На следующее утро Хурнен выдал мне кусок сушенного мяса и немного хлеба на дорогу. Он задумчиво поглядел на меня и сказал: "Слышал я когда-то от деда моего, что в твоем Заллибаре есть какие-то люди, что умеют воскрешать словами давно умершее и воодушевлять человеческое сердце. Я не знаю, зовутся ли они "историками", как ты говоришь, или по-другому, но ты схож на такого человека..." Он спросил меня, куда я держу путь. Название "Грюнедаль" ничего ему не говорило, а о странах Букнерек и Сууар он знал только понаслышке. Хурнен уважительно посмотрел на меня и объяснил мне как обойти зараженный Занем стороной: "Учти, добрый человек, не все на заставах, такие как моя... есть разные люди. Ты ничего плохого не делаешь и тебе не нужно идти в проклятый землей Занем (при этих словах он сплюнул на землю), но лучше тебе не попадаться нашим заставам. Вряд ли они удовлетворятся твоим дивным ремеслом, да и не хватит у тебя голоса ублажать всех служивых... Вот тебе добрый совет и ступай себе стороной." Кальберетцы пожелали мне удачи и поспешил в сторону, указанную мне начальником заставы. Не успело подняться солнце, как застава осталась у меня далеко позади. "Эти люди, - подумал я, - могли задержать меня и доставить в Кальберет, но они так не сделали, хотя они не знают ничего об исторической науке и, похоже, никогда не видели человека моего сана. Значит, это уже край Изученного мира и отсюда начинаются дикие земли, не знающие закона и Истории..." Мысль эта мне не понравилась (я еще помнил грубую хватку стражников и то чувство ошеломления, которое охватило меня, когда стражники проигнорировали слово "историк" - вещь, неслыханная для Изученного мира). Но, с другой стороны, близок был заветный дикий мир, в глубине которой находился странный город Грюнедаль - место моим поисков и моих надежд...

Памятуя совет Хурнена, я старался обходить стороной все встречавшиеся мне заставы кальберетцев, - их я насчитал больше сорока. Мне приходилось днем прятаться в кустарниках, а ночью ужом ползти по еще сырой земле. Я боялся застудить внутренности, но все, слава Истории, обошлось. Я настолько удалился от моего первоначального маршрута, что вышел совсем не в том месте, где рассчитывал. Тогда в сердцах я тоже помянул несчастную страну Занем, - хотя она ни в чем не была виновата. Жестокость стражников Кальберета отталкивает, но она необходима, - если бы не это, кто знает, сколько бы сообществ и городов постигла судьба Занема?.. Историки предпочитают в таких случаях не говорить слово "судьба" - имя темного божества неграмотного простонародья. Они говорят "историческая закономерность", а в случае властей Кальберета - "изменение исторического потока", "направление движения Истории в новое русло". "Но по сути это одно и то же", - решил я, тем самым совершив нарушение еще одного обета - обета чистоты Изучения, который предписывает не использовать для интерпретаций и созидания неисторических методов и понятий. Но я остался равнодушным к собственному кощунству. Я давно уже не был историком, принятым в Изученном мире...

К началу лета я вышел в совершенно незнакомое для меня место. Перед моим взором расстилалась невиданная пустыня. Ослепительной белезны дюны, горящее солнце в зените, дрожащая дымка в воздухе парализовали меня. Мои планы достижения странного города Грюнедаль пришлось пересмотреть: я не знал как преодолеть неожиданную пустыню, не имея запасов воды. Мысль о возвращении, что овладела за несколько секунд моим разумом, - я отбросил как нерациональную. Снова возвращаться к границам Занема и заставам кальберетцев? Возможно, страшная болезнь уже перекинулась через границы и теперь пожинает обильную человеческую жатву - мне не улыбалась умереть в чужой стране после мучительной агонии... Ждать торгового каравана, чтобы присоединиться к нему и так преодолеть пустыню? Эта мысль несостоятельна: на пути от Хохерена я ни разу не встретил торгового каравана или даже отдельного торговца. Причину столь непонятного явления (все просторы Изученного мира буквально бороздили сотни таких караванов) я нашел очень быстро: большая отдаленность от торговых центров и полная неизвестность, которая не способствует, как известно, успешной торговле. Значит, скорее всего, я не дождусь гипотетического каравана, идущего через в пустыню. "Что же мне делать?" - спросил я у песков, пышущих зноем. Мне оставалось только идти вперед, отбросил мысли о вероятной гибели - смерти от жажды и палящего солнца. Будучи в раздумьях, я неожиданно вспомнил: в "Южных хрониках" упоминалась некая пустыня, лежащая к юго-востоку от Хохерена. Великий Перинан не осмелился преодолевать пустыню, разумно решив, что на ее просторах вряд ли обитает какое-либо человеческое племя. Здесь нет поселений и сообществ людей, а значит, здесь нет Истории. Это место природного хаоса - первичного Нечто, не упорядоченного, не преобразованного историческим потоком. Теперь это место Хаоса я буду покорять, надеясь увидеть, может, давно несуществующий город Грюнедаль...

Я невесело рассмеялся и направился в пустыню. Ноги мои обжигали пески. В них они вязли, поднимая маленькие облака раскаленной пыли. С непривычки я несколько раз упал. Затем, сплевывая песок, набравшийся мне в рот, я приноровился идти по этой неверной почве. Солнце пекло мне на голову и я не находил взглядом ничего такого, чтобы оно нарушало белесое однообразие. Вскоре я понял, что идти лучше ночью, а не днем, - и прохладнее, и солнце не слепит. Так и я стал делать: днем зарывался в песок, который в глубине был чуть влажным и прохладным. Как только неумолимое солнце начинало клониться к горизонту, я выбирался из своей "норы", отряхивался как собака, вычищал от песка уши, рот, глаза, и шел дальше. Сначала я не верил, что ночами мне удастся преодолевать большие пространства - темнота пугала меня и вселяла в мою душу стойкое недоверие к этому краю. Но все обошлось: ночи здесь были безоблачными, ярко светила луна и по всему небу искрились многочисленные звезды. Все пространство из белесого превращалось в посеребренное, тихо мерцающее от выпавшей росы и матовое ближе к рассвету. Мои ноги приучились ходить по песку и теперь я при быстрой ходьбе почти не поднимал пыли. В пути по пустыне я много размышлял об мире, меня окружающем. Сама безлюдность, безжизненность (иногда мне казалось, что я единственное живое существо на всем свете, но я от этого перестал пугаться и ежиться), тишина пустыни наводили меня больше на философскую созерцательность, чем на создание жестко-логических конструкций. Эмоциональность и чувственность выветрилась вместе с потом, - она была выжжена солнцем и горячим песком, выдута пыльными ветрами. Я стал чем-то похожим странным растениям, то там, то здесь встречавшимся мне на пути, спутанным сухим веткам, образующим неопрятные шары, что гнал ветер и они забавно подпрыгивали, перед тем как исчезнуть за следующим барханом. Так же гнал меня ветер исканий, как эти невесомые шары...

В моих странствиях по пустыне (я не знал четкой ориентации, а по звездам не умел определять свое местоположение), со мной приключались разные случаи. Иногда они были забавные, иногда намного опаснее, чем я их воспринимал сначала. Однажды мою "нору" замело горячим песком - в пустыне поднялась пыльная буря, поглотившая небо и все пространство. Я по привычке спал, зарывшись по горло в песок, лишь только голова лежала в своеобразной ямке, чьим стенкам не давала осыпаться моя верхняя одежда, укрепленная камнями (их я носил с собой). Чувствуя, что задыхаюсь, я стал просыпаться. И тогда я сильно испугался: вокруг была одна ревущая душная тьма. Я стал бороться - везде вокруг меня был один песок. Я закричал и вылез из под молодого песчаного пласта. Но лучше мне было не вылазить. Кругом творилось такое светопреставление, что я горько пожалел о том, что забрел в эту пустыню. Ревел ветер, везде колыхалась поднятая им взвесь песка и пыли, дышать было нечем, лицо и руки обжигало колючими струями. Мне не оставалось ничего другого, как опять упасть на землю и закутаться с головой в одежду. Я не мог спать, - не хватало воздуха и в ушах стоял звенящий отчаянный крик пустыни. Неизвестно, сколько времени прошло, - ночь, сутки, трое суток, - пока буря утихла. Я был настолько обессилен, что заснул под свеже наметенным песчаным "одеялом"... Камни сослужили мне и другой службу: однажды, у выгоревшего пучка каких-то растений на меня бросилась змея. Я бросил камень с такой силой, что перебил ей хребет и она, отчаянно шипя, беспомощно забилась около моих ног. Вторым камнем я размножил ей голову. Что я потом сделал? Съел убитую змею, - у меня давно закончилась пища и я был страшно голоден. Мясо змеи было жестким и совершенно невкусным, но оно спасло меня от голодной смерти. Голова (я побоялся яда, содержащегося в железах) осталась валяться, как и шкура у неизвестного мне растения... Однажды, когда я спал, ко мне заполз скорпион. Из-за всех сил я сдерживался, чтобы не стряхнуть его, - боялся, что он успеет меня ужалить. Скорпион деловито исследовал все мое тело (в эти мгновения я покрылся холодной испариной), не нашел ничего для себя интересного и уполз по своим делам. Только тогда я перевел дух... Случилась со мной и галлюцинация, мираж, порожденный знойной дымкой. Кому-нибудь пригрезился бы водоем или зеленый оазис, полный плодов и упоительной свежей тени, но мне... Я увидел высокие белые башни, причудливой формы архитектурные сооружения, знамя, бьющееся на ветру где-то очень высоко, у самого солнца. "Грюнедаль!" - вскрикнуло мое затуманенное сознание. Ничего не понимая, я ринулся навстречу чудесному городу, забыв обо всем на свете. Не знаю, сколько я пробежал, раскидывая желтые волны. Наверное, много, прежде чем странный город, чудесным образом сказавшийся так близко от меня, задрожал и растворился в предательском воздухе. Знамя оказалось высоко парящей птицей. Не было никакого города Грюнедаль. Был только мираж, что сыграл на моих надеждах и заблуждениях. Ах, если бы это оказалось так, и то место, которое я так долго ищу, - было уже здесь!.. Впервые за долгие дни я горько посетовал на свою жизнь парящей птице. Но птица не заинтересовалась моими стенаниями, - она выискивала спокойным взором питательную падаль. Я же пока не был падалью...