Затем следует фраза, которая чрезвычайно возмутила историков и которая, тем не менее, является всего лишь оборотом стиля во всех процессах о ереси: «Они могут заслужить прощение, если признаются, вернувшись к вере святой Церкви; иначе, они будут приговорены к смерти». Ничто не позволяет здесь думать, что король имел в виду что-то иное, кроме защиты веры.
С 22 сентября главный инквизитор Франции Гильом Эмбер от своего имени, допросив нескольких тамплиеров, приказал начать расследование и разослал своим комиссарам аналогичные инструкции.
Много было споров о том, действовали ли король и инквизитор согласованно: нам кажется, что да, не только из-за согласованности дат, но и потому, что Филипп Красивый не мог начать преследование по вопросу веры без согласия компетентных церковных властей. Но из этого нельзя и заключить, что Гильом Эмбер действовал по приказу короля: обвинения были достаточно серьезными, чтобы вызвать беспокойство у обоих.
Как бы то ни было, вмешательство инквизитора изменило саму природу дела: речь теперь шла не о светском правосудии, а о процессе инквизиции.
Почти все тамплиеры признались во всем, что хотели от них услышать. Но они признались под пыткой.
Это не шокировало современников: пытка широко использовалась как в процессах инквизиции, так и в гражданских. Единственное, что было необычно, это то, что ее применяли к монахам. С нашей точки зрения все эти признания не имеют ценности.
Так как речь шла о людях, славившихся своим мужеством, вероятно, палачи прибегали к самым изощренным пыткам. Возможно, были большие различия в зависимости от места и по отношению к разным людям.
Некоторые из жертв расскажут позже, какие мучения они перенесли. Самое впечатляющее заявление – это рассказ Бернара дю Ге из епархии Альби: «Меня так много пытали, столько допрашивали и держали в огне, что мясо на моих пятках было целиком сожжено, и кости выпали чуть позже» (и он показывал две пяточные кости).
Брат Понсар де Жизи, приор Пейена: «Я прошел через это три раза… мне связали руки за спиной так сильно, что кровь текла из под ногтей. Меня положили на дно каменного мешка, где я пролежал порядка часа… если меня только снова станут пытать, я скажу все, что от меня захотят».
Брат Эймон де Барбон: «Меня трижды подвергли пытке, мне заливали воду в горло через воронку. Семь недель я сидел на хлебе и воде… мое тело страдает, а душа скорбит… я боюсь попасть туда снова. Целый год я терял рассудок от этих пыток».
И, наконец, деталь, которую описывает нам брат Жерар дю Пассаж из епархии Меца, она доказывает, что в XX в. мы не изобрели ничего нового: «Мне подвешивали гири к гениталиям и другим членам до тех пор, пока я не терял сознания».
Не надо думать, что такие методы были приняты повсеместно: большинство ограничивается тем, что сообщает, что они были посажены в заточение на хлеб и воду. Самым мучительным испытанием для них было одиночество. Они также жаловались на невозможность посещать церковную службу. Для подавляющего большинства страдания в основном были моральные.
Удивленный такими быстрыми действиями, Папа, как только узнал об арестах и начале расследования во Франции, выразил протест Филиппу Красивому:
«Пока мы были далеко от вас, вы простерли свою длань к людям и имуществу тамплиеров; вы даже посадили их в тюрьму и, что является верхом несчастья, вы их не отпустили. Судя по тому, что говорят, вы пошли дальше, прибавив к страданиям заточения другие страдания, которые из-за нашего целомудрия и чистоты Церкви мы полагаем необходимым сейчас обойти молчанием».
Можно восхититься этим застенчивым намеком: как будто бы Церковь сама никогда не применяла пыток!
Но заметим, что Папа протестовал в основном против формы: тамплиеры подчинялись только ему. Климент не утверждал, что верит в их невиновность. И, что еще любопытнее, Папа обращается только к королю, делая вид, что не знает о роли великого инквизитора. Наконец, чтобы исправить ситуацию, он объявляет, что посылает двух кардиналов, «дабы все это обернуть во славу Господа и римской Церкви».
Тем временем Жак де Моле и трое других высших сановников ордена предстали перед Парижским университетом. Речь шла о втором лице в ордене Гуго де Пейро, досмотрщике Франции, Жоффруа де Шарне – командоре Нормандии и Жоффруа де Гонневиле, командоре Аквитании и Пуату.
Никто из них, и это доказано, не подвергался пыткам. Однако признания де Моле были пагубными для ордена:
«Коварство врага рода человеческого… привело тамплиеров к столь слепому падению, что с давних пор те, кого принимали в орден, отрекались от Иисуса Христа, подвергая опасности свои души, плевали на крест, который им показывали и по этому же поводу совершали некоторые другие чудовищные вещи».
24 октября 1307 г. в присутствии самого инквизитора Франции великий магистр признался, что сам допускал те же ошибки:
«Вот уже сорок два года как я был принят в Боне… Брат Умбер (де Пейро) принес латунный крест, на котором было изображено Распятие, и приказал мне отречься от Христа, чей образ находился передо мной. Не по своей воле я сделал это. Потом тот, кто принимал меня, заставил меня плюнуть на крест, но я плюнул на землю… только один раз».
С его точки зрения, то же самое заставляли делать всех остальных. И, напротив, он отрицал все, что касалось содомии.
Эти удручающие признания Жака де Моле будут не единственными, он повторит их многократно с некоторыми изменениями. Но, судя по другому документу, его поведение было еще более достойно жалости. Вот, что мы читаем в действительности в ответе Парижского университета на запрос короля:
«Установлено, что вышеназванный магистр сначала добровольно признался в своих грехах инквизитору… в присутствии многих добропорядочных людей; что затем, подумав в течение нескольких дней, в присутствии того же инквизитора, многих священников и Парижского университета, плача, он исповедовался в своем грехе и грехах своего ордена, произнеся речь публично… Плача от стыда человеческого, однажды он попросил подвергнуть его пытке, чтобы его братья не могли сказать, что он добровольно явился причиной их гибели».
Конечно, ему в этом отказали, заявив, что это было бесполезно, так как имелись его признания: пытка же не применялась без нужды. Таким образом, Моле не только не пытали и не угрожали пыткой, но он просил об этом, чтобы прикрыться, и в этом оправдании ему было отказано! Он плачет, и признается, произнося речь! К тому же, добавляет наш документ: «Напрасный страх перед мыслью о страдании не мог заставить человека постоянно делать такие признания… И, невозможно, чтобы сам магистр ордена находился в неведении о таких вещах».
Защитники чистоты ордена должны были бы объяснить такое прискорбное поведение великого магистра.
Такие же признания, по-прежнему, публичные и не вырванные пыткой, дали и другие руководители тамплиеров.
Гуго де Пейро: тот, кто принимал меня «отвел меня за алтарь и показал мне крест, на котором был изображен распятый Иисус Христос и приказал мне хулить того, чей образ был представлен и плевать на крест. Против моей воли я отрекся от Иисуса Христа устами, но не сердцем. Но, не смотря на приказ, который был мне дан, я не плюнул на распятие».
Затем он признается, что так же поступал по отношению к тем, кого он принимал в орден, но никогда не делал это искренне. Некоторые сначала сопротивлялись, но «в конце концов, все отрекались и плевали». Заметим, что он также допускает бесстыдные поцелуи, которые отрицают остальные.
Жоффруа де Шарне: «Приняв меня, и повязав плащ вокруг шеи, мне принесли крест, на котором находилось изображение Иисуса Христа: и тот же брат (Амори де ла Рош) сказал мне, что я не должен верить в того, чей образ был там представлен, так как это был лжепророк, и он не был Богом. Он заставил меня трижды отречься от Иисуса Христа устами, но не сердцем».