Тогда франкисты бросились в контратаку.

Два пулемета на флангах республиканцев молчали из боязни поразить своих же бойцов.

У окопов республиканцев схватка пошла врукопашную.

Среди тех, кто сражался, Педро было нетрудно различить бойцов в танкистских шлемах.

Силы были далеко не равны. Республиканцы начали отходить выше по склону. Их запирали в ловушку: ведь с высоты пути отступления не оставалось — в тылу отвесный обрыв. И фланг дивизии оказался смятым. Фашисты по ущелью могли просочиться в глубину обороны.

Уходивших вверх по склону республиканцев почти не преследовали.

Педро понял: их отдадут артиллерии. Там, на каменистой высоте, не было никаких оборонительных сооружений.

Батареи врага перенесли огонь на высоту.

Камень хорошо защищал, но он и крошился при разрывах, и осколки его поражали с такой же силой, как и осколки снарядов.

Консехеро теперь не сводил бинокля с высоты обреченных. На остальных участках бой затихал. Казалось, все наблюдали за отчаянным сопротивлением горстки уцелевших храбрецов.

Педро продолжал смотреть в бинокль на высоту. Ему кое-что было видно. Он обратил внимание на какую-то странную суматоху среди оборонявшихся.

Потом в ущелье полетело что-то вроде лестницы, сделанной из телефонных проводов.

Под обстрелом, когда каждую секунду любой осколок камня или снаряда мог пересечь не очень надежный провод у основания, бойцы по одному стали опускаться в ущелье.

Их отход прикрывал ручной пулемет, установленный в расселине.

Педро перевел взгляд туда и увидел за пулеметом человека в шлеме танкиста. Маленький человек в огромном шлеме.

Это был Антонио.

Артналет на каменистую вершину окончился.

Пехота франкистов пошла на штурм.

Антонио бил короткими меткими очередями. Он был очень расчетлив и меток.

Фашисты залегли.

И опять ударила артиллерия. Враг подтянул противотанковую батарею, она била прямой наводкой.

Рыжая пыль от разрывов улеглась.

Фашисты пошли в атаку.

Вершина молчала.

Там, где Педро видел пулемет Антонио, дымились камни. Вершина была пуста. Бойцы уже спустились в ущелье и были вне опасности.

И еще две недели продолжались бои на плацдарме Эбро. И все эти дни начинались со шквального артиллерийского огня противника, затем двигались танки, и, если они не встречали больше сопротивления, за ними шла франкистская пехота.

Фашисты завоевывали территорию огнем.

У республиканцев не хватало винтовок, патронов. У республики были отличные солдаты и не было оружия.

В тот день, когда командование дало приказ войскам армии Эбро отходить за реку, в тот же день правительство Негрина предложило бойцам интернациональных бригад и иностранным советникам покинуть фронт. В заявлении говорилось, что правительство республики и народ Испании выражают свою глубокую благодарность всем иностранным подданным, пришедшим на помощь, от которой Испания теперь вынуждена отказаться.

Это было необходимо. В этом случае правительства европейских государств гарантировали республике, впрочем так же, как и генералу Франко, права воюющей стороны. Иными словами, республике прежде всего гарантировали получение оружия.

— А ты куда поедешь? — спросил Петр Тарасович у Яна Геша.

Тот взял в рот белесую оливку и долго смотрел в ту сторону, откуда доносились глухие взрывы. Там были позиции республиканцев — последний опорный пункт на правом берегу Эбро. Интернациональный батальон уже не участвовал в бою и расположился на берегу в ожидании машин, которые должны были отвезти бойцов в Барселону.

— Поедем к нам в Америку? — предложил Александер, теперь бывший капрал.

Петр Тарасович почувствовал себя неловко за вопрос.

«От дурень же я! — подумал он. — Ляпнешь вот так — всю душу перевернешь человеку. Нашел время спрашивать. И у кого! А действительно, куда он поедет? Домой — в Чехословакию — его не пустят. Там фашисты. Впрочем, пустить-то, может, и пустят, только в концлагерь…»

— Поедем к нам? — повторил Александер.

— Спасибо на добром слове, — сказал Ян. — Только ты приглашаешь в гости без хозяина. Ведь не ты у себя в Америке хозяин. А нас из Испании не пропустят даже в Советский Союз. Интернируют, наверное, во Франции. Там посмотрим.

— Да, придется пожить во Франции. В качестве не очень желательных гостей, — вступил в разговор Ганс. — Может, со временем сколотим деньжат, переберемся в Россию.

Разговор оборвался.

Петр Тарасович долго смотрел на безоблачное небо. Высокое, по-осеннему синее. Такое синее, что казалось, на нем вот-вот проступят звезды. Удивительное, прекрасное небо Испании!

Потом Петр Тарасович перевел взгляд на равнину, похожую на степь под Одессой, дальние курганы, тоже похожие на одесские. И быстро поднялся. На горизонте виднелось движение каких-то колонн.

— Наших окружают! — крикнул Петр Тарасович.

Бойцы вскочили. Заволновались.

— К черту! Надо помочь! — сжав кулаки, сказал Петр Тарасович. — Не станут же нас за это ругать!

— Идем! Идем! — закричали бойцы.

И батальон оставил берег у подтопленной переправы, которую предложил построить Хезус и которую так и не смогли обнаружить фашистские самолеты, и бросился, сжимая винтовки, на помощь горстке республиканских бойцов.

Петр Тарасович бежал рядом с Гансом. Когда франкисты открыли огонь, бойцы начали передвигаться короткими перебежками. Фашисты тоже залегли. На фланге пробовал застучать пулемет, но бойцы несколькими выстрелами заставили его умолкнуть. Они рвались в рукопашную.

Наконец республиканцы заметили, что происходит у них в тылу. Из-за холма вырвался танк. Он не стрелял. Видимо, не было патронов. Он просто мчался на фашистов. Те побежали, едва завидели танк. Теперь они сами оказывались зажатыми в тиски и стали бешено отстреливаться от наседавшей на них пехоты. Но, раз поднявшись в атаку, бойцы двигались вперед, не останавливаясь.

Ганс был моложе Петра Тарасовича и обогнал его шагов на пять. И когда немец споткнулся, Петр Тарасович ускорил бег, чтобы поддержать его, но Ганс не споткнулся. Он выронил винтовку и, опустив на грудь голову, сделал еще несколько шагов вперед уже, наверное, мертвый.

Потом была короткая рукопашная схватка. Девятнадцать фашистов сдались в плен.

Из подоспевшего танка вылез Хезус.

— Я же говорил, что здесь должен быть Педро!

— Хорошо, что вы подоспели, — сказал Петр Тарасович.

У Хезуса рука была на перевязи, но он выглядел бодро.

— Остальные танки в бою. Это командирский.

Бой у высот затихал. Вечерело.

Бойцы перевязывали раненых и собирали убитых. Потом они собрались у братской могилы, вырытой на крутом берегу Эбро. И Хезус, став у ее края, говорил о том, что погибшие за свободу Испании не умерли, что они будут вечно жить в сердцах испанцев, потому что стали частью испанской земли, а земля вечна.

Подняв над головой руку, Хезус сказал:

— Уже зажглись первые звезды. И даже самая первая — вечерняя звезда — это звезда будущего утра. Сколько бы ни продолжалась ночь, день настанет! С той поры как живет земля, не бывало вечной ночи!

Испанцы, русские, французы, немцы, американцы, чехословаки, венгры — все, кто был в тот час на берегу Эбро, Подняли оружие, чтобы отдать последний долг тем, кто погиб за свободу, и поклясться в верности свободе.

Потом на правом берегу показались силуэты грузовиков.

Через подтопленный мост, будто по Эбро, пошли грузовые машины. Они шли тихо, шуршала и вспенивалась вода у их колес.

От реки потянуло влажным теплом.

Настала пора прощаться.

Петр Тарасович обнял Хезуса.

— Прощай, друг! Ты хорошо и правильно сказал. В моем сердце Испания будет жить до тех пор, пока оно бьется. — Педро прижался лицом к груди Хезуса.

— Спасибо, товарищ! Прощай, Педро!

Педро отстранился, вытер щеку, попытался улыбнуться.

— Я так и не стал настоящим испанцем…