Лиленька — быть актером ужас! Никогда больше не буду актером.

Ни одна зима не была для меня такой омерзительной. Я сонный, вялый, тусклый, каким никогда не был.

Пиши!

<В Гангут>

Иваньково.

Дорогая Лилюкин,

Сегодня сидя могу уже писать тебе. Темпер<атура>спала, но во рту делается Бог знает что! Язык зеленый — у меня еще такого никогда не было, — десна и небо покрыты кровяными язвами. Даже воду очень больно пить. Язык тоже потрескался до боли. Доктор говорит, что это мож<ет>быть ящур, а м<ожет>б<ыть>отравление ртутью или консервами. Но т<ак>к<ак>первое совсем невозможно — остаются консервы, которых я совсем не ел за последнее время.

Он прописал мне смазывать ляписом рот, что страшно больно.

Вернее всего, что у меня ящур — коровья болезнь. Не ты ли меня заразила?

Каждый день нас навещают Кр<анди>евские. Отношения установились самые хорошие.

Я ведь тебе говорил про Hango,[72] что ты можешь там устроиться, что это один из теплых Финляндских курортов. Ты, пропустив мои слова мимо ушей, случайно попала в него.

Из этого города М<ама>и К<отик>ехали за границу.

Живи спокойно и поправляйся. Знай, что ты живешь в крайнем пункте омываемом Гольфштромом.

Когда я провожал тебя, то был уже болен, но протерпел еще два дня.

Надя[73] уверена, что ты исполнишь слово и приедешь очень скоро к ней. Я ее не разуверяю, но…

Плэд твой в исправности.

Кормят нас, т. е. Марину очень хорошо. М-mе Самарова оказалась премилой. Помогала М<арине>ухаживать за мною и т. д.

Сейчас надвигается гроза.

Пока прощай. Не теряй паспорта, т<ак>к<ак>при возвращении в Россию для тебя это окажется роковым.

Votre amant

Serge[74]

Феодосия

<В Москву>

Пишу усталый и измученный до крайности. Сдал уже благополучно десять экзаменов (тьфу, тьфу не сглазить). Из двенадцати экстернов — я прошел один!!! Сплю по 4 ч. в сутки. Сегодня сдал русский. Осталось еще девять экзаменов.

Меня пропечатали в газетах, как диву. (Все экстерны провалились или по сочинению, или по латинской работе. — Я ни по тому, ни по другому). Дай Боже кончить! Сегодня же сдавал логику и психологию.

Похвали меня в письме. (Из устных выдержал: Математику, Географию и Русский).

Целую всех вас.

Пиши почаще о Пете. Буду в Москве в середине июня.

Пусть Вера возьмет письмо Марины Почтамт До востребования.

<Седлец>

<В Москву>

Дорогая моя Лиленька — сейчас вечер, в моем купэ никого нет и писать легко. За окном бесконечные ряды рельс запасных путей, а за ними дорога в Седлец,[75] около которого мы стоим. Все время раздаются свистки паровозов, мимо летят санитарные поезда, воинские эшелоны — война близко.

Сегодня я с двумя товарищами по поезду отправился на велосипеде по окрестностям Седлеца. Захотелось пить. Зашли в маленький домик у дороги и у старой, старой польки, которая сидела в кухне, попросили воды. Увидав нас она засуетилась и пригласила нас в парадные комнаты. Там нас встретила молодая полька с милым грустным лицом. Когда мы пили, она смотрела на нас и ей видимо хотелось заговорить. Наконец она решилась и обратилась ко мне:

— О почему пан такой мизерный?[76] Пан ранен?

— Нет я здоров.

— Нет, нет пан такой скучный (я просто устал) и мизерный (по-русски это звучит обидно, а по-польски совсем иначе). Пану нужно больше кушать, пить молока и яйца.

Мы скоро вышли. И вот я не офицер и не ранен, а ее слова подействовали на меня необычайно сильно. Будь я действительно раненым офицером мне бы они всю душу перевернули.

— Очень трудно писать о поезде. Легко рассказывать и трудно писать. Мы, вероятно, скоро увидимся и тогда я тебе подробно, подробно расскажу.

— Мне временами бывает здесь смертельно грустно, но об этом тоже при свидании.

Люблю тебя и часто думаю о тебе

Сережа

Видаешь ли Марину?

— Белосток

<В имение Подгорье, ст. Новозаполье>

Дорогая Лиленька, получил твое сумасшедшее письмо и думал на него ответить телеграммой, но решил, что ты перепугаешься.

Мне очень обидно, что я вел себя с тобою в дороге так нелепо[77] — это вышло как-то нечайно — сам не знаю почему.

Ужасно рад за твою радость от поездки[78] и еще рад, что в момент радости ты вспомнила меня — ведь это признак самой глубокой близости. Верно?

— Лиленька, хочу тебе доверить одну вещь, меня крайне беспокоющую. У меня сейчас появился мучительный страх за Алю. Я ужасно боюсь, что Марина не сумеет хорошо устроиться этим летом и что это отразится на Але.

— Мне бы, конечно, очень хотелось, чтобы Аля провела это лето с тобой, но я вместе с тем знаю, какое громадное место сейчас она занимает в Марининой жизни. Для Марины, я это знаю очень хорошо, Аля единственная настоящая радость и сейчас без Али ей будет несносно.

Лиленька, будь другом, помоги и посоветуй Марине устроиться так, чтобы Але было как можно лучше. Посмотри внушает ли доверие новая няня (М<арина>в этом ничего не понимает), если нет, то может быть Марина согласится взять Эльвиру. Ее очень легко отыскать в адресном столе. Ее зовут — Эльвира Богдановна Гризевская. Одним словом ты сама хорошо поймешь, что нужно будет предпринять, чтоб Але было лучше. — Мне вообще страшно за Коктебель.[79]