- Ты меня на пушку не бери, я сын почетного чекиста.

- Ты сын подлеца, запомни это, и никогда впредь не смей называть своего отца чекистом. Он им не был.

- Я вызову сюда прокурора.

- Не ты, а я вызову прокурора.

- Какое имеешь право называть меня на «ты»?

- А ну, потише, и не хами. Все равно наркотика не получишь.

- Я требую прокурора! Прокурора! Марафета! Прокурора! Марафета!

Сударя прорвало - началась истерика.

Когда Садчикову рассказали про звонок из прокуратуры - требуют взять под стражу Леньку Самсонова, - он хлопнул по столу папкой так, что подскочила телефонная трубка.

- Перестраховщики, - сказал он. - Ни ч-черта не понимают!

- Позвони к ним, - сказал Костенко. - Надо инициативу перехватить, потом может быть поздно, если он постановление выпишет.

- Ну и ч-что я с ним б-буду говорить?

- А ты с ним не говори. Ты с ним скандаль. Это иногда помогает. Особенно если правда на нашей стороне.

- Т-ты же знаешь - я не умею с-скандалить…

- Пора бы и научиться.

- М-может, ты позвонишь?

- Нет. Это надо сделать тебе. Ты - старший. Я готов идти вместе с тобой куда угодно, ты это знаешь. Но звонить надо тебе… Уважай себя… Уважай так хотя бы, как мы тебя уважаем…

Садчиков позвонил в прокуратуру:

- Послушайте, это С-садчиков говорит. Почему вы с-считаете нужным арестовать Самсонова?

- Потому что имело место вооруженное ограбление кассы.

- Х-хорошо, но при чем з-здесь Самсонов?

- Он был там с бандой.

- Н-ну был. По глупости.

- Вот вы и докажите, что это глупость. И пререкания тут излишни.

- Эт-то не пререкания, поймите. П-парня мы погубим, если его п-посадить. Он же верил нам. Он помог нам задержать бандитов…

Следователь прокуратуры был старым и опытным работником. Он считал, что лучше и безопаснее перегнуть палку, чем недогнуть ее. Так он полагал и ни разу за всю свою многолетнюю практику не ошибся. Во всяком случае, так ему казалось. И не важна, по его мнению, степень тяжести преступления - наказуемое обязано быть наказано. А что принесет наказание - гибель человеку или спасение, - это уже другое дело, к букве закона прямо не относящееся.

- Товарищ Садчиков, - сказал следователь, - мне кажется, не наше с вами дело корректировать законы. Они написаны для того, чтобы их неукоснительно исполнять.

- З-законы написаны для того, чтобы их и-исполнять, это верно, - ответил Садчиков, - но их правильно понимать надо, если речь идет о спасении семнадцатилетнего человека.

- Вы мне передовиц не цитируйте, я газеты сам читаю. Выполняйте мое предписание, а там разберемся.

- Б-будет поздно потом разбираться.

- Разобраться никогда не поздно.

- Д-до свидания.

- Пока. Когда вы его возьмете?

- Н-не знаю.

- Товарищ Садчиков, ваш ответ меня не устраивает. Я сейчас же позвоню комиссару.

- В-валяйте.

Садчиков осторожно положил трубку и снова выругался. И потом быстро поднялся и, не глядя на Костенко, выбежал из кабинета - к комиссару.

Комиссар держал трубку телефона плечом, а руки у него были заняты ремонтом зажигалки. Он дымил папиросой, слушал сосредоточенно, хмуро и лишь изредка повторял: «Ну, ну, ну…» Починив зажигалку, он перехватил трубку рукой и, перебив своего собеседника, сказал:

- Ерунду вы, милый мой, порете. Даже мне странно от вас это слышать. Ладно, хорошо, посадим Самсонова, успокойтесь, только я в данном случае согласен с Садчиковым, а не с вами, и завтра же буду говорить с прокурором.

Потом взорвался:

- Да при чем здесь либерализм? При чем здесь ответственный папаша? Я б папашу с мамашей посадил, а не его! Вы его по карточке знаете, а я с ним целый день провозился! Ладно, хорошо, мы попусту тратим время. Я сказал, что посадим, но согласен в данном случае с Садчиковым и в понедельник буду драться. Вот так. Все.

Положил трубку, поднял голову, хмуро посмотрел на Садчикова и сказал:

- Придется его забирать. Ничего, посидит недельку, а там отобьем.

- Т-товарищ комиссар…

- Ну?

- Это ошибка.

- Пожалуй, что так.

- Неужели нельзя связаться с прокурором города?

- Его нет, я уже звонил.

- З-заместитель?

- Он тоже на совещании.

- Н-но вы в понедельник действительно будете за него драться?

- Боксерские перчатки приготовь.

- Товарищ комиссар…

- Ты меня не обхаживай, Садчиков, я не девушка. Выполняй то, что тебе предписано, и скорее заканчивай все с Читой и Сударем. Молодцы твои ребята, просто истинные молодцы.

- М-может, подождем с Ленькой до понедельника?

- Садчиков, я повторил тебе уже три раза - выполняй то, что предписано. Холку потом мне будут мылить, а не тебе. Так или не так?

- Так.

- Ну и топай. А потом отоспись, на тебе лица нет.

- Машину можно вызвать?

- Зачем?

- Леньку взять.

- Что у тебя, оперативных нет?

- Я за ним на оперативной не поеду.

- Психолог.

- П-приходится.

- Что, открытую «Чайку» прикажешь подать? Долго ты будешь на моем долготерпении играть, а? Дам тебе «Волгу» и поступай так, как тебе подсказывает здравый смысл.

- Прошу р-разъяснить.

- У самого зубы есть - поймешь, если понять хочешь.

- Но я действительно не понимаю…

- Ну и плохо, если не понимаешь…

- Позвольте мне перепоручить это дело Костенко?

- А это как хотите, - сухо ответил комиссар.

- P-разрешите идти?

- Р-разрешаю, - снова передразнил его комиссар и осторожно подмигнул левым глазом.

Успокоившись после истерики, Сударь поудобнее уселся на стуле и спросил:

- Что вы мне предъявляете? И с кем я вообще имею честь беседовать?

- Вам документы показать или, быть может, поверите на слово?

- Москва словам не верит.

- Это что, вы - Москва?

Росляков засмеялся, а Костенко сказал:

- Ну, извини, Сударь, извини…

- Моя фамилия Росляков, я старший инспектор.

- А я - Костенко.

- Звучит, прямо скажем, грозно. Только Костенко - не Олег Попов, мне бы еще и должность.

- Начальник балетной школы.

- Странно. Начальник - и вдруг занимается такой мелкой сошкой, как я.

Садчиков изучающе разглядывал Сударя. Потом зло спросил:

- Ну, в м-молчанку долго будем играть?

- До конца.

- Это к-как понимать?

- Как угодно.

- С Читой хочешь повидаться?

- Не знаю никакого Читы.

- Н-надо говорить «никакую», чудачок, - усмехнулся Садчиков. - Откуда знаешь, что Чита - мужик, а не мартышка?

- По наитию определил.

- В-веселый ты парень. За что Витьку убил?

- Что?

- Л-ладно, ладно, глазки мне не делай. Я спрашиваю, за что ты у-убил Витьку?

- Да я никакого Витьки не знаю.

- Ганкина не знаешь?

- Не знаю.

- Ш-шофера не знаешь?

- Не знаю.

- И Надьку не знаешь?

- И Надьку не знаю…

- А чемодан твой поч-чему у Ганкина в пикапе лежал?

- Вот спасибо родной милиции! У меня как раз неделю назад чемодан сперли.

- Ж-жулики?

- А кто ж еще! Плохо вы с ними боретесь… Кривая преступности ползет вверх. Стыдно, милиция, стыдно. А невинных берете.

- Невинный - это ты? - поинтересовался Росляков.

- Я.

Костенко сказал:

- Ну, извини, Сударь…

- Я-то, может, извиню, а прокурор вас по головке не погладит.

Росляков отпер шкаф и достал оттуда ботинки, изъятые у Сударя во время обыска. Слепок следа возле убитого милиционера Копытова был явно с этих ботинок.

- Это ваши? - спросил Валя.

Сударь равнодушно посмотрел на ботинки, но Садчиков заметил что-то стремительно-быстрое, пронесшееся у него в глазах.

- Что же вы молчите?

- Т-ты отвечай, Сударь.

- Нет, вроде бы, не мои, - сказал Сударь, - нет, точно не мои. Я такую обувь не ношу.

- Что, плоскостопие? - поинтересовался Костенко.