– Вот-вот, – насупился Яровой. – Он не должен переводить деньги на мой счет. В мою контору, правда, уже не с таким громким названием.

Винник взял фужер с шампанским, отхлебнул, улыбнулся довольно, будто впервые в жизни попробовал такую вкусноту, допил шампанское маленькими глоточками и сразу же энергично покачал головой.

– To, что между «Канзасом» и вашей конторой будут осуществляться определенные финансовые операции, скрыть не удастся. Первый попавшийся банковский клерк заложит вас и сообщит заинтересованной стороне, кому именно «Канзас» перечисляет миллионы. Единственный выход – наличные. Деньги, поступающие на счета «Канзаса», надо немедленно превращать в наличные. И передавать вам из рук в руки.

– Опасно… – вырвалось у Ярового.

– Нет проблем: имея миллионы, наймете амбалов. Яровой хотел заметить, что амбалы уже есть, целый десяток дюжих мальчиков с автоматами, но на всякий случай удержался. Потому что такая информация могла вызвать у «одуванчика» нежелательные догадки.

– Банки не очень-то любят выдавать наличные, даже коммерческие.

– Подмажете. Думаете, банковские клерки не хотят есть свой кусок хлеба с маслом?

– И то правда, – Яровой задумался, недовольно поморщился и сказал: – Возникает еще вопрос: этот ваш Иванцев, узнав о моих миллионах, может прижать меня к стенке. Считаю, миллион или полтора за каждый месяц пребывания в нашей, пусть и не весьма комфортабельной, тюрьме вполне достаточно. Ну, куда ни шло, два, но наш дорогой Иванцев, узнав об истинном положении моих финансов, может затребовать столько, что нам с вами и штаны не удержать.

Альберту Юрьевичу не понравилось это «нам с вами» да и вообще скупость Ярового. Положив в карман такой куш, не следовало бы думать о копейках. Правда, между миллионами и копейками – существенная разница, и все же, в типичного скрягу превращаться не стоит.

«Да черт с ним, – решил, – я заработал за несколько часов шестнадцать миллионов, завтра придется еще покрутиться, найти кого-то, кумекающего в английском и имеющего машинку с латинским шрифтом. Позвоню Евсею Кофману, он и настучит контракт с „Канзасом“. А Мишка Загородний изготовит на компьютере бланк „Репид текнолоджис“. Мишке поставлю бутылку „столичной“, чтобы согрел душу. Он может влить в себя сколько угодно водки или виски, но компьютерщик первоклассный, изобразит такой бланк, что пройдет даже в правительстве».

Винник снова наполнил свой фужер до краев, очень уж ему нравилось это шампанское, отпил половину, едва оторвавшись, и бросил взгляд на Ярового. Шампанское все же ударило ему в голову, но не пришибло, наоборот, вознесло неведомо куда, он теперь казался себе необычайно умным и сильным, на несколько голов выше этого никчемного Ярового. Да, никчемного, хотя и забрался на самую верхотуру. В принципе свинья свиньей, а стал первым в области, и тысячи людей кланялись ему. Выходит, все же соображал, что к чему, была у него какая-то извилина, наделявшая его хитростью и умением расталкивать окружающих локтями – вот так и вскарабкался на верхушку.

Альберту Юрьевичу стало жаль себя, почувствовал, как он зависим от таких выскочек, захотелось пролить слезу на теплой груди жены Сони, но тут же одернул себя: это, скорее всего, от шампанского и нельзя распускать нюни. Тем паче, что не сам он пришел сюда, на берег Козинки, его вызвали, прислали машину да вот задабривают шоколадным тортом и мускатным шампанским.

Но о чем спрашивает Яровой? Не потребует ли выдуманный ими Иванцев слишком большой куш?

Альберт Юрьевич вспомнил человека, которого хотел рекомендовать на роль Иванцева. Сантехник из их ЖЕКа, серый человечек, хотя внешне весьма импозантный. Чем-то напоминает самого Ярового: габариты такие же, живот, может, и побольше да и выражение лица, пожалуй, солиднее – посади такого в пристойный кабинет – сойдет и за премьера. Ну, несколько примитивен, нет надлежащего мировоззрения, полета мысли, но от него сие и не требуется. Короче говоря, Кузьма Анатольевич Лутак – идеальная фигура на должность председателя фирмы «Канзас». Конечно, без права голоса, с чисто декоративными функциями.

– Ваши сомнения, уважаемый, – сказал Альберт Юрьевич, – небезосновательны. У кого угодно от больших денег закружится голова. Однако типу, которого вы поставите во главе «Канзаса», не обязательно быть в курсе всех ваших дел. Рядом с ним всегда будет находиться главный бухгалтер. Ваш человек, которому вы полностью доверяете. И который станет контролировать нашего зицпредседателя. Лишь главбух будет в курсе финансовых операций «Канзаса». Есть у вас такой человек?

– Да, – ответил Яровой, нисколько не раздумывая. – Надежный и верный человек.

«Хотя, – мелькнула мысль, – абсолютно верных, по-видимому, не бывает. Человек служит, пока ему это выгодно, и всегда может принять сторону сильнейшего или того, кто больше заплатит. Того, кто приголубит, поставит на более высокую ступеньку. Потому что люди в большинстве своем – предатели. Это заложено едва ли не в каждом еще со времен Адама и Евы, изменившей мужу, и с той поры этот первородный грех тлеет в людских душах – кто может его побороть, а кто и нет».

Есть субъекты, даже наслаждающиеся своим предательством. Яровой невольно вспомнил известного поэта, которого вознес и посадил на верхушку власти первый в стране человек – называл его даже своим другом. И как тот поэт, вместо того, чтобы с доставшимся ему божьим даром воспевать благородство, доброту и верность, повернувшись на все сто восемьдесят градусов, облил грязью своего высокого покровителя. Да еще и пнул ногой – лежачего.

Воистину неисповедимы пути божьи и человечьи…

И еще подумал Яровой: хотя Афанасию он и доверяет, но глаз спускать с него нельзя. Контроль и еще раз контроль. За каждым шагом Афанасия. Особенно, когда переводятся безналичные суммы во вполне реальные банкноты. Иногда даже не хочешь, а рука задрожит и невольно перепутает чужой карман со своим. Ведь человек подвластен искушениям, даже Афанасий, которого вытянул из грязи в князи…

И снова в воображении Ярового мелькнуло лицо поэта: круглая лоснящаяся физиономия с монгольскими глазками, физиономия скопца, такой, наверно, и должен носить измену в сердце.

Яровой и без Винника знал, что в «Канзасе» следует опереться на верного человека. Еще работая в обкоме, встретился с таким: Афанасий Игоревич Сушинский был заместителем управляющего областным банком, у него была репутация человека честного и бескомпромиссного, но споткнулся на девчушке. Девушка была хороша и молода – двадцатилетняя. Афанасий влюбился до безумия, но жена до конца боролась за свои права, писала в обком, добилась приема у самого Ярового, устроила целую баталию, и Сушинскому угрожало как минимум исключение из партии.

Однако Яровой, всегда отличавшийся предусмотрительностью, почувствовал, что именно сулит перестройка, и стал искать людей, на которых в случае необходимости можно опереться – он вызвал Сушинского к себе, побеседовал с глазу на глаз, приголубил, как мог. Афанасию Игоревичу записали банальный выговор и перевели на другую работу, не такую престижную, но денежную.

С той поры Сушинский пребывал у Ярового в резерве – нынче настало время использовать его на полную катушку.

Винник осушил фужер, поколебался и допил всю бутылку. Подумал: это не очень интеллигентно, да черт с ними, интеллигентскими штучками, если тебе нравится и приятно шумит в голове. Он оперся на перила террасы, всматриваясь в луговые дали, вдыхал острый запах зубровки и эти божественные луговые ароматы расслабили его.

Альберт Юрьевич настроился на лирический лад: все преходяще и все кончается, думал. Деньги, власть, почести, золото и брильянты, титулы, должности. Вот я сейчас завидую Яровому…

Почему?

Полмиллиарда бумажек…

Но ведь эти бумажки называются деньгами и делают жизнь приятнее, избавляют от проблем, обеспечивают комфорт и почет. А ты, Альберт Юрьевич, вдохнул луговые ароматы и разрюмсался, вечности тебе захотелось, не было ее и не будет, ни для кого – ни для царя, ни для Президента. И нельзя упускать свой шанс: лови его, взнуздай и держи крепко-накрепко, не выпусти.