— Что стряслось, Пейре? Ты что, забыл обложить доходы от фальшивых волос особым налогом? Да что с тобой, отвечай же! — и он потряс Бетизака за плечо.

А тот и впрямь не знал, что с ним такое. Похоже, ему снова улыбнулась Надежда… но лучше уж не было бы этой улыбки, ибо ничего хорошего она ему не сулила.

Одному из помощников Бетизака не составило большого труда разыскать мнимого соблазнителя, Шарля де Коньера и выведать за кружкой доброго вина всю подноготную. Да, дядюшка действительно приводил его тайком к какой-то девке… а шут его разберет, зачем… Сказал, вот мол тебе, развлекайся хорошенько, не ленись. Девка? да служанка небось, платье у своей госпожи стащила — почистить, мол, а сама напялила, да и давай передо мной вертеться… Тоже мне, будто я служанку от госпожи не отличу. И это еще, слышь ты, волосы какие-то напялила… накладные, что ль… Ну чистый шелк, длинные, светлые такие, ага… Я сначала-то не сообразил, а уж потом, как всерьез за дело принялись, так у нее темные пряди выбиваться стали… от тряски, стало быть. Чего? Да, хороша была девка, спасибо дядюшке — истинный благодетель, спаси его Господь!..

Когда Бетизак выслушал все это, то ему показалось, что его подвесили за связанные руки, одного, в кромешном мраке, без малейшей надежды на спасение. Он всеми силами старался не понимать… не осознавать… не знать!.. Ты собственными руками убил свое счастье, шептал кто-то внутри его головы. Я ничего не знаю об этом, кричал он в ответ, и не хочу знать!

… И не хочу ничего знать, со вздохом повторил Пейре Бетизак, опуская голову на лежащие на коленях руки.

— А как насчет того, что же такого напел твоей любезной мэтр Грезийон, после чего она встретила тебя как распоследнего золотаря? — голос был насмешливый, но дружелюбный… и какой-то нечеловеческий.

Бетизак встрепенулся, поднял голову; он никак не мог понять, кто же это заговорил с ним, пока не посмотрел на пол. То, что он увидел там, заставило похолодеть даже ту пустоту, где когда-то было его сердце.

На полу сидела крыса. В общем, в этом не было ничего удивительного, эти твари частенько шныряли по камере, пробираясь одним им известными ходами, в поисках приюта и пропитания. Но эта крыса несколько отличалась от своих тюремных сородичей. Начать хотя бы с того, что она была размером с любимую испанскую легавую герцога Берийского. Крыса весьма удобно устроилась на небольшой охапке соломы, сидя во вполне человеческой позе: задние лапы вытянуты вперед, передние — скрещены на груди, в зубах зажата травинка; блестящие глазки-бусинки смотрят осмысленно и весело.

— Что, испугался? — поинтересовалась нежданная гостья.

Бетизак честно кивнул.

— Ну извини… я просто хотел произвести впечатление. Знаешь, к достойным людям даже деловые визиты хочется обставлять по-особенному. Ну так как насчет дипломатии мэтра Грезийона, рассказать?

— Расскажи… хотя день святого Эньяна и не сегодня15, - уняв, наконец, зубовный перестук, ответил бывший казначей.

— О, его план был очень хорош. Сначала он сыграл на твоей гордости: знал, что ты, увидев подготовленную им картинку, не унизишься до скандалов, а благородно уйдешь с дороги более удачливого соперника, с девицей не пустишься в объяснения по причине все той же гордости. А вот Алиеноре ему даже не пришлось врать, ей он сказал чистую правду… лишнего греха на душу не взял. Так, прибавил кое-что от себя. Дескать, назначает тебя господин герцог главным казначеем, так что теперь эта свадьба тебе не слишком нужна: жена — вечная помеха, только отвлекать будет от государственной службы… кроме того, с новой высоты можно присмотреть что-нибудь и получше… Бедная девушка не знает что и думать, ведь ей ты и словом не обмолвился о своем назначении; может, и в самом деле задумал чего? И тут являешься ты — надутый, суровый что твой инквизитор — и ледяным голосом сообщаешь бедняжке, что возвращаешь ей ее слово и более не претендуешь ни на ее руку, ни на ее сердце… А ведь она любила тебя, Пейре.

— Но почему она вышла именно за Грезийона?

— Просто он первый подвернулся. Ей, в общем-то, было все равно за кого идти, лишь бы заглушить голос оскорбленной гордости и плач отвергнутой любви.

— А он… любил ее?

— Ха!.. ты меня удивляешь, Пейре. Знаешь Грезийона не первый год (правда, не так хорошо, как я), и задаешь такой нелепый по сути вопрос. Грезийона интересовало всего лишь поместье барона ла Рош-Розе, единственной наследницей коего является Алиенора. Мессир королевский советник купил все виноградники по соседству, а самые лучшие — те, что на земле Рош-Розе — достались ему даром; так что теперь он — чуть ли не самый главный винодел юга Франции. Неплохая комбинация, не так ли?

— Отвратительная.

— Ну, это смотря с какой стороны глядеть.

Крыса выплюнула травинку, встала и заговорила более серьезным тоном.

— Мессир Бетизак, с вами очень приятно беседовать, но у меня, увы, не так много времени. Я пришел, чтобы предложить вам службу.

— Я так и знал. Ты, отродье тьмы (ну-ну, полегче, проворчала крыса), отравляешь мой слух ложью (брось ломаться, Пейре, сам знаешь, что все это правда, ты и сам бы догадался, если бы не боялся об этом думать, — перебила его собеседница)… и все затем, чтобы в минуту моей слабости переманить меня на сторону дьявола, твоего хозяина, и завладеть моей бессмертной душой! Убирайся прочь, исчадье ада, а не то… — и Бетизак занес руку для крестного знамения.

Крыса поспешно отступила:

— О, ради всего грешного, не надо меня крестить!.. мелочь, а неприятно. Послушай, ты меня не совсем верно понял. Давай-ка я тебе все растолкую. А для начала…

Тут крыса сначала съежилась до вполне нормальных размеров, потом завертелась волчком и… исчезла. А на ее месте оказался высокий, мощного сложения мужчина с копной иссиня черных вьющихся волос, с горящими красноватым огнем черными же глазами на смуглом, красивом лице, одетый во все черное, за исключением ярко-алого плаща. Он сел рядом с Бетизаком на скамью и заговорил; голос был такой же насмешливый, дружелюбный и нечеловеческий… только гораздо более низкий.

— Зови меня Люцифером, мне приятно это имя. Я и есть тот самый хозяин, от службы которому ты пока отказываешься. Разве тебе не интересно узнать, в чем она заключается?

— Нет, — отрезал Бетизак, — я не поступлюсь своей душой!

— Далась тебе эта душа… и кто только придумал этакую чушь, будто мне нужны ваши бессмертные потроха! У меня этого добра — вот сколько, — и Люцифер провел рукой повыше головы — причем отданного совершенно добровольно! А уж сколько еще ожидается — и подумать страшно. Так что выбрось это из головы, я с тобой не торговаться пришел. Ты мне нужен, Пейре Бетизак.

— Зачем?

— Для работы. Я хочу, чтобы ты стал одним из моих придворных Мастеров. Видишь ли, мессир Бетизак, у Господа вашего целое полчище слуг: ангелы, архангелы, силы, престолы, серафимы, херувимы… и не сосчитаешь. У меня же истинных сподвижников не густо, да и со слугами не богато. А работы много, и будет еще больше. Вы оказались куда агрессивнее, чем мы предполагали, особенно в смысле миссионерства, и несете свет христианства по всему свету… даже туда, куда и не просят. Поди-ка, уследи за такой толпой; нет, без помощников мне не справиться.

— Постой, — с неожиданным для себя интересом Бетизак обратился к Люциферу, — как же так? Я привык считать, что имя вам — легион… святые отцы толкуют про целые полчища бесов и демонов, только и поджидающих случая наброситься на христианскую душу.