«Изволь, о правитель достойный, — рек Гавейн королю, —
Вели мне встать от стола и ближе шагнуть,
Чтобы, противу вежества не греша, я прервал трапезу.
Коли державной госпоже моей угожу тем самым,
Я бы с советом выступил перед свитой знатной.
Ибо не дело это, думаю, и не должно быть тому,
Коли уж просьба столь редкостная при дворе прозвучала,
Чтобы ты сам снисходил до дерзкого вызова,
Когда бравых рыцарей вокруг не счесть;
Думаю, доблестней не найдется на свете,
Нет храбрее и крепче ратников на бранном поле.
Я ж, не обессудьте, и силой, и рассудком не вышел;
Гибель такого — не горе, не солгав, скажу.
Лишь за то, что ты — дядя мой, воздают мне почести,
Твоя кровь в моей плоти — иных заслуг не ведаю.
И раз затея столь пустая недостойна владыки,
А я раньше прочих заговорил — даруй поединок мне.
А коли неумело молвил, да не посмеют двор за то
Осуждать».
Тут зашептались в зале,
И порешила знать:
Топор зелёной стали
Гавейну передать.
Тут его величество повелел ему без промедления встать,
И тот вскочил сейчас же, и чинно приблизился,
Пред королём на колени встал, и залог боя принял.
А тот передал его с радушием, и, воздевши руку
В благословении Божьем, приветливо наказал,
Чтобы укрепились силою и сердце, и длань.
«Осторожно, родич, — король рек, — отмеряй один удар,
И коли воздашь гостю, как должно, думаю я,
Ты выдержишь выпад, коим ответит он позже».
И вот Гавейн вышел к воину, с боевым топором,
А тот доблестно ждёт его, малодушия не выказывая.
Тут объявил сэру Гавейну вождь в зелёном:
«Повторим-ка договорённость нашу, к игре приступая.
Сперва, изволь, воин, назови своё имя,
Не запираясь, по правде, чтоб доверять тебе мог я».
«По чести, — рек зачинщик, — величаюсь Гавейном,
Я, что нападу на тебя с ударом, чем бы уж дело не кончилось,
И чрез двенадцать месяцев приму без подмоги, один,
В свой черёд расправу, от оружия не уклоняясь
Никакого».
Гость отвечал ему:
«Гавейн, даю в том слово:
Я твой удар приму
Охотней, чем другого».
«Право же, — рек зелёный рыцарь, — радуюсь я, сэр Гавейн,
Что от твоей руки искомое мне взыскать предстоит,
И что ты повторил добром, в речи истинной,
Условия дословно, о коих я короля просил.
Ныне ж следует тебе, лорд, поклясться честью,
В том, что сыщешь меня сам, повсюду проехав
В земле далёкой и близкой, и уплату примешь
За то, чем оделишь меня сей же день на виду у всего двора».
«Где же увижусь с тобой, — рек Гавейн, — где вотчина у тебя?
Не ведаю, где живёшь ты, Всевышним клянусь!
Загадка для меня, гость, и герб твой, и имя.
Но вразуми меня напрямую, и молви, как прозываешься,
И я берусь разум напрячь, чтоб дорогу сыскать к тебе.
В том клянусь Небом и вменяю в долг себе!»
«Иного не надобно; для Нового года довольно! —
Рек Гавейну родовитому воин в зелёном. —
Коли правду открою я, когда обрушится лезвие,
А ты опустишь топор, — коли успею сказать
Про вотчину мою и двор, и о прозвании собственном,
Тогда дашь труд повидать меня и сдержишь клятву.
А коли не откликнусь ни словом, — так лучше тебе же:
Покидать тебе не придётся здешних угодьев
И уезжать!
Возьми ж топор добротный,
И к делу — полно ждать!»
Гавейн сказал: «Охотно!»,
Погладив рукоять.
Тут рыцарь зелёный бестрепетно к игре изготовился:
Освободил долю шеи, чуть подавшись вперёд;
Длинные, великолепные локоны пригладил на темени,
Обнажая услужливо жилистую шею.
Гавейн боевой топор над головой занёс,
Левую ногу на полу выставляя вперёд,
И храбро обрушил оружие с высоты,
Так, что лезвие с легкостью рассекло кости,
И ушло в плоть, разделив ее надвое;
Затем блестящая сталь вкогтилась в землю,
А благовидная голова низверглась наземь:
Многие не преминули пнуть её, дотянувшись ногой.
Кровь из раны брызнула, горя на зелени,
Но не дрогнул и не рухнул бравый воитель,
А проворно вышел вперёд на твёрдых ногах,
Свирепо ринулся к рыцарям, что в ряд выстроились,
Сгреб пригожую голову, и гордо потряс ею,
Затем поравнялся с конём, рванул за узду,
Опираясь о стремя, вспрыгнул в седло,
Вместе с головою, за волосы схваченной твёрдо;
И столь невозмутимо тан застыл в седле,
Словно несчастья не случилось с ним, хотя исчезла глава
С плеч.
С уродливого тела
Кровь продолжала течь.
Не все сумели смело
Его дослушать речь!
Ибо вверх он вытянул главу на ладони,
К прелестнейшей леди ликом повернул её,
И отверзлись веки, и воззрились очи,
А рот изрек громко то, что пора услышать и вам:
«Ну, Гавейн, изволь же выехать, как обещался,
И, пока не сыщешь, усердно, сэр, искать меня,
Как поручился ты честью пред честными рыцарями!
К Зелёной Часовне, велю, следуй без колебаний:
Там за удар доблестный воздастся с лихвой
Гостю без отлагательств новогодним утром.
Как Рыцарь Зелёной Часовни, я в округе известен:
Коли спрос не сочтешь в тягость, так отыщешь, верно.
Так что в дорогу — или трусом по праву зваться тебе!»
Тут он за узду дёрнул задорным рывком
И проворно к выходу выехал с головою в руке.
Огни над камнями взметнули скакуна копыта,
И в какие дали подался гость, не догадался никто,
Равно как и не ведали, откуда явился он.
Что дале?
Гавейн с Артуром хором
Над ним захохотали;
Но ясно было: взорам
Явилось чудо в зале.
Хотя владыка диву дался в душе,
Он виду не выказал, но объявил громко
Королеве прелестной слово учтивое:
«Леди возлюбленная, не след страшиться:
Рождеству пристали затеи такие:
Дивные действа да задорный смех
Красят отрадные празднества рыцарства славного.
Однако ж к трапезе вправе я притронуться ныне,
Ибо чудо явилось очам моим, не хочу отрицать».
Тут на Гавейна он воззрился и вежливо молвил:
«Сэр, повесьте секиру, довольно рубиться ей!»
Тут укрепили топор над пологом шитым,
Дабы, на залог глядя, изумлялись гости,
И всем поведали, как водится, о невиданном чуде.
Затем к столу подошли эти лорды вместе:
Король с бравым родичем; храбрые воины
Их лучшими лакомствами оделили вдвойне,
Снеди вдосталь досталось им, а также и песен.
В радости время текло, пока мрак не сгустился
В тех краях.
Гавейн, гони сомненья:
Да не удержит страх
Тебя от приключенья,
Принятого в сердцах.