Теперь с Леси Савчук нельзя спускать глаз. Если действительно влюблена в ребровицкого парня, обязательно отправится туда, чтобы предупредить и спасти. Если и не влюблена, все равно поедет. Посоветоваться, как лучше замести следы. Потому что вряд ли безвозмездно, просто из симпатии сообщала о содержимом контейнеров. Если даже из симпатии, все равно – преступление. Если же платили – двойное.

А вдруг позвонит по телефону в Ребровицу? Возможен и такой вариант – следует взять разрешение у прокурора и прослушивать все Лесины разговоры. Может звонить лишь из почты, и надо предупредить телефонистку, чтобы по сигналу милиции прослушали, что именно будет говорить.

Хотя, подумал, не такая уж Савчук дура, чтобы по телефону вести подобные разговоры. А может, и дура, кто знает?

Во всяком случае, из виду ее упускать нельзя. Кто лучше всех с этим справится? Наверное, лейтенант Сергей Онопко – парень шустрый и голова на плечах есть. Главное, чтобы не попался Лесе на глаза, не засветился: тогда все их хитромудрости – собаке под хвост.

Гапочка посмотрел на Лесю внимательно, будто в душу хотел заглянуть, но не прочел там ничего. Девушка взяла себя в руки: румянец вернулся на щеки и морщинки на лбу разгладились. Но в ее манере держаться все время ощущалось упрямство.

Думала:

«Надо их опередить. Милицию паршивую. Заграбастают Гришу, попадет он, бедный и несчастный, на тюремные нары. А лет ему дадут…»

Леся ужаснулась, представив, что хотя бы год не увидит любимого. А суд может вынести суровый приговор, ведь наши суды – сердце полыхало от гнева, она уже искренне верила, что все судьи и прокуроры – негодники и заранее ненавидела их, – да, наши судьи только и способны засуживать невиновных… А в то, что Григорий невиновен, она сейчас верила всем сердцем: запутался парень, прижали его свои же друзья, так неужели сразу отправлять человека за решетку? Конечно, поступили они нехорошо: разграбили контейнеры, но ведь у государства этих контейнеров – тысячи и тысячи, может, миллионы, да и само государство – растяпа, пусть охраняет, а не провоцирует людей на преступления.

«Завтра, – решила, – завтра утром поеду в Ребровицу. Первой же электричкой. Кровь из носа, нужно найти Гришу. Предупредить – лишь бы только не сел. Он умный, обязательно выкрутится, обведет чертову милицию вокруг пальца, что-то придумает и останется в стороне».

Главное – найти и предупредить.

Леся подняла на Гапочку грустный взгляд, и майор понял, что ничего уже не вытянет из нее.

– Прошу извинить, – сказал. – Жаль мне вас, девушка! Казалось, Леся задохнется от ярости.

– Не надо! Не смейте меня жалеть! Нагородили тут черт знает что! Думали – девчонка неразумная… Не на ту напали! Идите вы ко всем чертям!

Еще раз гневно сверкнула глазами и, не оборачиваясь, направилась к дверям кабинета.

Первая электричка отходила в Ребровицу без двадцати девять, и Леся, отпросившаяся вчера с работы, поднялась с постели задолго до восьми часов. Долго сидела перед зеркалом, подрисовывая глаза. Надела свое лучшее платье, купленное за деньги Григория, и неспешно зашагала к станции.

Вчера майору Гапочке позвонила Нина Хомячок. Она сообщила, что Леся Савчук отпросилась с работы, и лейтенант Сергей Онопко с утра крутился возле Лесиного дома. Когда вышла, он, держась метров за сто, все время следовал за Левушкой и был уверен, что она не догадывается о слежке. Сел в соседний вагон, стоял в тамбуре и посматривал в запыленное стекло дверей, не спускал глаз с Леси, боясь упустить ее, хотя не сомневался, что выйдет именно в Ребровице.

Леся выскочила из вагона одной из первых, народу вышло немало, и лейтенант легко затерялся в толпе. Леся несколько раз останавливалась, расспрашивая прохожих, и Онопко убедился, что она в этом городке впервые.

Наконец оказались перед двухэтажным домом райпотребсоюза. Девушка помялась у входа, но через мгновение решительно толкнула дверь. Онопко вошел следом за ней. Леся заглянула в первую же комнату, но сразу прикрыла двери. Потом в другую – с тем же результатом. И тут Онопко решился: догнал девушку и спросил:

– Кого-то ищете?

Леся взглянула на него отчужденно.

– Ищу…

– Я тут работаю, – отчаянно солгал лейтенант, – и мог бы помочь. Кого именно?

Девушка растерялась.

– Я не знаю фамилии, но зовут его Григорием. Он приезжал в Лижин, разыскивал вагон с лесом, адресованный Ребровицкому райпотребсоюзу, я ему помогала. А теперь он понадобился мне.

Лейтенант сделал вид, что задумался.

– Григорий… Кто же у нас Григорий? Григорий Феодосьевич – но вряд ли… Председатель райпотребсоюза… Солидный человек и в летах. Как выглядит ваш Григорий?

– Совсем молодой – лет двадцать или двадцать с хвостиком. Блондин и шевелюра у него… – смутилась и добавила: – Синеокий и красивый.

«Так вот чем он тебя взял, – догадался Онопко. – Молодой и красивый! А ты, бедная, развесила уши».

– Пошли, – предложил, – есть у нас еще два Григория, один не подходит, потому что лысый и довольно потрепанный, но есть еще Григорий Сиренко, может, он?

Они поднялись на второй этаж, лейтенант заглянул в производственный отдел, увидел двух моложавых мужчин, указал на одного из них.

– Не ваш?

Леся отрицательно покачала головой.

– Нет у нас больше Григориев, точно говорю – нет. «А может, – мелькнула мысль у Онопко, – тот тип лишь назвался Григорием, а в действительности Василий или Иван? И как я сразу не сообразил?»

– Поищите еще, – посоветовал, – но вряд ли… Нет у нас таких, как вы описали.

Леся стала заглядывать во все комнаты подряд, а лейтенант спустился на улицу и остановился у входа. Девушка не заставила долго ждать себя, и по кислому выражению ее лица Онопко определил: не нашла. И все же спросил:

– Ну как? А я вас жду – может, помогу?

– Нет, – сказала категорически, – мне никто не поможет…

Такая безнадежность прозвучала в голосе девушки, что Онопко на мгновение стало жаль ее. Но тут же решил: зачем жалеть, если эта недотепа пособничала Григорию?

Леся направилась к станции. Как раз подошла электричка на Лижин, девушка побежала, стремясь попасть в нее, и успела вскочить в вагон, а Онопко решил дождаться следующего поезда. Присел на скамью в пристанционном сквере и рисовал веточкой на песке аллеи причудливые лица. Одно вышло, как ему показалось, чем-то похожим на Григория, описанного Лесей: физиономия с растрепанной шевелюрой. Все же, оказалось, прав был полковник Кирилюк: нет в Ребровице Григория и, вероятно, банда киевская.

Онопко посидел еще немного в парке и возвратился в райпотребсоюз. Выяснил у председателя, что вагон с лесом действительно должен был прибыть в Ребровицу две недели назад – на лесоторговый склад. Заведующий складом припомнил: к нему позвонили из бухгалтерии райпотребсоюза, сказали, что в Лижин едет их знакомый и что он может ускорить продвижение вагона. Того парня, пришедшего к нему, он видел впервые – блондин и, правда, красивый. По всему видно, шустрый паренек. Он взял накладную, пообещал помочь. Возвратился через день и сообщил: вагон скоро придет. Так оно и случилось.

– Кто звонил из райпотребсоюза? – поинтересовался Онопко.

– Кажется, из бухгалтерии, – не очень уверенно объяснил директор. Кто конкретно, не помнил. И лейтенант понял: звонил тот же мифический Григорий. Узнал фамилию одного из работников бухгалтерии, позвонил от его имени заведующему складом и тот без всяких сомнений отдал накладную. Ищи теперь этого Григория, все равно что ветра в поле…

А Леся сидела у мутноватого вагонного окна, вслушиваясь в перестук колес, он бередил душу, слезы набегали на глаза. Нет Гриши, исчез и вряд ли появится. А клялся в любви, такие хорошие слова говорил. На самом же деле позабавился и исчез.

Вдруг гнев затуманил голову: пройдоха и мерзавец! Надо найти того милицейского майора и рассказать все. Пусть разыщут Григория и посадят на долгие годы! Пусть посидит, помучится, может, хоть капля совести пробудится в нем.