Моя карьера начиналась довольно скромно: служащий в конторе по консолидации. Но я мечтал о другом и все свободное время работал над романом, на который возлагал большие надежды.

Однако при всем своем оптимизме я даже не мог вообразить, что поворот в моей судьбе произойдет так неожиданно…

Однажды ко мне в кабинет вошел высокий худощавый брюнет лет двадцати пяти. — Несмотря на суровые январские морозы, он был без головного убора и в легком демисезонном пальто. Большие серые глаза смотрели спокойно и, казалось, насмешливо.

Непринужденно поздоровавшись, гость спросил:

— Я не ошибся? Это отдел консолидации?

Я привык видеть совсем других клиентов: или подавленных, боящихся назвать цель своего визита, или отчаянных, с лихорадочно горящими глазами и возбужденной сбивчивой речью.

Но этот посетитель будто пришел заключать обычную торговую сделку!

— С кем имею честь?

— Боб Винкли, — с достоинством произнес он.

— Кларк Елоу к вашим услугам, — представился. — Вешайте пальто вот сюда, господин Винкли. Проходите, присаживайтесь.

Посетитель отличался хорошим сложением, уверенными неторопливыми движениями.

«Редкий экземпляр», — подумал я, оглядывая крупную фигуру гостя.

Он спокойно уселся напротив меня и стал рассматривать развешанные по стенам рекламные плакаты.

— Я слушаю вас, господин Винкли.

— Хотел бы узнать условия полной консолидации.

Я протянул ему справочники.

— Сначала вам надлежит пройти исследование в Центре биологических перемещений. На основании свидетельства о состоянии ваших биосистем мы заключим с вами контракт и заплатим по этому прейскуранту.

Посетитель быстро пробежал глазами по длинному списку, вежливо спросил:

— На какую сумму я могу рассчитывать?

— Если все ваши органы окажутся без изъянов, мы можем заплатить до шестисот пятидесяти тысяч дин.

— Однако в вашем прейскуранте нет самого главного!

— Чего именно?

— Стоимости мыслительного аппарата!

— На этот аппарат у нас пока нет спроса.

— Вы отстали от жизни, господин Елоу! — возразил он и достал из кармана газету. — В сегодняшней «Газетт», например, статья об успешной операции по пересадке головного мозга. Значит, скоро понадобится и моя голова! воскликнул он.

Действительно, пресса все настойчивее сообщала об исследованиях в этой области, и у нас уже были разговоры о таких операциях, но внедрение их в практику казалось делом далекого будущего.

— Разрешите? — я протянул руку к газете.

— На четвертой странице, — он неспешно подал мне листы.

В глаза мне бросился напечатанный во всю полосу заголовок: «Успехи трансплантации».

Статья у меня сохранилась, так что выпишу из нее основное: «Как вы знаете, хирурги и ученые всего мира работают сегодня над преодолением последнего рубежа в области пересадки органов и тканей человека — над заменой его мыслительного аппарата. Настойчивую и кропотливую работу в этом направлении проводят сотрудники Центра биологических перемещений под руководством известного профессора Дэвида Дэнниса. Доказано, что интеллектуальная деятельность — не монополия коры головного мозга. Мысль человека — это специфический продукт сложного взаимодействия всех его органов. Но и мозг, изолированный от нервной системы, способен к мышлению, хотя в комплексе с органами различных людей функционирует по-разному, каждый раз показывая различную глубину и интенсивность сообразительности. Эти опыты подтвердили, что мыслительный аппарат, подобно компьютеру, поддается замене.

Недавно, после тщательной отработки технологии операции на животных, хирурги решились провести ее на людях. В автомобильной катастрофе оборвались две жизни. Тридцатилетнему Томасу Сперри повредило голову, у его компаньона Карла Кларенса которому было двадцать восемь лет, голова осталась неповрежденной. Родственники пострадавших дали согласие на пересадку, и профессор Дэннис встал к хирургическому столу. Автоматы по сшиванию капилляров и нервных волокон помогли предельно сократить время операции, она продолжалась чуть более трех часов. Через день оперируемый пришел в сознание, начал узнавать родственников и друзей…»

— Я в курсе, — ответил я посетителю. — Тем не менее относительно вашей головы пока ничего не могу сказать… Впрочем, я поговорю сейчас с шефом…

— Благодарю вас.

Мой шеф, невысокий крепыш, с длинными не по росту руками, вышел к клиенту.

— Добрый день, господин Винкли. Вы, безусловно, правы. Теперь в прейскурант придется внести и мыслительный аппарат.

— Благодарю, сэр.

— Его стоимость будет зависеть от оценки ваших умственных способностей в Центре биоперемещений. При определенных условиях мы можем заплатить за вашу голову до трехсот пятидесяти тысяч дин.

— Значит, полная консолидация может дать миллион. Ну что же… Эта сумма требует серьезных размышлений.

С этими словами он удалился.

В Делинджер меня привело страстное желание приобщиться к современной цивилизации с ее сказочными благами, с великими возможностями для приложения своих сил. Прибыв из далекой окраины, где мои родители трудились на аграрной ниве, я почти три года с жадностью первооткрывателя штудировал юриспруденцию в местном университете, но отсутствие средств вынудило прервать занятия.

Служба консолидации привлекла меня тем, что была связана, как мне казалось, с необычайно романтической и крайне важной деятельностью хирургов. К тому же эта работа требовала определенной правовой подготовки.

К моему приходу это был для всех привычный и хорошо отлаженный механизм, который функционировал уже двенадцать лет. Однако вступление его в жизнь было непростым…

С внедрением операций по пересадке в клиническую практику в газетах все чаще начали появляться объявления о покупке и продаже отдельных органов и тканей. И тогда мой шеф решил централизовать происходящие стихийно торговые операции и организовал свое бюро.

Как только на дверях бюро появилась вывеска и разноцветными неоновыми огнями замелькала первая реклама, газеты набросились на новое учреждение, как свора голодных собак. Писали, что группа депрессивных личностей, лишенных совести и гражданских позиций, развернула деятельность, несовместимую с современными юридическими нормами. И явно в насмешку над гуманными, религиозными и нравственными чувствами сограждан, назвала ее консолидацией… Торговля жизнью и органами человека не должна иметь места в цивилизованном обществе, где и без того немало отверженных ежедневно уходит из жизни по своей воле.

Однако здравый смысл оказался сильнее. В редакции начали поступать десятки писем, отстаивающих в деятельности нового бюро высокий моральный и общественный смысл. И знаете, от кого? Большей частью — от людей, решившихся на самоубийство.

«Вы не можете лишить меня права покончить счеты с ненужной обществу и опостылевшей мне самому жизнью (что делают сейчас сотни отчаявшихся!), писал один из них. — Так не прикрывайтесь нравственными и религиозными одеждами и не отнимайте у меня возможности сделать этот последний акт с пользой для близких, которым я оставлю приличную сумму, а главное, на радость обреченным, которым я дам жизнь, желанную им самим и нужную обществу».

Потом авторы этих писем действительно заканчивали свои дни в наших стенах. И их мнение оказалось самым веским аргументом в защиту конторы.

Однако дебаты продолжались долго. Кое-кто пытался доказать, что консолидация подталкивает к уходу из жизни людей, потерявших в ней опору. Поэтому она будет значительно ускорять принятие рокового решения и, несомненно, увеличит количество добровольцев на преждевременное переселение в иной мир.

Здравые голоса, наоборот, доказывали благотворное воздействие консолидации на мирские дела: банальное самоубийство она наполняет положительным содержанием, из бессмысленного шага отчаяния превращает в осмысленный поступок, в некотором отношении — даже в подвиг.