- Нет, на Балтике.

На Балтике?.. На Балтике Борис Игнатьевич знал всех судовых артиллеристов. Может быть - из крепости? Он пожалел, что отослал послужной список, не взглянув. Но схема, на которую он продолжал смотреть, поглотила его внимание.

От нее веяло настоящей смелостью артиллерийской мысли, творческой выдумкой, поиском нового. Он даже фыркнул себе под нос, на этот раз с оттенком удовлетворения. Кажется, на этого чудака не жалко потратить время. Если такого как следует выучить, может получиться прекрасный артиллерист... Здесь он, конечно, кое-что недодумал, может быть, просто не знал. Вопрос можно было решить иначе, и, пожалуй, выгоднее. Баронесса Буксгевден вошла в кабинет с разобранной почтой и, косясь на Белосельского, сказала вполголоса: "Срочно", но Борис Игнатьевич отмахнулся от нее и, не подымая глаз от схемы, потянулся в портфель за логарифмической линейкой.

- Подсчитайте-ка вероятность попадания, - сказал он, Двинув линейку по столу к Белосельскому. - Таблицы вон там. Примите эти ваши паршивые понтоны за миноносец, дистанцию вы знаете, а число падений в минуту примите не три, а шесть... По-моему, тут еще кое-что можно было сделать...

Он опять углубился в схему. Стодвадцатимиллиметровки в этом варварском деле можно было без ущерба объединить с шестидюймовками. Это было безграмотно, но в данном случае здесь был какой-то смысл.

- Ну? - сказал он через минуту. - Как там у вас?

Белосельский молчал. Борис Игнатьевич поднял глаза и увидел, что тот вертит линейку в руках, разглядывая ее с любопытством.

- Ну, что же вы? - спросил Борис Игнатьевич нетерпеливо.

Белосельский осторожно положил линейку на стол.

- Я эту штуку издали только видел, - признался он, улыбнувшись.

Борис Игнатьевич посмотрел на него, не понимая.

- Как издали? Чему же вас в классах учили?

- Я классов не кончал.

- Так вы же артиллерист? - рассердился Борис Игнатьевич. - Почему же вы артиллерист, да еще флагарт, если классов не кончали?

- Так пришлось, - сказал Белосельский. - Я в старом флоте артиллерийским унтер-офицером был. Вот так оно и пошло.

Борис Игнатьевич встал из-за стола, густо краснея, и Белосельский тотчас же быстро поднялся из своего кресла.

- И вы, унтер-офицер, хотите учиться в академии? - спросил Борис Игнатьевич медленно, боясь, что скажет что-нибудь лишнее и непоправимое. Не знаю... не знаю, как это у вас выйдет...

Баронесса испуганно вскинула глаза на Белосельского - ей показалось, что сейчас произойдет какой-то ужас: крик, брань, может быть, просто стрельба... Но Белосельский стоял против Бориса Игнатьевича, прямой и неподвижный, и баронесса почувствовала, что никакого скандала не произойдет: слишком уверенной силой веяло от всей его плотной фигуры, от спокойного и чуть насмешливого взгляда, каким он рассматривал взволнованного Бориса Игнатьевича с некоторым даже любопытством, - чего это, мол, так его подкинуло? Он несколько помолчал, как бы выбирая слова, и потом сказал совершенно новым тоном, тоном хозяина, совсем непохожим на тот подчеркнутый тон подчиненного, которым он до сих пор говорил:

- Без вас действительно не выйдет. Пока что мы учились на фронтах сами, на крови, на поражениях и на победах. А вот теперь пришли к вам учиться. Будете учить - выйдет. Не будете - найдем тех, кто захочет матросов учить... Давайте-ка так: мы к вам по-хорошему, впредь до недоразумений, конечно, и вы к нам так же. Вот, может, кое-что и выйдет...

Он еще помолчал, будто проверяя, понял ли его Борис Игнатьевич, и потом опять прежним тоном подчеркнутой четкости спросил:

- Разрешите быть свободным, товарищ начальник?

Борис Игнатьевич кивнул головой, и Белосельский вышел.

Борис Игнатьевич обмяк в кресле, почувствовав себя бесконечно усталым, растерянным и одиноким. Баронесса стояла у стола с той же презрительной усмешкой.

- Пра-ативник, - сказала она вдруг певуче.

- Что? - спросил Борис Игнатьевич, отрываясь от своих мыслей.

Она осторожно положила на схему тонкий указательный палец. Борис Игнатьевич взглянул и только теперь увидел, что схема была набросана кривыми толстыми линиями и что за косой у места переправы было написано "пратив", что должно было, очевидно, означать "противник". Он с отвращением взял бумажку и швырнул ее под стол. Баронесса, вздохнув сочувственно и понимающе, собрала свои бумаги и вышла из кабинета неслышным видением.

Борис Игнатьевич посидел некоторое время, фыркая себе под нос и оценивая все происшедшее. Потом, несколько успокоившись, он покосился на схему, валявшуюся на полу, раз, другой и вдруг, воровато оглянувшись на дверь, где могла появиться баронесса, быстро поднял схему и спрятал ее в портфель.

Все-таки в ней было что-то любопытное, о чем следовало подумать на досуге.

1936