Скорее всего, это была какая-то не известная науке промежуточная жена между старой и той молоденькой, которая сейчас являлась старушкой и пережила мужа на сорок лет. То есть временная и неизвестная герлфренд гения.

У промежуточной жены (любовницы) или у кого-то (у другой?) столько лет пролежали эти работы, чтобы потом посмертно оказаться мусором, барахлом, выкинутым на помойку, и ночью попасться зоркому почти грибнику и охотнику с его трезубцем.

Грибник-охотник, ночной шпион, понял быстро, с чем дело имеет, его потрясающая эрудиция, знания и интуиция во мгновение ока подсказали ему, кто автор и что тут представлено, в этом древнем рваном ридикюле (по виду брезентовый мешок), и наш исследователь дополнительно буквально распутал по волоконцам содержимое помойного контейнера, расположил все в окрестных просторах (потом собрал, чтобы не сердить уже известную своим характером дворничиху) и нашел еще ряд вещей гения, предположительно его вещей — мундштуки, пахнущие «Беломором», слежавшиеся клетчатые тапки иностранного фасона в отдельной газете (там была, ура, дата именно сорокалетней давности!), а также невыразительные книги того легендарно поганого времени, но с дарственными надписями давно канувших авторов.

Собственно, именно по этим посвящениям (с именем-отчеством, а иногда и фамильярно по имени) наш гений-разведчик и утвердился полностью в своих подозрениях, от которых сильно забилось сердце.

Кто-то сильно любивший собрал и сохранил до своей смерти все, что составляло материальное свидетельство жизни знаменитости.

Писем и фотографий не было, нашлась почерневшая голубая ленточка. Сожгла письма? Поискал и понял, ряд вещиц на дне мешка был замусорен седым пеплом. В результате чего эти вещицы были осмотрены и отвергнуты (явно принадлежали покойной жене-не-жене, проще говоря, бабке, фамилия и имя, а также адрес которой немедленно всплыли из тьмы времен с датами, так как это были счета по оплате за квартиру и т. д., называвшиеся тогда «жировки». Она зачем-то их берегла.).

Наконец, акция завершилась продажей. Легальная вдовица купила все, когда из небытия вышла наружу амурная история ее мужа, происходившая, как легко было понять, уже на фазе очень близкого знакомства этой будущей жены и гения, т. е. был момент, когда он (видимо) жил сразу с двумя! Или ухаживал за своей молодой невестой, а сам ковылял к прежней зазнобе, не хуже чем английский принц Чарльз. И настоящая жена не могла допустить, чтобы эти документы попали кому-нибудь в ручки, каким-нибудь исследовательницам-аспиранткам, которые только и охотились что за жареными фактами. Желали сделать так называемые открытия.

Вдова купила все вплоть до жировок! Жареные жировки, неплохо сказано. Но именно на них и была фамилия с инициалами и адрес! Поисковик понял, чем вдова займется с горящими щеками буквально сразу же: выяснением возраста умершей. Старше или даже младше? Этот вопрос заставил ее трепетать, невнимательно считать деньги, смотреть сразу в оба угла кухни в полной рассеянности, буквально так, глаза врастопыр.

Имелся ли тут некоторый элемент шантажа, трудно сказать. Возможно, да. И уж во всяком случае грибник мог резко повысить цену на найденный архив уже после отдаленного обещания его опубликовать (в сопровождении сенсационных открытий о неизвестной музе гения! Загадка В.Е.В.) Но не стал мельчить. И так уже на эти первоначально заявленные вдовой деньги можно было поменять комнату на квартиренку и затем увеличить жилплощадь жены до двух комнат, можно было бы купить машину, представлялась также возможность съездить за границу, повидать мир, или наоборот: приобрести дом в деревне.

Он решил иначе: теперь в его отдаленной комнатушке стоит наиновейший компьютер, на нем можно делать мультфильмы, выпускать книги, журналы, писать музыку, создавать живописные произведения. Ни от кого не зависеть, кстати. И никому ничего не показывать.

Ибо зачем. Не с кем говорить и некому демонстрировать.

Сбылась мечта одинокого гения эпохи глобальной помойки, его ночные вылазки по грибным местам принесли невиданные плоды. Разум восторжествовал и тут, на самом дне жизни, для кого на дне, а для кого и на вершине.

Ведь это искусство высокой пробы, талант ученого: распознать в мусорных, залежалых бумажках подлинного их автора — да еще и затем найти документальное подтверждение имени, а затем и вызнать пути к вдове!

Ночи, ночи охоты, дни творений.

Все знают, что такое отдых на море — это возвращение к вечной молодости. После отдыха в тех благословенных приморских местах, даже в Прибалтике, суровой и ветреной, кожа становится упругой, выравнивается, едренеет. Но Прибалтика для больных, неудачливых, каких-то пожилых аскетов, терпящих хлад и ветер и идущих поперек всем стихиям, в мокром виде от глубины, по отмелям на берег, сто мучительных метров. Нет! На юг! В жаркие местности! И терпеть крик соседей на пляже, какую-то подозрительную еду, повсеместную пьянку-гулянку, жуткую музыку из каждой их раскрытой двери, то ли автомобильной, то ли кабацкой, и все это ради ослепительного дня на море, но и ради вечера, когда горит кожа, в зеркале возникает новое молодое лицо (розовый цвет кожи есть право и закон молодости). Румяный нос, щеки, подбородок, блестящие глаза!

И выгорают волосы, возвращаясь в цвет юности, и крепче становятся мускулы от игры волн, от их соленой упругости! Прыгают в море с пирса ли, спускаются ли по ступеням осторожно, как тесто, или входят в стихию со счастьем, вздрагивая от свободы и упоения прохладой — результат один: из моря выходит рожденная только что богиня, пускай сначала не видная окружающим, но к концу отпуска она уже вылупилась, как ядро из огрубевшей скорлупы, как новая змея из старой чешуи. И рецептов множество, кремов, хотя случаются ошибки и ожоги, и кожа слезает не вся, а клоками, пятнами и тут же опаляется в месте дыр, так что загорелая физиономия становится пестрой как молодой картофель. Но это ошибка, ее затем исправляет тотальное поджаривание.

При этом тут же обитают аборигены, тусклые, пропеченные солнцем женщины с грубыми лицами, сдержанные насчет моря и солнца (вообще не купаются, загар для них это позор).

Их почему-то не касается эта эйфория, восторг насчет вечной молодости, как вообще не касается человека свое и привычное, как Лувр и Джоконда не трогают парижан, а индусы спокойно стирают в священном, полном трупов Ганге, погружаются туда — или как Сфинкс и пирамиды есть способ выживания для владельцев туристических верблюдов, и ни у кого из перечисленных сердце не дрожит от восторга на утренней заре в виду этого мира: бабы с морского побережья кряхтят, поднимаясь для трудовых мучений, парижанин не скачет заглянуть на мировой шедевр номер один, плевать, а собственник верблюда не поднимет даже глаз на небывалую, немыслимую вечную груду грубо обтесанных камней, загадочную пирамиду.

Проклятый приезд и проклятый отъезд, выражение уже из древности, слова Пушкина из его письма, конечно, и теперь портят всю картину, но это стоит того, чтобы разгрести наконец обыденную жизнь, сменить ее на нереальность, на дрожащее марево солнца и морское пространство — утром, днем, ночью. И уже на второй день, на третий, наступают хлопоты, приходит недовольство, то не так, то не эдак, заняты лежаки, орала рядом компания, громкая чужая музыка.

Вечные споры с неповоротливыми домашними, которые и не чешутся идти к морю в безопасное время, по утрам, а волокут ноги на пляж в самое пекло и угорают, пригорают.

Дети в волнах — вообще это непереносимо для родительского сердца, бдить и стоять на страже или плавать в виде секьюрити рядом безо всякого удовольствия, то и дело возня, помазать сожженную спинку, не сиди на солнце, огромных трудов стоит отослать в тенек, боже. Муж уже нашел старого своего, прошлогоднего знакомца, они пьют пиво и закусывают воблой, а обед вот он, уже скоро. Но параллельно идет процесс регенерации и обновления, ниспадает на плечи золотой плащ, высвечиваются глаза, ноги становятся упругими как канаты, и дети здоровеют на глазах, хотя не без бронхита, не без отита или хотя бы без простого насморка.