Бивуак устроили под сенью деревьев. Гримм и Ракел уснули мгновенно. Джак прочел несколько молитв, воздавая благодарность провидению, приведшему их на столь благодатную планету. Леке задремал, инстинктивно прислушиваясь к шорохам ночи. Одно полушарие десантника всегда хранит бдительность.

На рассвете Леке разбудил Гримма. Утренний жемчужный туман стелился по земле. На листьях деревьев блестела роса. В воздухе летали обрывки паутины.

– Ракел проснулась и ушла несколько минут назад, – прошептал десантник.

– Ну, ничего удивительного. У меня самого мочевой пузырь разрывается. Но проверить все же стоит.

– Выясни, – коротко приказал Леке. Он не хотел будить Джака, голова которого покоилась на его плече.

Быстро справив неотложное дело, скват поплелся за Ракел, стараясь двигаться бесшумно. Несколько веточек хрустнуло под ногами, и Гримм понял, что красться глупо. Махнув рукой, он уверенно зашагал к гроту.

Ракел могла уйти куда угодно, но только в одном случае они навсегда потеряют след девушки – если та ускользнет в Паутину. Пока ничто не свидетельствовало о том, что она решила сбежать.

С опушки, поросшей кустарником, донесся подозрительный шорох. Достав «Мир Императора», скват бросился в синюю мглу.

В тумане стояла Мелинда… Ах, нет, это все же Ракел.

– Не шевелись, дорогуша, или в твоей спине взорвется заряд болтера.

Девушка застыла.

– Немедленно возвращайся, не вынуждай меня пустить в ход оружие.

Ракел повернулась, умоляюще сложив руки на груди:

– Гримм…

Ее голос манил.

– Тебе не следовало раздумывать, выбирать, – словно извиняясь, сказал коротышка. – Нужно было войти в туннель и бежать, бежать, бежать. Ладно, отправляемся обратно.

– Выбирать? – переспросила Ракел. – Ты хочешь сказать, у меня есть выбор? Я боюсь…

Что-то в ее голосе или позе насторожило Гримма. Ее пальцы…

– Эй, только попробуй шевельнуть рукой!

Кольца Мелинды! Одно из трех орудий тайного убийства еще не использовано.

– Я и не собиралась, – огрызнулась девушка. Но вдруг страх и злость исказили ее лицо: – Гримм, скажи мне правду! Если Джак перестанет поддерживать меня своей психической силой, я действительно умру?

Ах, вот почему она остановилась, упустила шанс спастись в диковинном лабиринте элдаров, пронзающем всю вселенную. Спастись… от чего?

С одной стороны – неизвестность, с другой – мучительная смерть от полиморфина. Что выбрать?

– Истинная правда! – бесстыдно солгал скват. – А теперь не глупи, давай вернемся. Я не хочу убивать тебя. Мне ни к чему твоя смерть.

Здесь Гримм не врал. Ракел необходимо сохранить. Правда, разуму и душе воровки предначертано покинуть принявшее совершенную форму тело.

– Джак хочет как-то использовать меня. И я погибну, так?

– Клянусь, нет, Ракел бинт-Казинцкис.

Назвать вора истинным именем – значит, оказать ему доверие. Возможно, Леке не захотел отправиться на поиски девушки, потому что предвидел, что придется лгать ей, ставшей другом, и тем самым позорить себя.

Ракел спросила: – Клянешься предками, Гримм?

Сердце сквата екнуло. Нельзя давать священные клятвы, заведомо собираясь обмануть.

Наглая ложь Зефро Карнелиана о Сыновьях Императора и Дальнем Дозоре Рыцарей-Сенсеев до сих пор отравляла его душу.

– Так ты даешь мне слово? – настаивала Ракел. – Ты – честный малый, честнее многих, во всяком случае.

– Сейчас, сейчас, дорогуша, – мямлил Гримм, отчаянно пытаясь найти выход. – Дело в том, – сымпровизировал он, – что люди редко чтят своих предков.

Он издал смешок.

– Не все, конечно, я знаю некоторых, но они составляют исключение. Я и не догадывался, что ты почитаешь предков так же, как я!

– На моей планете, – напомнила Ракел, – шаманы пьют отвар лишайника, того, из которого и изготавливают ваш чертов полиморфин, и принимают внешность мертвых предков, чтобы ощутить связь с их душами. Общение с предками для нас священно.

Да, она рассказывала об этом. Гримм помнил.

Притворяться дальше скват не мог. Он вспомнил совет Джака: всегда думать о высшей цели.

– Ракел бинт-Казинцкис, – торжественно произнес Гримм. – Я клянусь своими благородными предками. Пусть они лишат меня генетических и духовных наследников, если я лгу. Пусть я потеряю возможность самому стать предком!

На сердце сквата скребли кошки. Он твердо верил, что предки покарают его. Теперь он никогда не станет старым и мудрым. Червь сомнений будет непрерывно точить его изнутри.

Не год, не два, а до самой смерти.

Если рассказать Джаку о клятве, поймет ли Тайный Инквизитор всю глубину мучений сквата? Оценит ли его самоотверженность, так отличную от двуличной лжи Карнелиана?