Вот только… комендант обзванивал по служебному радиотелефону другие лагеря один за другим — и с каждым звонком надежда, зародившаяся было в душе Кудряшова, таяла быстрее горящей свечи. Единственный раз мелькнула в списках эвакуированных Евгения Кудряшова, да и та оказалась лишь полной тезкой дочки Леонида. Причем дамой уже пенсионного возраста. Альбина же Кудряшова и вовсе в списках ни одного из лагерей не значилась.

— Надеюсь, вы не попробуете сами за своей семьей в город сунуться, — с дежурной участливостью молвил комендант, когда разочарованный Леонид, не говоря ни слова, развернулся и шагнул к выходу из кабинета-вагончика.

Эти напутствия он не удостоил ни словом, ни жестом. Потому как в самом деле задумал пробраться в город. Но делиться этими планами с комендантом, как и любым другим представителем власти, естественно, не собирался.

Но прежде следовало выяснить, что же такое в городе стряслось, что вызвало эвакуацию почти всех его жителей. Работа хоть в частной, но в военной компании (причем отнюдь не офисным хомячком) приучила Кудряшова к мысли, что только идиоты с суицидными наклонностями сразу начинают действовать, не утруждая себя разведкой. А себя таким идиотом-самоубийцей Леонид не считал — несколько лет боевого опыта тому порукой.

Для начала он решил просто прогуляться по лагерю да поспрашивать здешних обитателей. Будучи заранее морально готовым к тому, что добиться нужных сведений получится не с первой попытки и даже не с десятой. И вообще… не зря терпение считается одним из главных качеств, необходимых и разведчику, и вояке. А нетерпеливые любители бросаться очертя голову, как правило, долго не живут.

Ожидания Леонида оправдались — большинство эвакуированных отнекивались при попытках расспросить их о происшедшем в городе, ссылаясь на подписку о неразглашении, и еще почему-то опасливо косились в сторону вагончика коменданта. И даже тот факт, что говорил с беженцами Кудряшов вполголоса, не очень-то их успокаивал.

Но вода, как известно, камень точит. И один из обитателей лагеря — долговязый паренек лет пятнадцати, в выцветшей футболке с надписью «Little Big» и в шортах до колен — согласился-таки поговорить с Кудряшовым. Лишь попросив того угостить сигареткой.

— Ну а хрен ли, — произнес паренек, прикурив от собственной зажигалки да с наслаждением затянувшись, — согнали нас здесь, подписку эту гребаную взяли… а что взамен? Эта палатка гребучая… с двумя соседями, один из которых храпит, а другой совсем старый дед и кашляет постоянно? А если не кашляет, то во сне разговаривает. Или паек, от которого ноги протянуть можно? В макдаке, блин, лучше кормят… кормили. А как еще курить-то хочется… бли-и-ин! Но даже те два блока, которые прихватизировать успел, пришлось Сапогу отдать.

Леонид не стал уточнять, кто такой Сапог, и почему столь необходимо было отдавать ему такую, по мнению паренька, драгоценность. И без того понимал: в этом лагере собралось много людей, а люди разные бывают. Комендант же и другие сотрудники МЧС, опекающие лагерь, действительно не в силах были уследить за каждым, так что ждать от здешних обитателей железного порядка и поголовного законопослушания не приходилось. Вот и утвердились среди палаток для эвакуированных… хотя бы местами почти тюремные нравы. С неформальными заправилами наподобие смотрящих на зоне. С которыми лучше дружить, а ссориться небезопасно для здоровья.

Тем более, не пришло Кудряшову в голову допытываться, где родители его, как ни крути, несовершеннолетнего собеседника. По всей видимости, понял он, там же, где и остальные, кого не успели эвакуировать.

— Хочешь знать, че за канитель в городе случилась? — еще раз затянувшись, вопрошал паренек.

Да сам же секунду спустя и ответил:

— Зомби. Зомбаки, трупаки, ходячие мертвяки… или восставшие, по хрену. Хотя насчет их смерти не уверен. Судя по аппетиту, эти твари живее всех живых.

— И… откуда они взялись? — не нашел ничего лучше спросить Кудряшов, несколько огорошенный таким известием.

— Хэ Зэ, — было ему ответом, — сначала их вообще не замечали… ну, когда этих зомбаков было всего с десяток на весь город. За бомжей принимали. Или за нариков. Типа, ширнулся и бродит без дела. Потом их за сотню перевалило, стали жалобы поступать… ментам и вообще. Они ж, падлы, на людей бросались. Руками хватали, норовили укусить. Ну, стали этих… бросающихся менты задерживать. Тогда все и выяснилось. Что эти торчки, так называемые, на базары не реагируют, боли не чувствуют. Зато почуяв поблизости что-то живое, сразу зубами клацать начинают. Ну, как игрушка такая… в виде челюсти. Ее заводишь, она щелкает… ам-ам-ам.

Парень изобразил пальцами то открывающиеся, то смыкающиеся челюсти и затем продолжил:

— А это, бро, даже для самой крутой дури… слишком. И вдобавок вскоре оказалось, что хрень эта — заразная. Ну, если зомбак укусит нормального, но сожрать не успеет, тот вскоре сам станет зомбаком.

Потом… ну, когда их стало больше тысячи, менты зомбаков уже просто отстреливать на улице стали. Типа, ходячий — не человек, гражданские права на него не распространяются. Еще и вояк в город прислали… в помощь. Да только, один хрен, меньше зомбаков не становилось… наоборот. Еще и менты с вояками заражаться стали. Так что… вот!

Паренек раскинул руки, указывая на скопище палаток вокруг.

— Мы здесь, — продолжил он затем, — кто-то умный однажды решил, что лучше вывести нас из этого гребаного города. Типа, сохранней будем и в зомбаков не превратимся. Меньше шансов, в общем.

Так что ждем, по ходу, когда придет генерал Зима. И зомбаков всех к хренам поморозит.

— От души, — одобрительно кивнув, сухо произнес Леонид, переваривая услышанное. А затем протянул парню пачку с оставшимися сигаретами.

У того на лице было выражение — как будто выиграл миллион в лотерею.