– Извини…те, но я сейчас на работу должна идти…

– Так что ты зашла-то на две минуты? В следующий раз часа на два, а то так ничего и не узнаешь, разве ж так можно? И захвати чего-нибудь похавать, вместе чайку попьем, скучно ведь весь день травку-муравку перебирать…

Я поспешила распрощаться, в следующий раз пообещав себе, что буду смелее, и ждать под дверью не больше… скажем, пятнадцати минут, для смелости. Надо узнать побольше про Островлик. Университет меня не пугает, но для него надо поднакопить денег, ведь здесь у меня нет родственников… Но, с другой стороны, если вступительные экзамены летом, как в моем мире, то лучше и не затягивать.

Интересно, требуется ли при поступлении знание магии…

Гронкарт. Четверг, 32 мая 5374 года Наконец я решил, что пришла пора действовать. Почти полтора месяца я усиленно занимался тренировками, а если учитывать, что месяца здесь длиннее (по тридцать пять дней), то и дольше. Поэтому я прямо с раннего утра отправился в тюрьму, хотя у меня были выходные до понедельника. Но, во-первых, я не собирался ждать так долго, а во-вторых, неизвестно, можно ли будет застать начальника ближе к выходным.

– Благодарю за неплохие рабочие условия, но я пришел увольняться, – сообщил я ему, когда он наконец вышел умываться.

Шах удивленно зевнул.

– Что случилось? Мне кажется, что это хорошее место. И платим достаточно много…

Или ты намекаешь, что пришла пора повышения?

– Нет, я отправляюсь поступать на другую работу.

– Какую?

– У инквизиторов.

– Так ты не спеши, – срочно проснувшись, посоветовал начальник. – Инквизиторы могут и не взять, куда тогда пойдешь? Я просто учту, что ты можешь уйти, вот когда все уладиться, тогда и уволишься.

– Благодарю, но меня это не устраивает. Я предпочитаю все решить сейчас.

– А если тебя не возьмут?

– Тогда уеду из города. Кроме гильдии инквизиторов, в Мирограде нет ни одного заведения, в котором я желал бы работать.

У Шаха невольно вытянулось лицо:

– Я конечно знал, что моя тюрьма тебе не очень нравиться, но не настолько же!

– Меня не устраивают здешние порядки. Слишком уж мягки с заключенными. Мало правил и запретов, – сообщил я.

– Это с твоей стороны! А вот если бы ты у нас сидел, понравились бы тебе сплошные запреты?

– Да, я предпочел бы строгое заведение этому.

– Ну, как знаешь. Если передумаешь, возвращайся, а так считай себя уволенным.

Я знал, что не вернусь. Мне тяжело дались даже эти полтора месяца. Каждый раз, когда я видел нарушение режима мне приходилось сдерживаться, чтобы не поставить преступников на место, чтобы не отвести их в камеру. Разве это дело, курорт из тюрьмы устраивать?

В гильдии инквизиторов меня встретила неизменная Оля, которой очень повезло: ее взяли сразу. Хотя я бы не согласился работать секретарем.

– По какому делу? – спросила она.

– Мне нужно увидеть ответственного инквизитора. Насчет работы.

– Подожди, я спрошу главного, – вернувшись через минуту, Оля добавила. – Он свободен и ждет.

– Кстати, как его зовут, Романом? – уточнил я.

– Да.

– Здравствуйте, – сказал я, входя в кабинет. – Я уже приходил. Насчет работы в Вашей организации.

– Помню. За испытательный срок ты не совершил больших грехов. Поэтому мы можем рассмотреть твою кандидатуру. Садись.

Интересно, неужели они действительно следили за мной эти полтора месяца? Или это было сказано просто для красного словца? Однако вопросы, которые задавали инквизиторы, убедили меня в их правдивости.

Меня расспрашивали, а точнее сказать – допрашивали трое. Одним являлся сам Роман, вторым – незнакомый мне русоволосый инквизитор с пронзительными черными глазами, которые, казалось, глядят прямо в душу, а третьим… вот третий привлек мое внимание надолго. В отличие от остальных, его костюм был черным, лишь неяркий серебристый крест проступал на свету. Черным был и его длинный плащ с капюшоном, напоминающий скорее длинный халат (хотя, скажем честно, в одежде я разбираюсь не слишком хорошо). Кроме того внимание привлекали волосы, также черные, которые крупными кудрями спадали чуть ниже пояса и внимательные глаза, опять-таки черные зрачки которых выглядели неестественно… они были вертикальными, как у кошек.

Правда, разглядел я это не сразу, потому что основной фон также был черным, зрачки выделялись лишь изредка, поблескивая золотисто-красным под солнечными лучами, попадающими через занавески. "Неужели все инквизиторы черноглазые?" – с этой мыслью я взглянул на Романа. К моему облегчению, его глаза были обычного, карего цвета.

Хотя кресло было на редкость удобным, а может быть именно поэтому, я сильно нервничал, как на первом экзамене, под перекрестными взглядами этих троих.

Вопросы в основном задавал русоволосый, но порой вклинивались и Роман с черным, каждый раз заставляя меня вздрагивать. Я сам не понимал, что со мной твориться, раньше я никогда так не нервничал, даже под прицельным огнем лазеров мне было гораздо спокойней. Русоволосый расспрашивал о моем прошлом, моих умениях, достоинствах и недостатках, а Роман требовал представлять различные ситуации и делать выбор.

– Представь себе, что перед судом предстало трое грешников. Первый – убийца, на его счету восемь мирных жителей. Преступления совершались им с особой жестокостью, пять с надругательствами в крайней форме. Второй – элитный вор, работающий по богатым домам. Часто по заказу. Минимум провалов. Третий – бард, поющий революционные песни. Также в своих выступлениях он поощряет такие качества, как разврат и наркомания. Возможные приговоры: штраф, крупный штраф, тюремное заключение, пожизненное тюремное заключение, стирание памяти, смертная казнь. К чему приговорит их суд и почему?

– Смотря где, – честно пытался ответить я. – Если в том месте пропагандируют гуманность, – это слово невольно получилось с оттенком отвращения. – То, скорее всего ни смерти ни стирания не получит никто. Убийца – пожизненное, вор – заключение, а бард отделается штрафом, либо крупным штрафом. Хотя, если за моралью следят строго, то последнего могут и посадить. Если же законы более жестки, то убийце – смертная казнь, вору – стирание, барду – штраф и заключение.

Если власть правит железной рукой – барду смерть, пожизненное или стирание.

Разумеется, если суд подкуплен, любому из них может быть снижено, либо завышено наказание.

– Ты судья. Каков приговор и почему? – вступил в разговор черноволосый.

– На мой взгляд, самый опасный преступник – бард, потому что он может повести за собой народ. Ему смертная казнь. Насчет вора надо смотреть глубже, если он занимался секретными документами, проникал на закрытые объекты или потенциально способен это сделать – смерть, иначе – стирание. Убийце – стирание или пожизненное заключение.

– Почему ты готов оставить убийце память? – вонзился в меня взглядом черноволосый.

– Он не так опасен для власти, – попытался объяснить я. – Поэтому ему можно дать шанс исправиться… в строгих условиях.

К концу разговора с меня градом тек пот, даже руки слегка тряслись, когда меня наконец отпустили в приемную и Оля принесла чай. У меня сложилось впечатление, что эти трое знали обо мне чуть ли не больше, чем я сам. Смеркалось – неужели ЭТО продолжалось целый день? Я со вздохом повалился на диван. Последний раз я чувствовал себя так после недельного перехода по одной крайне негостеприимной планете, где постоянно дул горячий иссушающий ветер… а мы были без запасов пищи и воды. Ладно, по крайней мере если меня не возьмут, то я буду знать, что этому есть причина – я еще никогда не подвергался такому подробному допросу.

Уже стемнело, когда меня вновь позвали в кабинет.

– Мы готовы принять тебя в посвященные. Но прежде ты должен подумать. Если ты будешь работать у нас, то свобода твоя будет ограничена, как и свобода каждого из нас. Мы сможем послать тебя в любой город, либо местность, где ты нам можешь понадобиться. Ты перестанешь быть гражданским. Тебя отнюдь не всегда будут спрашивать о твоем желании выполнять какую-либо работу, или занимать какую-либо должность. И ты не сможешь уволиться. Точнее это можно будет сделать только по специальному разрешению, которое выдается очень редко. Ты узнаешь многое, о чем другим знать не положено и должен будешь молчать и подчиняться. Если ты готов к этому, прекрасно. Но мы предоставляем тебе возможность отказаться, пока не поздно.