Они устремятся на сексуальные флюиды, как на маяк, заменят воображаемые образы на реальные.

Драко мобилизовал все свои силы, твердя провокационную молитву.

Ракел в исступлении стонала, охваченная бредовыми фантазиями.

Гримм тяжело дышал.

– Гриззл, Гриззл! – он вспоминал давно погибшую жену.

Леке хлестал себя по лицу левой рукой, монотонно и упрямо твердя имя Рогала Дорна.

Мардал Шутурбан хохотал и нес какую-то чушь. Чор, единственный, кроме Джака, не поддался наваждению.

Неожиданно Ламия вскричала:

– Один из вас не знал женщины с тех пор, как стал суперменом! Другой жаждет Леди Смерти!

Чор Шутурбан запомнил ее слова.

Аспекты Хаоса собрались у границы реальности. Они готовились проскочить туннель, вырваться из ворп-пространства и явиться во плоти. Во плоти Джака Драко? Или они приметили себе иную жертву?

Помутненное сознание пыталось оттащить Тайного Инквизитора от пропасти. Отбрасывая невидимые пальцы, Джак достал жезл. Слишком поздно.

Ламия забилась в угол клетки. Женщиназмея громко мяукала. Она одержима! Призванные Джаком силы Хаоса ворвались в водоворот психоэротической энергии Ламии.

Вздохи экстаза сменились криками боли, уже не нежные пальцы, а острые когти ласкали тела участников оргии.

Леке потряс Ракел, чтобы привести ее в чувство, затем несколько раз сильно ударил Гримма по лицу.

На телах любителей удовольствий появились кровавые царапины, следы невидимых когтей оказались вполне видимыми. Кровь капала на шелк и бархат.

На щеке Мардала Шутурбана пылал шрам.

Страсть переполняла его. В припадке безумия он вцепился в лицо Чора, вдавил пальцами глазные яблоки брата в череп. Чор закричал от боли, слишком обескураженный, чтобы сопротивляться. На губах Мардала выступила пена.

Впившись в губы брата страстным поцелуем, он надавил сильнее, проник в мозг.

Ламия трясла решетку, пританцовывая на уродливом мутантском хвосте.

Леке схватил Чора за руку, но ему не удалось снять кольцо. Не желая повредить дискету, он сунул дрожащий палец себе в рот и откусил его. Map дал в ярости хрипел, не отпуская голову умершего брата.

Подавив отвращение, Джак направил силовой жезл на клетку. Ослепительная вспышка осветила комнату. Ламию окружил искрящийся голубой ореол. Взрыв, направленный внутрь энергополя, поглотил женщину-змею и ее душу.

На стенах номера плясали тени. Джак выстрелил еще раз, но разряд оказался значительно слабее. Леке потащил обмякших, как марионетки, Ракел и Гримма к выходу.

В открытую дверь заглянула полуобнаженная нимфетка и, ахнув, застыла с разинутым ртом. Номер «Чувственность» с распростертыми на полу окровавленными телами походил на поле боя. Фосфоресцирующая тень обрушилась на служанку сверху. Она пронзительно закричала.

Следом за Лексом, поддерживающим вялых, апатичных Гримма и Ракел, Джак выскользнул из номера. Тени кинулись следом. Как мотыльки на пламя свечи, они налетели на голограммы голых девиц. Изображения изменились. Глаза красоток прищурились, затем вздулись и позеленели. Между пышных-ягодиц выросли извивающиеся хвосты.

Началась паника. Клиенты бросились врассыпную, вопя и переворачивая столы. Завыла аварийная сирена. В зал вбежали охранники. С криками «Ложись!» бывшие гвардейцы вступили в схватку с ожившими уродливыми голограммами. Джак и его спутники спрятались за мраморную статую обнаженной женщины. Пули и гранаты посыпались на посланцев Хаоса, вспарывая обивку стен, калеча посетителей.

Танцоры-акробаты давно сошли со сцены.

Зрителей волновало представление, разворачивающееся в зале.

В лимузине Леке выплюнул палец Чора изо рта. От водителя пассажиров отделял черный экран.

Ракел, наконец, обрела дар речи.

– Если Тод Запасник колдун, то я вижу Палец Славы, – заявила девушка.

– Я не колдун, – прорычал Джак.

Он укорял себя за то, что упустил возможность стать Иллюмитатом, дрогнул, когда Хаос возник перед ним так неожиданно и близко.

– Эй, дорогуша, а что такое Палец Славы? – заинтересовался Гримм.

– Палец человека, умершего плохой смертью, – ответила девушка. – Его нужно отрезать и засушить, читая молитвы. В минуту опасности, если его поджечь, он укажет путь и одновременно спрячет тебя от посторонних глаз.

– Настоящий пропуск в здание Суда, – съязвил Гримм.

– Предрассудки, – фыркнул Леке. Он сжал левый кулак и поднес к губам, шепча: – Бифф и Ереми, вы помогли мне, уберегли от скверны. Прославляю ваши имена и имя Примарха нашего Рогала Дорна…

– Это не суеверие, а пример практического колдовства, – возразил Джак.

– Есть только один Палец Славы, – убежденно отрезал Леке. – Это Колонна Славы на Земле, во дворце Императора.

Десантник имел в виду километровой высоты памятник из покореженных и пробитых доспехов, в котором покоились черепа всех погибших Имперских Кулаков.

– Где я теперь куплю себе новые ботинки, – заныл Гримм, с тоской глядя на голые ступни.

Обувь они оставили в гардеробе «Дама Экстаза».

Всех потрясло случившееся. Для поднятия духа Гримм решил приготовить изысканный ужин. К заливному из языков грокса предлагался местный джин и темное пиво.

Джак неодобрительно покосился на сквата, но Гримма поддержала Ракел. Настоящая Мелинда никогда не стала бы отравлять свое сознание алкоголем. Прочитав положенную молитву, Леке выпил стакан пива, но суперорганы десантника не позволили ему захмелеть.

К концу вечера Гримм порядочно набрался.

Судорожно икая, он бормотал:

– Ох, мои предки-ик… Я думал, настал мой смертный час. Ихк… ну, когда-нибудь он все равно придет…

– Ты разрушаешь свое тело, – осуждающе проворчал Леке.

Карлик поморщился:

– Твое тело – храм славы! Ихк… А мое – хлев. Ихк… Но вот что странно: во время войн храмы разрушают куда чаще, чем курятники.

Гримм поднял стакан.

– За тебя, Леке, и за твой храм! За Сыновей Императора, где бы они ни были… ихк… если они где-нибудь есть. И за потворствующих Иллюмитатов. За тебя, босс!

Неожиданно Джак выхватил у него стакан с пивом и осушил до дна. Затем глотнул джина прямо из бутылки. Он стремился притупить свои чувства. Глядя на лже-Мелинду, он терялся в догадках. Или у него двоится в глазах, или энергетическое поле карты сгущается вокруг девушки?