– Через полчаса стартует рейсовый на Марс, – ответил начальник космопорта. – Если ваш Брантинг решил сегодня улететь с Земли, то только на нем. Два лунных экспресса уже ушли, рейсовый на Меркурий перенесен на завтра.

– Отлично, Миша! Мы можем быть уверены?

– Разумеется. В космопорту Брантингу придется расстаться с экранизацией. Без сверки энцефалопаспортов мы никого не выпускаем в космос. Сейчас я затребую в Управлении государственных машин полную электронную характеристику вашего проштрафившегося профессора.

Рой погасил изображение.

– Мы тоже поедем в космопорт и прихватим с собой дешифратор, – сказал он Генриху и Цвиркуну.

В авиетке Цвиркун молчал, и молчание красноречивей, чем прежняя торопливая речь, выдавало, в каком он нервном возбуждении.

Авиетка опустилась у главного входа. Прибывших встретил сам начальник космопорта Михаил Ван-Вейден, высокий невозмутимый блондин.

– Задержали? – спросил Рой, выпрыгивая на землю. Ван-Вейден пожал плечами.

– Среди пассажиров Брантинга нет. Он не явился к нам.

– Но космолет ушел? – запальчиво крикнул Цвиркун. – Неужели космолет уже стартовал? Как вы могли допустить это?

– А почему, собственно, мы должны были задерживать корабль? – сухо осведомился Ван-Вейден. – Вы просили о проверке одного пассажира, а не об отмене графика межпланетных рейсов. Проверить пассажира я могу, для задержки рейса нужны обстоятельства чрезвычайные.

– Он скрылся! Он скрылся! – бормотал Цвиркун, судорожно сжимая руки. – Всех перехитрил и скрылся! Ах, я ожидал этого, я же ожидал! Итак, ничего не предотвратить!

– Сейчас мы точно будем знать, куда делся Брантинг, – сказал Рой. – Миша, отведи нам свободную комнату для установки дешифратора. И, пожалуйста, еще раз сверь все энцефалопаспорта пассажиров.

Цвиркун впал в такую апатию, что не стал помогать братьям, возившимся у дешифратора. Лишь когда в комнате зазвучала мелодия звонов, Цвиркун вскочил, подошел к прибору. Дешифратор показывал направление в космос. Брантинг со своими спорами находился на корабле. Корабль шел с полной рейсовой скоростью, и, по мере того как он отдалялся, музыка в приборе затихала. В комнату вошел Ван-Вейден со списком пассажиров.

– Я был прав, Рой. Главная справочная машина еще раз проверила все энцефалопаспорта пассажиров и не обнаружила среди них Сильвестра Брантинга.

Цвиркун схватил список, торопливо пробежал его глазами. Вскрикнув, он стал тыкать пальцем в одну из фамилий.

– Как это? Как это возможно? Нет, это чудовищно!

– Джон Цвиркун, – громко прочитал Ван-Вейден. – Не понимаю, что вас смущает, друг? Справочная установила, что среди отлетевших пассажиров, согласно их энцефалопаспортам, находится некий Джон Цвиркун.

– Некий Джон Цвиркун – я! Я, я некий! И я нахожусь здесь, а не в космолете! – яростно закричал Цвиркун.

Рой обменялся с Генрихом быстрыми взглядами.

– Впервые попадаю в такую ситуацию, – растерянно сказал начальник космопорта. – Излучения мозга всех пассажиров были ясные, глубокие, все свидетельствовали о хорошем здоровье… Больных или ослабленных мы не выпускаем в космос. Значит, кто-то излучал в вашей мозговой характеристике? Но ведь это физически невозможно!

– Можете сверить мой энцефалопаспорт с фальшивкой, которую вам излучил Брантинг, и тогда вы убедитесь, что имеются возможности, которые выходят за пределы вашего понимания, вот что я вам скажу, вот что! – едко ответил Цвиркун.

Рой еще раз обменялся взглядом с Генрихом. Генрих наклонил голову, соглашаясь с тем, что ему сказал взглядом брат. Рой властно остановил беснующегося Цвиркуна.

– Интересный человек этот Брантинг, – спокойно сказал Рой. – И поступки его заслуживают, чтобы с ним познакомиться поближе. Раньше всего мы проверим, не оставил ли он все же где-нибудь на Земле опасных спор. А после проверки поспешим за ним в космос. Когда отходит ближайший космолет на Марс, Миша?

– Послезавтра, – сказал расстроенный начальник космопорта. – Внести вас троих в списки на Марс?

– Нет, разумеется, его не было, – уверенно сказал дежурный диспетчер Марсианского космопорта. – Кто же не знает профессора Брантинга? Такой уважаемый ученый! А что до Джона Цвиркуна, то как, спрошу я вас, он мог бы прибыть предыдущим рейсом, если он прилетел с вами и сидит сейчас передо мной? – И диспетчер дружески улыбнулся мрачному Цвиркуну.

Тот сделал усилие, чтобы ответить хотя бы подобием улыбки. Рой пожал плечами.

– Да, в самом деле, как? Ваша аргументация убедительна. Но все-таки, если бы попросили проверить каждого, кто прибыл предыдущим рейсом, вы смогли бы это сделать? Скажем, вызвать их в космопорт. Или дать нам возможность посетить любого на дому. Видите ли, у нас имеются подозрения, что один из пассажиров, и как раз профессор Брантинг, прибыл на Марс, назвавшись другой фамилией и изменив свой облик.

– Боюсь, это неосуществимо. – Диспетчер не скрывал удивления, что его ответ не удовлетворил Роя.

О том, что кто-то может скрываться под чужой фамилией и в чужом облике, на Марсе еще не слыхали. Диспетчер старался вспомнить инструкцию по обслуживанию пассажиров космических рейсов. Он был уверен, что пункта о проверке облика там не было.

– Я хотел бы знать, почему это неосуществимо? – холодно спросил Рой. – Потому ли, что вы не желаете такой проверки, или на Марсе невозможно установить, где кто проживает? Мне странно ваше нежелание…

В диспетчеры космопортов подбирали людей энергичных, ни при каких обстоятельствах не теряющих спокойствия. Диспетчер ответил с подкупающей вежливостью:

– Мои желания значения не имеют. Всех, кто находится на Марсе, можете пригласить сюда или посетить на их квартирах.

– Нам больше пока ничего и не нужно. Встречи со всеми пассажирами предыдущего рейса вполне нас удовлетворяют.

– В том-то и дело, что со всеми не выйдет. Вчера семь из ста восьми пассажиров, прибывших с Земли до вас, улетели дальше.

– Дальше? Куда?

– На Нептун, – торжественно сказал диспетчер. – А там, как вы знаете, действуют особые правила. Если интересующий вас человек, – диспетчер явно не мог произнести уважаемого имени Брантинга, – если этот человек на планетолете, то он мог назваться любой фамилией, и мы не имеем права доведываться, кто он реально.

Рой хорошо знал правила, установленные для Нептуна. Когда-то они имели серьезное значение, сейчас в них сквозил элемент игры, но то была игра, правила которой выполнялись с педантичной строгостью. Триста лет назад группка бежавших с Земли авантюристов учредила на Нептуне свою колонию. Беглецы, вооруженные аннигиляторами, долго не подпускали к планете земные корабли. Капитулировали они, лишь когда убедились, что без помощи Земли погибнут от голода и вырождения, но поставили при этом условие, что возьмут себе выдуманные фамилии и никто не станет дознаваться, кем они были раньше. Условие это было утверждено Большим советом в качестве закона для Нептуна.

Отныне каждый поселявшийся на планете брал новую фамилию и придумывал себе прошлое, какое нравилось. У обитателей Нептуна не было биографий, только легенды. Вначале казалось, что со странным обычаем будет покончено, когда исчезнут беглецы, боявшиеся наказания за проступки перед обществом. Но вскоре обнаружилось, что многим нравится игра в инкогнито. Молодые люди, не удовлетворенные ровным течением земной жизни, нанимались на Нептун и там разыгрывали из себя тех, кого хотели бы в себе видеть. По планете, как по сцене, ходили не простые жители, но актеры. Иногда кто-то улетал, менял использованную и надоевшую фамилию и легенду на другие, еще красочней, и возвращался обратно на новые роли. Существование на Нептуне было трудным, работа изнурительной – игра в придуманную жизнь скрашивала бытие. Теперь она была невинной, и на Земле посматривали с улыбкой на далекую планету.

Родители, отправлявшие взрослых детей на Нептун, сами с увлечением выдумывали им легенды и при обмене письмами и радиограммами строго хранили святость инкогнито.