Стояла невероятная жара. Воздух дрожал, поднимаясь от раскаленного тротуара, на который мягко ступали ее кеды. Конец улицы растворялся в знойном мареве, и хотя до набережной было рукой подать, с моря не доносилось ни единого дуновения ветерка.

Лето в Прато-Гамме было и без того жаркое время, а в июле, да еще и ближе к полудню — вообще адское пекло. Не удивительно, что вокруг не было ни души, лишь сонные автобоксы, лениво скользящие по камням тротуаров.

Лица Мэгги было почти не видно: плотная светлая ткань, которая закрывала голову и плечи была не столько данью здешним традициям, сколько спасала от солнечного удара. Виднелись лишь глаза цвета темного янтаря, которые девушка жмурила от солнца.

Прато-Гамма была богатейшим городом, и все благодаря научно-исследовательскому институту робототехники и информационных технологий, в котором Мэгги занимала далеко не последнюю должность. А вот и он сам: громада, напоминающая парус, что замаячила сквозь полуденное марево. Мэгги взглянула на часы. Без двух минут полдень. Эх, так и быть, придется немного прокатиться в автобоксе, и так уже на три часа опоздала.

Она любила гулять пешком от дома до института, по длинной набережной, вдоль которой росли высокие пальмы, а по дороге покупать воду и орехи в одной и той же лавке. Ее держала пожилая женщина, которой Мэгги когда-то поставила бионический глаз с парочкой модификаций. Он мог распознавать поддельную валюту, а еще видеть на триста шестьдесят градусов. Последнее было запрещено, как «модификация, превышающая человеческие способности», но Мэгги было все равно. Она руководила отделом бионических протезов, и лишь дурак посмел бы уволить ее. Или же какой-нибудь интуит. Но совесть мисс Томпсон была совершенно спокойна, а душу грела пожизненная скидка на орешки.

Сегодня придется обойтись без вкусностей. Запрыгнув в небольшую коробку на колесах, Мэгги с грустью проследила, как знакомая лавка остается позади. Водителей в автобоксах не было: общественный транспорт был полностью автоматизирован и изо дня в день передвигался по одним и тем же маршрутам.

— Власти Метрополя в очередной раз предложили мэру Мейраф Мизрахи объединить ИРИТ с главным научно-испытательным центром в Окто-Гане… — вещал со стены в автобоксе диктор неопределенного пола.

Мэгги недовольно фыркнула: пусть еще раз сто предложат — ответ будет тем же. Двое пассажиров недоумевающе взглянули на нее, но девушке было все равно. Отвернувшись к окну, она взгромоздила ноги на спинку сиденья.

Наверняка Цезарь Шан был в ярости, думала она. Еще бы: какой-то мелкий городок на юге за пять лет не только разбогател в десятки раз, но и переманил к себе всех приличных разработчиков. Треть мировой валюты вращалась сейчас в Прато-Гамме, а Мизрахи еще и выпендриваться начала, мол, будете давить на нас — повысим цены на протезы и импланты. Поговаривали об отделении Прато-Гаммы от Метрополя, но Мэгги знала, что никто город просто так не отдаст.

За окном проносились лабиринты улиц исторической части города, пережившей не одну войну. А вот и кусочек моря замаячил; Мэгги даже показалось, что она ощущает его соленую свежесть, прежде чем автобокс свернул за угол, оставаясь верным своему маршруту.

Она никогда не хотела вернуться в Метрополь. Всю свою юность Мэгги потратила, чтобы распределиться сюда, училась как одержимая, с утра до ночи ковырялась в своем гараже. Да, Прато-Гамма была дьявольски жарким и сухим местом, с жесткими нравами и традициями, но она успела полюбить эти каменные набережные, базары и лавки, а также море, в котором она купалась несколько раз в год в свои выходные. Метрополь же был грязным и серым, а теперь, когда ее мать умерла от дот-вируса, Мэгги и вовсе навсегда разорвала пуповину, что связывала ее с этим городом.

Поверх выпуска новостей на стене автобокса всплыли четыре буквы: «ИРИТ». Через мгновение эту же надпись продублировали на прато-лингве. Ходили слухи, что президент Метрополя Цезарь Шан хочет запретить этот язык, дескать, государство у них одно, и язык должен быть единым. Мэгги нравилась прато-лингва — она выучила ее в шесть лет, несмотря на огромное количество шипящих согласных и трудности произношения.

Запретить прато-лингву? Еще одна бредовая мысль, наряду с новостью о слиянии институтов. Прато-лингва в крови у здешних аборигенов, это древнейший язык, гораздо более старый, нежели единый. Запретить его — все равно, что уничтожить часть истории человечества.

— ИРИТ, — озвучил название остановки бестелесный голос. — Научно-исследовательский институт робототехники и…

Но Мэгги уже покинула салон. С новой силой ударило пекло, и разработчица, закутавшись в платок посильнее, быстрым шагом направилась к главному входу.

В институте царила приятная прохлада и равномерный гул занятых работой людей. Не раздеваясь, Томсон сразу же направилась к себе в кабинет.

— Доброе утро, Рон, — сказала она, входя в просторное помещение.

— Но уже день, — растерянно сказал её помощник, принимая платок и сумку из рук начальницы.

— Я знаю, — хитро прищурилась Мэгги. — Я проверяю тебя. Не верь всему, что говорят люди. Даже я.

— Ты пропустила совещание, — напомнил Рон.

— Было что-то важное? — равнодушно спросила Мэгги, поливая цветок в горшке.

— Да.

— Меня уволили?

— Да.

— Рон? — Мэгги пристально взглянула в его светящиеся голубым ободком глаза.

— Нет.

— Хотел разыграть меня, да?

Робот грустно кивнул.

— Хорошая попытка, — утешила его Мэгги. — Но если начал врать — ври до конца. И не поддавайся на провокации.

— Спасибо за совет, Эм.

— Эй! — осадила его Мэгги. — Никаких кличек, ладно?

— Ладно.

Изначально Мэгги выпросила РН-8 для работы, в качестве помощника. Но он был слишком любознателен для простого исполнителя. Все время стремился понять, почему люди поступают так или иначе. Коллеги говорили, что незачем обучать робота человеческой логике, но Мэгги было интересно наблюдать за его развитием. Хотя, возможно, она просто хотела иметь верного друга.

— Ты прикрыл меня?

— Разумеется, — ответил Рон.

— Что сказал?

— Что вчера у тебя был сложный день, а сегодня ты не смогла подняться с кровати без двух таблеток оптимакса.

Мэгги удовлетворенно кивнула. Рон быстро учился.

— Чем я сегодня займусь? — закончив поливать растение, девушка развалилась в кресле. Конечно, можно было бы поручить уход за ним Рону, но мисс Томпсон нравилось самой ухаживать за неприхотливым, стелющимся по земле колючим цветком.

— Арун Горо ждет разработку дистальных фаланг.

— Чем его не устроила прежняя версия?

— Клиентки жалуются, что ногтевые пластины ломаются.

— Да, человеческим ногтям это свойственно, — заметила Томпсон.

— Ему не нужны человеческие ногти, ему нужны хорошие ногти.

— Он просит модификации? — Мэгги приподняла бровь. — Пусть посылает запрос в протекторий. Мне не нужны проблемы.

Голубые ободки глаз прищурились, а ротовая щель растянулась в саркастической усмешке. Должно быть, именно так он хотел выразить фразу: «Не прикидывайся святошей».

— Что с лицом, Рон? — развела руками Мэгги.

Дело в том, что пятьдесят процентов тела Мэгги Томсон состояло не просто из бионических частей, а из модифицированных бионических частей. Рон знал об этом: ему не раз приходилось делать перепрошивку.

В детстве Мэгги сильно пострадала, упав в контейнер с кислотным утилизатором. Правая рука была полностью уничтожена, а из-за повреждений в спинном мозге через несколько лет отказала и левая нога. Первый подарок, который девушка сделала себе, получив должность главы отдела бионики — это модифицированное тело, обладающее возможностями, которые и не снились одаренным.

Но был и серьезный минус. Если Мэгги начнут рассматривать поближе, словно жука сквозь лупу, ей и Рону не поздоровится. РН-8 моментально отправят в утиль, а её в тюрьму, причем заменив протезы обычными механическими. А это все равно, что сделать ее инвалидом, неспособным передвигаться.