если эти бабы возьмут его в оборот, он обязательно проболтается. Надо подкупить их: подкуп — самое эффективное средство в Поднебесной. Когда ешь мясо, нужно давать окружающим попробовать хотя бы косточку. Успех героя целиком зависит от умения разбрасывать кости, иначе он пропустит мякоть и не удовлетворит собственного эгоизма. А если кость брошена, наверняка найдутся желающие признать себя собаками и подхватить ее.

Госпожа Ню мучительно размышляла: что же им дать, этим сплетницам, или что сказать, чтобы разъединить их, а йотом обрабатывать по одной? Первым делом раздать красные яйца. Поскольку они символизируют благополучие, это будет предлогом, чтобы добавить к ним что-нибудь более увесистое, и тогда их души потеплеют.

Усилия госпожи Ню возымели действие. После обеда многие не захотели уходить и остались ждать ужина. Но хозяйка знала, что стоит гостьям выйти за ворота, как их души снова похолодеют, несмотря на все ласковые слова, сказанные при прощании. Проводив гостей, она тяжело вздохнула и подумала, что победила только наполовину. Спросила мужа, не заметил ли он чего-нибудь неладного. Господин Ню недоуменно почесал в затылке и ответил, что наелись все вроде бы досыта, а во всяких тонкостях он не разбирается. Жена осталась удовлетворена этим, потому что решила в случае чего свалить вину на мужа. Она не учла, что все знали о простодушии господина Ню, а ее как раз считали Чжугэ Ляном[6]. Умный человек нередко страдает подобным недостатком, недооценивая проницательность окружающих и принимая свои слабости за признаки величия.

Как бы там ни было, а существование Небесного дара теперь стало общепризнанным. После того как гости унесли с собой крашеные яйца и приложения к ним, он уже не мог незаметно расстаться с жизнью, даже если бы захотел.

Праздник первого месяца тоже прошел. Его полагалось отмечать еще более торжественно, чем первые три дня, но на сей раз госпожа Ню не очень усердствовала, так как считала, что уже заткнула рты всем, кому надо. На самом же деле рты отнюдь не бездействовали, из них текло, как из гнилых персиков.

И хотя Небесный дар абсолютно никого не задевал, его репутация становилась день ото дня все хуже. Только человек с самого рождения может снискать себе дурную славу — я никогда не видел новорожденного щенка или поросенка с плохой репутацией.

«Но что бы люди ни болтали, — думала госпожа Ню, — хорошо, что я взяла подкидыша, а не младенца от родственников. Чужой ребенок, когда вырастет, будет по крайней мере меньше возжаться с этими родственниками, да и они будут поменьше внимания на него обращать!» Последнее предположение, в общем, оправдалось, отчасти из-за этого празднование первого месяца прошло тише, чем обычно. Но внимание на ребенка все-таки обращали, это причиняло известные хлопоты. Быть героем совсем не легко.

Трудностей у Небесного дара все же было немало. Согласно представлениям кормилицы Цзи, младенца следовало класть в мешок с песком или отрубями. Так растили детей в деревне, откуда вышла кормилица. Некоторые не хотели жить в этих мешках и умирали — ну что ж, по крайней мере хлопот меньше. Небесный дар рос в семье чиновницы, поэтому был избавлен от песка и отрубей, но зато его туго пеленали — совсем как солдатские икры обмотками. Госпожа Ню полагала, что тогда ноги у него не будут колесом, а в результате они оказались перекрученными, так что он никогда не мог по-человечески пробежать стометровку. Непродуманные благие намерения делают людей инвалидами.

Поскольку руками и ногами он не мог шевельнуть, оставалось упражнять свое тело плачем. Но это тоже не позволялось: при каждом звуке его рот мигом затыкали грудью, так что плач превращался в хрюканье, как у истомленного поросенка. Во-первых, ребенок не должен плакать, а во-вторых, незачем беречь молоко кормилицы: госпожа Ню никогда не упускала того, что. ей принадлежит. Плач истощает силы ребенка, а экономия на уже оплаченном молоке не может быть оправдана никакими экономическими теориями. Госпожа вроде бы понимала, что ребенку в надлежащее время полезно поплакать, но, когда она видела набухшие груди кормилицы и вспоминала о ее месячном жалованье, она невольно вскрикивала:

— Цзи, дай ему скорей пососать!

Деньги могут заставить человека не только говорить, но и молчать, как Небесного дара, — в этом нельзя винить одну госпожу Ню.

Итак, руками и ногами шевелить нельзя, звуков издавать тоже, поэтому у Небесного дара остался единственный способ для демонстрации своей активности — класть кучки. Но и тут надо было знать, на кого нарвешься, потому что госпожа Ню ради таких случаев давно приготовила разных крепительных и слабительных: «драконовы пилюли», «горсть золота», «семь жемчужин», «волшебная киноварь» и еще бог знает что. Чуть ребеночек заболеет — и все в него вливается! Так что по-настоящему единственным способом сопротивления для Небесного дара осталось непротивление. Лежать и крутить глазами оказалось гораздо лучше, чем активно демонстрировать свое недовольство.