Ромео (шепотом): Об этом даже думать нельзя!

Шекспир (шепотом): Правильно, надо не думать, а действовать, сэр! Быстро, пока солнце не закатилось. (Вынимает красный пузырек) Вот!

Ромео (в ужасе): Что это?

Шекспир: Как раз то, что тебе нужно. "Напиток веселый, острый и приятный".

Ромео: Откуда это у вас?

Шекспир: От "Ричарда 3-го" осталось. Перед финалом я обычно беру себе парочку. Бери, бери, не бойся!

Ромео (Берет нерешительно): А где инструкция?

Шекспир: Есть. (Читает надпись на пузырьке): Капните каплю в любой напиток, выпейте до конца и душа ваша улетит к небу.

Ромео: Это не про меня...

Шекспир: Это мне известно, сэр! Вестник несчастья скажет вам: "Ужасное случилось нынче ночью!"

Ромео: Вы знаете, я вас начинаю побаиваться.

Шекспир: Я на погибель вашу пришел, а не на славу!

Ромео: Нет, я боюсь....

Шекспир: Не дайте же страху затмить все ваши чувства, милорд! .

"В сторону": Этим ядом я завершу свою миссию. Я верну эту пьесу к ее правильному концу, который эти двое самовольно изменили. Их смерть покой мне принесет. Batter later than spatter! (К Ромео) Влейте этот яд, сэр, в глотку вашей достопочтненнейшей супруги! До последней капли! Жаль оставлять хоть каплю!

Ромео (совершенно испуганный): Но... ведь она - мать моей дочери...

Шекспир: Крепитесь! Кто отец - вот вопрос!

Ромео: Слушайте, Вилли, вы выглядите просто чудовищем.

Шекспир (ядовито): Нет, не я чудовище, а кровожадная публика, охочая до убийств и кровопролития. Она пожирает глазами каждое убийство, как горячие пирожки, свежесть которых охраняет королевская стража!

(Ромео убегает в страхе. Сцена темнеет. Свет концентрируется на Шекспире, что обращается к публике):

37 пьес вышли из под моего пера и трупов в них более 600. Однако не думайте, что я сожалею хоть об одном из погибших. Я убил их одним росчерком пера на потеху толпы, которая не понимает и не желает ничего, кроме драк, скандалов и убийств, и все это в виде пантомимы. Сказать по правде, немало драгоценного времени прошло, прежде чем я понял, что сцену надо превращать в кладбище и я начал убивать своих героев одного за другим. Именно это принесло мне славу великого драматурга. Так знайте же, синьор Монтекки, и все его коллеги- актреы, что ваш удел - умереть на сцене неестественной смертью , в жутких судорогах. Ибо нет ничего, производящего на публику большее впечатление, чем зрелище убийства и долгого умирания героя на сцене, актеров их ничего не ограничивает в показе процесса умирания. Они, умирая, издают страшные звуки, молотят руками воздух в предсмертных судорогах, и все это лишь для того, чтобы удовлетворить низменниые инстинкты нескольких почтенных зрителей. Попытайтесь в меру ваших сил выглядеть психованными или бесчеловечными - публика это любит- пьяницами, инвалидами, жестокими секс-маньяками, ибо лишь эти качества действующих лиц привлекали и будут привлекать публику , а не халтурный показ страстей. Людям хотят видеть самую отвратительную карикатуру на самих себя. Кроме того, попытайтесь привить себе свинский характер речи, наполнить сцену мерзкими словами, взятыми с рыночной помойки. Вот что любит публика. И вам будут обеспечены комплименты уважаемых и почетных идиотов, пишущих бессодержательную критику, и бурные апплодисменты публики. Ибо неизвестно, кто более презираем - тот, кто жалуется на свою судьбу на подмостках или тот, кто это делает в зале. Сегодня представление о людях перевернулось с ног на голову и в зале и на сцене - красота стала уродством, а уродство - красотой. Может, я вынужден продолжать работать в устаревшем стиле, ибо у меня нет способностей быстро приспосабливаться сообразно меняющимся обстоятельствам. Я, в меру своих скромных сил, постараюсь вам показать, как мне удалось завоевать в конце концов сердца публики, посеять в ней страх и напряжение при помощи моих хитроумных построений и словесных конструкций. Я все сделаю сам.

(Шекспир надевает исповедальное покрывало Джульетты. На сцене полумрак. Вечер)

Шекспир (громко): Гремите, молнии! (Гром, молнии), вздрагивай, земля! Пусть бушует море (шум прибоя)! Часы пробили 12. (Бьют часы) Бейте в барабары (барабаны). Джульетта! Джульетта!

Джульетта (вылазит из ванной на четвереньках с ведром и тряпкой - моет пол): Кто это?

Шекспир: "Я - дух родного твоего отца!"

Джульетта: Ну?

Шекспир: Я дух родного твоего отца,

На некий срок скитаться осужденный

Ночной порой, а днем гореть в огне,

Пока мои земные окаянства

Не выгорят дотла. Мне не дано

Касаться тайн моей тюрьмы. А то бы

От слов легчайших повести моей

Зашлась душа твоя и кровь застыла,

Глаза, как звезды, вышли из орбит

И кудри отделились друг от друга,

Поднявши дыбом каждый волосок,

Как иглы на взбешенном дикобразе.

Но вечность - звук не для земных ушей.

О, слушай, слушай, слушай!..

(Пер. Пастернака)

Джульетта: Хорошо. Так тебе и надо. (Чихает)

Шекспир: На здоровье! Но я здесь при чем? Ведь не я женил тебя на этом дегенерате.

Джульетта (продолжает мыть пол): Извините, немного внимания, немного такта и можно было бы меня удержать от погружения во все это дерьмо.

Шекспир:Не спорь со мной, дочь моя, я должен передать тебе известие.

Джульетта: Ну, только быстро, времени нет.

Шекспир: Джульетта, ты должна избавиться от Ромео!

Джульетта: Привет! С чего это вдруг?

Шекспир: Он гомик.

Джульетта: Кто?

Шекспир: Папашка.

Джульетта: Нет, серьезно? Ну, это ты загнул.

Шекспир: Да еще как! Ты что, забыла, как он дефилировал под ручку с дружком в роще сикомор? Меркуцио! Беневоли! Еще не хватало, чтобы они прямо на сцене...Кроме этого, замечу, что Беневоли был красивый. (другим тоном) чувства наши сильны и сердца бьются в унисон... Короче - гомик.

Джульетта: Прекрати! Я уверена, что ты преувеличиваешь как всегда. Папашка, он ...ну максимум... немножко бисексуал.

Шекспир: Пусть так. А что это?

Джульетта: Ну, двухсторонний, пассивный и активный. Тот, кто и тот, кого.

Шекспир: Странно!

Джульетта: Он по сути , даже не би- а три-сексуал, с этой Лизой...

Шекспир: Ага - тот, кто; тот, кому и тот, кого.

Джульетта: Ну, поняли (двигает его ноги, моет под ними) Ну, все?

Шекспир: Нет, дочь моя. Я должне всего лишь выполнить формальную миссию. На меня возложена задача устранить вашего мужа с максимальной эффективностью, ибо ваша богачка -мамаша полетела со всех лестниц и присоединилась ко мне.

Джульетта: Упокой, Господи, ее душу! Не ходи мне по мокрому!

Шекспир: Извините. Убери своего супруга , дочь моя, устрани его со своего пути! Меня мучает мысль о том, что этот идиот станет моим наследником. Неужели вся недвижимость достанется этому Ромео? (орет во гневе) Все царство для коня?

Джульетта (вскипает): А как же "Не убий!"?

Шекспир: Извините...

Джульетта: А чего это ты только сейчас приперся? 30 лет молчал как рыба, и тут вдруг - на тебе, явился! С чего бы это ты сейчас вдруг стал так обо мне заботиться, а! У меня свои методы есть (проверяет свой пузырек). Я, слава Богу, справлялась без тебя все эти годы и дальше обойдусь. Без потусторонних сил. "Джульетта, Джульетта!"

Шекспир: Джульетта, Джульетта!

Джульетта: Извини, не до тебя! Испарись, исчезни, превратись в облако, как это у вас принято, и оставь меня в покое! Спокойной ночи, сэр! (возвращается в ванную). Вы никогда не были хорошим актером, занимались лишь писаниной (выходит).

Шекспир: (стоит с несчастным видом, смущенно покашливая): Луки дома? (ввиду отсутствия ответа, направляется в комнату Лукреции) Луки! Лукреция!

Лукреция: Сейчас, дорогой! Я только переоденусь.

Шекспир (публике): Разрешите мне использвать этот краткий перерыв, чтобы поблагодарить театр ..... , который, наконец, представил живого, настоящего народного Шекспира, Шекспира, спускающегося в массы. How are you? Nice to neet you! (Идет в зал, беседует и пожимает руки зрителям).