Барышни Агны с премией на руках пришли домой, показали её мужикам своим, рассказали за что именно были награждены и сколько им ещё перепадёт после внедрения. Производительность труда у мужиков ожидаемо упала, народ осматривается по сторонам, думает, что бы ещё изобрести. Пошёл ручеёк мелких доделок, рацпредложений. Часть из них сразу шла в мусор, например, всякие там гигантские трактора, что сами всё делать будут, универсальные комбайны и прочее техническое творчество. А вот покрытие краской некоторых частей тракторов - пошло, ибо был расчёт по ржавчине, хоть и очень прикидочный, но был. Как и пневмоинструмент. Мужик тот, Кулибин местный, таки представил на суд общественности "гвоздезабиватель". Пока деревянную модель, сделанную с помощью Обеслава, но и то хлеб. Раздали премии.

   До конца весны производительность труда то падала, то поднималась. Народ то бросался перевыполнять план ради премии, то зависал на минимуме в попытках что-то придумать. Как и рассчитывали, все поделились на три категории. Правда, изначальные мои разбивки пофамильные не оправдались, при начале процесса творчества народ сметливый, примеченный мной, отсеивался в простые исполнители, а вот от кряжистых, суровых, рукастых мужиков пошли вполне здравые предложения. Один так вообще у нас выделился. Пришёл ко мне с какой-то плошкой с белесой жидкостью, и начал рассказывать про то, что этим старинным семейным рецептом они всякие горшки с едой герметизировали на зиму. Я помял в руках эту субстанцию, охренел малость, и с криком "Резина! Резина!" побежал к деду. Потом спохватился, мужика чуть не за шкварник с собой потащил.

   Дед занимался "кухарством" со своими учениками в химической лаборатории. Они по прежнему смешивали всё со всем, пытались понять свойства, найти техпроцессы, грели, калили, лили кислоты и щелочи, охлаждали и выпаривали. Из полезных здесь и сейчас результатов был только мелко натёртый мох, который приклеивали к бумажке и засовывали в жидкости. Индикатор менял цвет в зависимости от щелочной или кислотной среды. Тоже дело полезное, мы в эту посевную все поля такой штукой промеряли. Теперь будем изучать, где лучше почва, по фактическому урожаю. Случайно, кстати, началось всё, с рассады. В одном горшке росла как не в себя, в другом - еле-еле. Пытались разными имеющимися реагентами понять, в чем разница, наткнулись на эту бумажку. Вот ей и мерили, по цвету, на глаз. По осени поймём, на какой почве что лучше растёт, да и будем искать чем исправлять грунт под необходимые растения. То есть, удобрения тестировать будем.

   Дед тоже помял в руках кусочки белесого материала, вопросительно посмотрел на меня.

   - Резина, Буревой! Я тебе рассказывал. Теперь много чего сделать можно будет получше да прочнее. Шланги, опять же, да и прокладки разные.

   - А что смола не справится? И ткань? На многое тебе она нужна? - дед продолжал мять комочки, - Разваливается она что-то...

   - Да на многое! - сказал я, и выдал список небольшой, листов на пятнадцать.

   Под охреневшие взгляды деда, его учеников, мужика, продолжил:

   - А вот чтобы лучше она стала - пробуйте её. Грейте, смешивайте, пытайтесь. Да свойства записывайте. Ты... - я обратился к мужику.

   - Медведев фамилию дали, - мужик понял моё затруднение и представился,

   И впрямь Медведев, здоровый да широкий дядька.

   - Ты где её взял?

   Дядька рассказал, мы приуныли. Это сок куста, какого-то Бер-Скелета. Причём брать его надо с корня. А это - расширять поля под многолетние растения, а значит - рубить лес. Да и ученики деда на новым материал смотрят с явным неудовольствием - им бы со старым разобраться.

   - Короче, это - нужно. Могу приказ написать, - я рубанул рукой по воздуху.

   - Пиши, да ресурсы не забудь выделить. А то у нас тут уже заканчивается всё, - дед встал, и подошёл в крайнему ученику.

   Тот со вздохом посмотрел на большущую записную книжку, в которую что-то заносил, на пробирки да склянки свои, и поставил плошку с резиной себе. Вот и мастер нашёлся. Медведеву - премия, всех доступных людей - на поиски кустов, деду - работа, а мне опять заниматься общественной жизнью. А она кипит...

   Когда мы объявили подросткам о создании новых, школьных артелей, которые будут за деньги делать всякие нужные вещи да продавать их потом, дети сильно возбудились. Родители поворчали слегка, но дело вроде нужное, пусть осваиваются. В Москве начал расцветать подростковый капитализм. Игра "Монополия", фактически, только в живую.

   Определили подростковым артелям участки работы. Туалетная бумага, канцелярские принадлежности, мелкое шитье да игрушки для детей. Сделали им места для работы, оборудование, определили время, сроки и цену на сырье, ценники на товары, пределы повышения и уменьшения цены. Дети разделились на группки, по две на каждый вид деятельности приходилось, для повышения конкуренции.

   Самая большая "корпоративная" битва была в области туалетной бумаги. Она нужна всем, повседневный товар, а значит - ходовой. Две мастерских начали битву за потребителя. Сначала все делали и торговали бумагой по "госцене", без наценок. Причём часть народу вообще попыталась наделать для себя и умыкнуть домой. Хорошо, что быстро заметили да пресекли - за товары не плочено, вам зарплату из чего начислять? Начали хитрить - материала взяли на десять рулонов, на склад принесли восемь - "утруска" у них, видите ли! Первая драка случилась именно в этой "хитрой" артели - после всех подсчётов, оказалось, что денег они в казну должны, а не Москва. По-свойски, по-мальчишески, решили вопрос - двое с бланшами ходят, долг раскидали на всю артель.

   Вторая группа много не мудрствовала, гнала поток по "госцене", продавала с рук на руки, и имела свои десять процентов прибыли, с учётом сырья, аренды и амортизации - у нас хоть и работают дети, но всё по-взрослому. "Хитрая" артель тоже начала гнать поток, а потом случился кризис перепроизводства. Две мастерских гонят под сто рулонов бумаги в неделю. По госцене. А людей взрослых у нас - чуть более трёхста человек! Накопился остаток на складе, прибыли упали. Сначала одна артель задрала цены, у второй продажи пошли. Снизили ниже госцены - у первой и второй убытки, долг растёт. Кризис.

   Что делают нормальные пацаны, которым нет и шестнадцати, в таком случае? Правильно, идут бить конкурента. Бой был встречный, за почти достроенной каменной стеной, под покровом ночи. Бились, к слову сказать, в перчатках и каппах, без травм. Запасы бумаги на складе уменьшились - две артели за драку "сидят" неделю по "административке", выносят нужники и убирают территорию. Их допрашивает Добруш - у него сценарий остросюжетного представления на базе этих событий готовится. Вышли пацаны с "отсидки", задумались, и решили договориться. Первый монопольный сговор в Москве случился также под покровом ночи, а утром ценник на рулон взлетел на все максимально возможные тридцать процентов, причём у обеих мастерских стоимость оказалась одинаковая. Народ зароптал, но даже отеческие увещевания, при помощи ремней, не сдвигали цену вниз.

   И тут на сцену выхожу я, на белом коне и весь в белом. В смысле, с ещё одной артелью, из более мелких детей, в том числе наших и мурманских, и выдаю на том же оборудовании на тех же условиях товар по "госцене". У "монополистов" паника - продажи пошли вниз, почти в ноль. Затоваривание склада, долг, из которого еле выпутались обе артели, опять растёт. У ребят депрессия, больше делом никто заниматься не хочет. Невзначай начинаю накидывать идеи. Вроде как между делом, но так, чтобы слышали. Мол, отрывается бумага неудобно, надо бы чтобы лучше рвалась, аккуратнее. Одна артель услышала, на бумаге появилась перфорация. Баланс между тремя артелями устанавливается в пользу бумаги с перфорацией по цене чуть выше государственной. Остальные грустят - даже мои в долги влазить начинают, и смотрят на меня недовольно, мол, чего нам не подсказал?