Эти пятеро детей, без сомнения, имели множество потомков. Тысячи ныне живущих людей, вероятно, происходят от них, включая, вполне возможно, и самого Квеллена. Или кого-нибудь из руководителей Верховного Правления.

Теперь, если подручные Квеллена накроют Дональда Мортенсена в ту критическую минуту четвертого мая и помешают переправиться в 2088 год…

Квеллен заколебался. Ощущение твердой решимости, охватившее его несколькими секундами ранее, полностью исчезло, как только он осознал последствия того, что Дональда Мортенсена собьют с избранного им пути.

«Наверное, – подумал Квеллен, – мне следовало бы сперва потолковать об этом с Коллом и Спеннером».

Машина, дающая работу (более официально – Центр Трудоустройства), размещалась в огромном вестибюле куполообразного здания шириной в двести метров. Купол был покрыт платиновым напылением толщиной в три молекулы.

Внутри вдоль стен были расположены выводные дисплеи памяти компьютера, находившегося где-то в другом месте. Мозг машины денно и нощно трудился, чтобы привести в соответствие вакантные места и специальности лиц, занесенных в его обширную память.

Норман Помрат взял роботакси, чтобы добраться до Центра. Он мог пройтись пешком и, потратив час личного времени, сэкономить кое-какую мелочь, но он предпочел поступить именно так. Это было преднамеренным расточительством. Времени у него было бесконечно много, наличность же, несмотря на щедрость Верховного Правления, была ограничена. Еженедельного пособия, предоставляемого ему из милости Дантона, Клуфмана и других представителей правящей элиты, хватало, чтобы покрыть все основные насущные потребности семьи Помратов, состоящей из четырех членов. Но это пособие не позволяло выходить за рамки этих основных расходов. Помрат обычно придерживал наличность. Он ненавидел, разумеется, пособие, но вероятность получить постоянную работу была настолько мала, что он вынужден был смириться с этой обезличенной благотворительностью, как и все остальные. Никто не голодал в этом мире, кроме тех, кто шел на это добровольно, но в этом случае нужна была немалая решимость.

По сути дела Помрату совершенно ни к чему было отправляться сегодня к машине. Телефонные линии связывали каждую квартирку с любым из компьютеров. Он мог позвонить, чтобы узнать свой статус, и если бы возникли хоть какие-то изменения в его занятости или профиле работы, машина тотчас же сама связалась бы с ним. Тем не менее он предпочитал уходить из дому. Он наперед знал ответ машины, так что это было просто ритуалом, одной из тех многих поддерживающих его привычек, которые помогали ему смиряться с тем, что он был совершенно бесполезным человеком.

Вмонтированные в пол датчики идентифицировали личность Помрата, как только он вступил в зал. Числись он в одном из списков известных анархистов, ему не позволили ли бы переступить порог. Захваты, появляющиеся из-под мраморного пола, не причиняя боли, обхватили бы его ноги и руки и держали до тех пор, пока его не обыскали бы и не обезоружили. Однако Помрат не собирался наносить вред машине. Да, он настроен враждебно, но его враждебность была направлена против окружавшего его мира в целом. Ему хватало ума, чтобы не тратить свой гнев на компьютеры.

Благожелательные лица Бенджамина Дантона и Питера Клуфмана лучезарно улыбались ему с величественных просторов купола. Огромные пространственные изображения как бы витали среди моря огней, озарявших гигантское здание изнутри. Тем не менее Дантон выглядел суровым даже тогда, когда улыбался.

Клуфман, за которым закрепилась репутация неизмеримо доброго человека, казался более привлекательным. Помрат помнил время, около двадцати лет назад, когда народные представители Верховного Правления образовали триумвират, состоявший из Клуфмана и еще двоих, чьи имена он начал уже забывать. Затем появился Дантон, и изображения тех двоих убрали.

Несомненно, в один прекрасный день исчезнут и Клуфман, и Дантон, и на общественных зданиях появятся два или три новых лица.

Помрат не слишком глубоко задумывался об изменениях в составе Верховного Правления, как и большинство людей, кто серьезно сомневался в существовании Клуфмана и Дантона вообще. Были весьма веские основания считать, что всем заправляют компьютеры, причем, пожалуй, уже не менее целого столетия. Однако он не забыл почтительно поклониться трехмерным изображениям, входя в здание дающей работу машины, потому что несмотря на все его догадки, может быть, Дантон и правда глядит на него холодным взором сквозь пространственный манекен.

Внутри было многолюдно. Помрат прошел по мраморному полу в самый центр здания и несколько минут с наслаждением вслушивался в гул и жужжание машины. Слева от него находились красные дисплеи, показывающие перемещения по работе. Помрату до них не было дела, ибо прежде чем просить о переводе, нужно вообще сперва получить работу. Прямо перед ним располагались зеленые экраны, предназначенные для таких, как он, забывших, что такое работа.

Справа от него голубые дисплеи заливали своим светом лица молодых трудоспособных людей, вносящих в карточки сведения о своей квалификации. У каждого из трех терминалов стояла длинная очередь. Молодежь справа, кучка энергичных трудяг первых десяти разрядов слева, домогавшихся повышения, прямо впереди – неисчислимые легионы безработных. Помрат влился в эту очередь.

Она двигалась быстро. Никто не разговаривал друг с другом. Замкнувшись в кокон отчуждения прямо посреди толпы, Помрат размышлял, как делал это частенько, о том, в какой же именно точке его жизненного пути он сошел с рельсов. Он обладал высоким индексом интеллектуальности, прекрасными рефлексами, решительностью, честолюбием и приспособляемостью. Ведь он мог бы сейчас иметь восьмой разряд, если бы время от времени не отказывали тормоза.

Но они работали неправильно. И притом всегда. Он учился на техника по обслуживанию медицинской аппаратуры, считая что болезни не исчезнут даже в самом упорядоченном мире, и поэтому для него всегда найдется работа. К несчастью, очень многие молодые люди его поколения рассуждали точно так же. Как-будто все они были насекомыми, подумал Помрат. Все несчастье заключалось в том, что очень многие оказались такими же умниками, как и он. Поставив, как и все, на фаворита, он не мог рассчитывать на крупный выигрыш, а потому и вознаграждение получил соответственно ничтожное несколько недель работы и многие месяцы безработицы.

Помрат был хорошим специалистом. Его мастерство было не меньшим, чем мастерство хорошего настоящего врача несколько веков назад. Сейчас подлинные врачи – их осталось совсем немного – имели третий разряд, стояли всего на ступеньку ниже рядовых членов Верховного Правления. Помрат же, поскольку был просто техником, завяз в болоте четырнадцатого разряда со всеми вытекающими из этого последствиями. Подняться выше он мог только одним способом – накопить опыт по своей специальности, но для этого нужно иметь работу. А ее-то как раз и не было. А если она и появлялась, то очень ненадолго.

«Какая ирония, – подумал он. – Джо Квеллен, не обладающий никаким мастерством, крупная шишка седьмого разряда. Отдельная квартира, не меньше! А я застрял вдвое ниже его на социальной лестнице. Но Квеллен принадлежит к руководству. Разумеется, он не член Верховного Правления и не входит в число тех, кто делает политику, но даже просто как исполнитель Квеллен обладает высоким статусом. Им пришлось присвоить Джозефу один из высших разрядов только для того, чтобы поднять его авторитет, ведь он представляет власть».

Помрат жевал обкусанный ноготь и со злостью думал, почему у него самого не хватило в свое время здравого смысла поступить на государственную службу. Затем он решил, что там его надежды на успех были бы еще слабее.

Квеллену просто повезло. Может быть, ему немного помогли способности, вынужден был угрюмо признать Помрат. «Если бы я пошел на государственную службу вместо того, чтобы стать медиком, я сегодня скорее всего был бы клерком четырнадцатого разряда. Имел бы регулярную работу, но это и все, никаких дополнительных преимуществ. Нельзя сказать, что в мире царит несправедливость. Просто временами он может быть чудовищно суровым».