– И что это значит? Они следили за Асри?

– Зачем бы тогда они взяли Рашида? – спросил Фредди. – Меня это беспокоит.

Харди рассмеялся.

– Теперь это уже не имеет значения, Асри теперь для них потерян.

– А Рашид?

Харди отглотнул кофе и мягко улыбнулся.

– Ну пусть и довольствуются Рашидом, – ответил он.

Мохаммед Асри, как он теперь сам себя называл, провел ночь в гостинице в Таксоне, впервые отдохнув после вылета из Парижа. Хотя он ничего не ел, кроме бутерброда на Лексингтон-авеню, он лег спать, не поужинав. И совсем не потому, что боялся выйти на улицу в поисках ресторана – выбравшись из Нью-Йорка, он окончательно уверился, что ускользнул от возможных преследователей. Нет, он просто не обращал внимания на голод, как и на другие физические позывы плоти, за исключением, разве что, минимального сна. Это было частью его режима и программы самосовершенствования, частью цены, которую он стремился заплатить.

Хотя преследователи из ФБР думали об Асри как об арабе, он не был им в изначальном смысле этого слова. Его семья никогда не кочевала по пустыне, все поколения были городскими жителями, родившимися и выросшими в Шабе, городе, основанном еще Александром Македонским и названном в честь его отца Филиппополисом. Этот город расположен в центре большого базальтового плато Джебель-эд-Друз, где находятся одни из крупнейших в мире выходов древних вулканических пород высотой свыше пяти тысяч футов.

И теперь, лежа на кровати в Таксоне посреди американской пустыни и подставив обнаженное тело прохладным струям кондиционера, Асри вспомнил горные ветры, продувавшие раскаленные улицы его родного города. Он подумал о том, как мальчишкой играл на этих оживленных улицах, как будто они принадлежали ему и его друзьям, но на самом деле так и не стали их собственными. Теперь он с печалью думал о своем отце и отце своего отца и понимал, что с первых же дней основания Филиппополиса его улицы не принадлежали ни его отцу, ни другим жителям города. Город был основан чужеземным завоевателем из другого мира, и во все века власть в нем на самом деле никогда не принадлежала проживавшим там людям.

Он вспомнил рассказы деда о турках, о местном восстании, вызванном революцией в Турции в 1908 году. Спустя двадцать лет жители Джебель-эд-Друз уже сами подняли мятеж и сбросили так называемого короля Сирии, которого им навязала Франция после поражения Турции в войне, в результате чего в Сирии образовалось еще одно иностранное государство, управляемое марионеточным королем Фейсалом.

Это были прекрасные времена, но в годы процветания людей поразила праздность, коррупция, ленивое безразличие к такому великому событию, как обретение независимости, завоеванной борцами. Бесконечными договорами и посулами Франция вернула себе эти земли, города, лишила страну благополучия и ничего не дала людям взамен их свободы.

«Мы продали свое право первородства, – думал Асри, в то время как воздух гостиничного кондиционера в американской пустыне холодил его кожу. – Мы продали его за миску похлебки».

Неужели этому не настанет конец? Его город покоится на камнях, которые несколько миллионов лет назад пришли из центра земли, пробив первородную почву и высокомерно водрузившись в виде гор посреди пустыни. Его город был основан несколько тысяч лет назад заморским завоевателем. И все-таки это его камни и его город, и они будут принадлежать ему. Сначала были греки, затем в течение нескольких веков сменяли друг друга толпы завоевателей с Востока и Запада, потом дед уже рассказывал о турках и французах, отец рассказывал о французах, англичанах и евреях, и вот сейчас, уже на его памяти, евреи и американцы.

Впервые он вступил в борьбу во время войны 1973 года, когда Сирия объединилась с Египтом, полная решимости сбросить захватчиков в море. Но они потерпели поражение. Потерпел поражение и он, сбитый израильским реактивным истребителем, который подкрался к нему со стороны солнца. Три года он провел в израильской тюрьме.

До этого он был идеалистом, жил в мире сказочных великих воинов, благородных поступков, рыцарства, благородства, грандиозных сражений. Что такое реальный мир, он понял в израильской тюрьме в Хайфе, в тесной клетке, набитой голодными немытыми людьми. И еще он понял, что в этом реальном мире такая страна, как Сирия, не может вести вооруженную борьбу с такой страной, как Соединенные Штаты, а Израиль – это просто острый клинок США, вонзенный глубоко в сердце Сирии. Асри научился бояться и ненавидеть, и, когда наконец его выпустили из тюрьмы, он вернулся не в вооруженные силы Сирии, а стал в ряды мирового арабского революционного движения, в ряды его боевиков.

Поэтому этой ночью он лежал на кровати, не ел и не пил, игнорируя позывы плоти. Все, что ему было нужно, так это несколько часов ежедневного сна, и тем не менее он был сильным, независимым, решительным. Он будет есть и пить, когда ему будут предлагать, но если не будут, он обойдется и без этого. Он будет сильным, он будет готов ко всему.

Проснулся Асри утром с первыми лучами солнца, умыл холодной водой лицо и вышел из гостиницы. Он с удовольствием прошел мимо двух ресторанов, попавшихся ему по пути к автобусной станции, где в пять тридцать утра сел на автобус до Далласа. В Далласе он пересел на другой автобус, приехал в город Уичито, штат Канзас, и взял такси до аэропорта.

Асри подумал, что его шефам будет нетрудно узнать человека с Ближнего Востока в этом небольшом американском городке, но когда проходил через зал ожидания, то заметил несколько человек, похожих на него. Теперь он по достоинству оценил полученные инструкции. Остановившись у киоска, он купил местную газету, вышел через главный выход и остановился, безмятежно разглядывая машины, припаркованные у входа. Он стоял, скрестив ноги и перенеся тяжесть тела на правую, рассеянно похлопывая себя по правой щеке сложенной газетой. Дверца одной из машин распахнулась. Асри подошел к ней и заглянул внутрь. Сидевший там человек с Ближнего Востока слегка улыбнулся и сказал:

– Мистер Асри, я полагаю?

Мохаммед кивнул и сел в машину. В полном молчании они ехали сорок пять мнут в северном направлении по прямой узкой дороге и наконец свернули к небольшому частному аэродрому. Асри вышел из машины и направился к одинокому зданию, служившему одновременно и ангаром и конторой. Если бы мать сейчас посмотрела на него, она бы сказала, что он счастлив, но больше никто не сумел бы заметить легкую улыбку в уголках рта или надежду в глазах. Сам он не думал, что счастлив, он уже не мыслил такими категориями. Он знал только то, что ему наконец предстоит узнать, в чем заключается его задание.

Харди стоял у окна и наблюдал, как Асри идет через бетонированную площадку перед ангаром. Попыхивая сигарой, он удовлетворенно кивнул. Все по расписанию. За исключением этого небольшого кивка, Джи больше никак не выразил своего удовлетворения, он ожидал, что все произойдет так, как он спланировал, и все пройдет точно по расписанию. Если уж он брался за дело, то так всегда и было.

Харди был высокого роста, но производил впечатление скорее крупного человека, чем высокого. Широкоплечий и мускулистый, он напоминал статуи, высекаемые в России из сибирского гранита для увековечивания советских героев труда. Ему было слегка за сорок, но он никогда не задумывался о возрасте, считая старение уделом других людей. Его густые волнистые черные волосы были коротко подстрижены на военный манер, но создавали впечатление шикарной прически. И вообще, впечатление благополучия пронизывало всю атмосферу вокруг него, тянулось за ним, как шлейф королевской мантии. Его габариты и темно-синие глаза придавали блеск скрытой силе, он подчинял себе окружающих, даже не заботясь об этом. Так было всегда, от детского сада до корпуса морской пехоты, и, как ни странно, даже во вьетнамской тюрьме.

Конечно, так было и здесь, хотя в этом месте появлялся всего один человек – доктор Вахид Махоури, тот самый человек, который привез Асри из аэропорта, а теперь вслед за ним вошел в дом, когда Харди отворил дверь.