— Спасибо, Ральф, — тихо произнесла Злата, — что бы я без тебя делала?

Отдышавшись, девушка положила нитку белых водорослей на дно корзинки, набросала сверху травы. Волк смотрел на нее грустными глазами.

— Еще рано прощаться, дурашка, — успокоила его Злата, надевая платье, — нужно собрать немного ягод… Я же в лес пошла за ягодами! Понимаешь? Конспирация! — И она звонко засмеялась.

Злата с нетерпением дожидалась вечера, заставляя вести себя так, как будто ничего не произошло. Она возилась в огороде на виду у всей деревушки, иногда громко кричала:

— Иду, бабушка! — и бежала в дом.

Она сбегала за хлебом в автолавку и на обратном пути долго и обстоятельно беседовала с соседкой Аграфеной Митрофановной.

— Настасья, бабка твоя закалки крепкой, — сказала тетка Аграфена. — Даже не переживай — выкарабкается. Я сколько лет ее знаю, а чтоб она чем-то болела… такого не припомню. Железная твоя бабка. Надо бы вечерком зайти навестить ее. Соседи все-таки. Даром что она у меня Петра отбила… Э-хе-хе…

— Бабушка еще очень слаба, — осторожно ответила Злата. — Может быть, завтра?

— Можно и завтра, — охотно согласилась тетка Аграфена. Ближе к вечеру у калитки появился Витек… Виктор — высокий, крепко сложенный, по-армейски подтянутый молодой человек.

— Зайти-то можно? — небрежно спросил он, но было видно, что небрежность эта от робости перед девушкой… нет, девчонкой лет на семь младше его.

— Нет, — отрезала Злата, — потом тебя с собаками не прогонишь!

— С собаками?… Мне отец говорил, ты сегодня за ягодами ходила? Страшно в лесу одной?

Злата испытующе посмотрела на Виктора.

— Ты ведь в Москве служил? — неожиданно спросила она.

— Как будто не знаешь.

— Почему ты там не остался?

— Как будто не знаешь, — повторил Витек, но уже с такой тоской в голосе, что это не осталось незамеченным даже для него самого. — Ладно, пойду я, — нахмурился Виктор. — Знаешь… приходи вечером к реке… Я буду ждать.

Злата отрицательно покачала головой.

— Ты стала какая-то другая… Чужая… Виктор, не оборачиваясь, быстро зашагал прочь.

А ближе к ночи мимо дома Златы на тракторе, который тащила старенькая скучная лошадка, проехал фермер Семен Петрович — отец Виктора. Увидев Злату, идущую навстречу с полными ведрами воды, он сокрушенно воскликнул:

— Эх, девка, где ж ты раньше была? Хреновый из меня фермер, как из балерины — монтажник-настройщик электронной аппаратуры. Зачем я в деревню подался? Сидел бы сейчас в своем НИИ, просиживал штаны… Только не надо говорить, что я неудачник! Мне просто не везет!

Злата проводила Семена Петровича долгим взглядом и прошла в дом.

Она занавесила все окна, села на стул рядом с неподвижно лежавшей бабкой Настасьей и сидела так до тех пор, пока кукушка в часах не прокуковала двенадцать раз.

Только тогда Злата встала и выглянула в окно. Светила полная луна — то, что надо.

Злата чуть раздвинула занавески — лунный свет залил комнату густым серебряным светом, — взяла корзинку и вытряхнула из нее ягоды прямо на пол. Они, подпрыгивая словно живые, раскатились по всем углам и потом долго скользили под ногами, когда Злата наступала на них.

В руках девушки оказалась белая нитка водорослей.

— Все… Отступать некуда, — произнесла она вслух. Целых два часа Злата отваривала водоросли в старинной серебряной чаше, добавляя все новые и новые травы, которыми были увешаны сени. Помешивая отвар, она что-то нашептывала, и глаза ее светились в темноте, как у кошки.

Наконец снадобье было готово. Злата подождала еще немного, пока оно остынет, и медленно, маленькими глоточками выпила все до последней капли.

Через несколько минут на лбу ее выступила испарина, а тело свела судорога. Злата упала на пол, корчась от дикой боли, но не вскрикнула ни разу. Она смогла заставить себя не кричать.

Еще через несколько минут она поднялась с пола и начала с удивлением прислушиваться к своему телу. Девушка ясно понимала: с ним — с ее телом — что-то произошло. Она чувствовала странную вибрацию в каждом мускуле, в каждой клеточке. Словно звонили миллионы серебряных колокольчиков, которых никто, кроме нее, не слышал. И на этот звон слеталось нечто… Льнуло к ней, как к магниту, сгущалось, стекая по рукам разрядами искр…

Злата посмотрела на свои ладони, потом вокруг себя. На столе, в двух шагах от нее, лежала деревянная ложка. Девушка направила на нее ладонь — ложка дрогнула и вдруг скакнула прямо к ней.

Злата с торжествующим видом подняла руку вверх, в чертах ее лица появились демонические черточки, а горящие глаза уже не напоминали глаза кошки. Это были глаза дьявола…

Взгляд ее случайно скользнул по кровати, на которой лежала бабка Настасья… Секунда — и Злата опять стала сама собой, деревенской девушкой семнадцати лет.

Она подошла к бабке и, помедлив немного, начала делать пассы руками над головой умершей, выговаривая вполголоса несвязные фразы. Неожиданно старуха открыла глаза и села. Злата продолжала делать пассы руками, лицо ее побледнело, а по виску скользнула капелька холодного пота.

Лунный свет вдруг иссяк. По крыше прокатился порыв ветра, и под его напором в саду застонали деревья.

— Спрашивай, — прохрипела старуха.

Не опуская рук, Злата задала бабке Настасье вопрос:

— Кто идет? Имя! Что ему нужно?

— Его зовут Черный Охотник. Ему нужен кристалл, вмонтированный в перстень, Хранителем которого теперь будешь ты, и «книга».

— Тот самый перстень с черным треугольным камнем? Я думала, он потерялся еще в Афинах.

— Нет… Я спрятала его… Хотела уберечь себя и тебя от верной смерти…

— Смерти?… Подожди, бабушка, давай все по порядку… Ты сказала: «книга». Что за «книга»?

— Книга с перечнем кодов.

— Что это? Почему ты ничего не говорила раньше? Почему ты молчала столько лет о перстне, «книге», Хранителях?… Бабушка!

Как Злата ни старалась сохранять внутреннее спокойствие, все равно она была потрясена.

— А мои родители? Ты говорила, что ничего не знаешь о них… мой отец?!

— Тот, кто называл себя твоим отцом — чудовище! Он же твоей смерти… и был виновен в смерти многих Хранителей! Я не хочу говорить о нем… и о ней…

— А моя мать? — заупрямилась Злата.

— Я не хочу говорить о ней… Спрашивай о другом. Злата молчала.

— Спрашивай! — повторила старуха скрипучим голосом. — Время!…

— Хорошо… — медленно проговорила девушка. — Где «книга» и перстень?

— Перстень здесь. Книга у Хранителя с личным кодом: три пятерки, девятка, две тройки, четыре, единица, четыре восьмерки. Хранитель в Петербурге. Это город, где он обязан жить до очередного чрезвычайного совета, который будет не скоро. Очень не скоро. Он помнит тебя еще девочкой. И ты должна помнить его. Найди способ быть на виду — он сам выйдет на тебя. Вы должны быть вместе. В одиночку ни тебе, ни ему с Черным Охотником не справиться: Помни про личный код.

— Что такое личный код, бабушка?

— Проведи рукой по предплечью, чуть ниже локтя — здесь, — проскрипела старуха.

Злата, продолжая делать одной рукой пассы, другой провела вдоль места, на которое показала бабка Настасья.

— Ты почувствовала? — спросила старуха.

— Да. Я прочитала твой личный код… Но я не успела прочитать твое настоящее имя!

— И не надо.

— Откуда там… в тебе… эта информация?

Старуха прохрипела какое-то непонятное слово, которое Злата не расслышала, и в руке ее вдруг появился обоюдоострый кинжал с золотой, украшенной крупным рубином рукояткой.

— Бабушка… — испуганно прошептала Злата.

Старуха надрезала себе кожу — ткани разошлись, но крови не было — и извлекла из раны небольшую тонкую пластинку величиной с ноготь.

— Это мой биком. После гибели гражданина Содружества и должен быть уничтожен. — И с этими словами старуха сломала в своих пальцах тонкую пластинку. — Вот и все… Меня больше нет… Спрашивай!

— Зачем хранить перстень? Для кого?

— Для Содружества. Мы послали сигнал. Нас вот-вот отыщут. Ты сразу узнаешь их — своих братьев. У каждого есть биком. Если перстень попадет в чужие руки… для Земли может наступить конец света… Ты чувствуешь?