В отрицании того, что не является любовью, есть любовь. Не бойтесь слова «отрицание». Отрицайте всё, что не является любовью, и тогда то, что есть, — это сострадание. То, что вы собой представляете, имеет чрезвычайно важное значение, потому что вы — это мир, а мир — это вы. Это и есть сострадание.
Постепенно приближалось утро; на востоке забрезжил слабый свет. Он разгорался, и Южный Крест начал бледнеть. Стали видны очертания деревьев, лягушки смолкли, утренняя звезда исчезла в более ярком свете, и новый день начался. Уже летали вороны, и слышались человеческие голоса, но благословение раннего утра всё ещё пребывало здесь.
С маленькой лодки, плывущей по тихому, медленному течению реки, обозревался весь горизонт, с севера на юг и с востока на запад; ни один дом, ни одно дерево не заслоняли его, и в небе не было ни облачка. Берега были пологие, по обе стороны далеко уходившие в сушу, и они удерживали широкую реку. На реке было ещё несколько небольших рыбачьих лодок, рыбаки собрались у одного края и вытаскивали свои сети; эти люди были необычайно терпеливы. Небо и земля соприкасались, создавая огромное пространство. В этом безмерном пространстве помещалась земля и все вещи, даже эта маленькая лодка, уносимая сильным течением. У излучины реки горизонт расширялся, насколько мог видеть глаз, неизмеримый и бескрайний.
Пространство становилось беспредельным. Такое пространство должно существовать для красоты и сострадания. Всё нуждается в пространстве, живое и мертвое, камень на холме и птица в полёте. Отсутствие пространства — это смерть. Рыбаки пели, и звук их песни плыл по реке. Звук нуждается в пространстве. Звучанию слова нужно пространство; слово, правильно произнесённое, создаёт своё собственное пространство. Река и стоящее вдали дерево могут продолжать существовать, только когда они имеют пространство; без пространства всё гибнет. Река исчезала на горизонте, и рыбаки шли к берегу. Приближалась глубокая темнота ночи, земля отдыхала от утомительного дня, и звёзды заблестели на воде. Необъятное пространство сузилось до небольшого дома, в котором много стен. Даже большие, роскошные дома, подобные дворцам, имеют стены, которые отгораживают это безмерное пространство, создавая своё собственное.
В картине должно присутствовать пространство, хотя она и заключена в раму; статуя может существовать только в пространстве; музыка создаёт необходимое для неё пространство; звук слова не только создаёт пространство: он нуждается в нем, чтобы быть услышанным. Мысль может вообразить пространство между двумя точками, расстояние и измерение; промежуток между двумя мыслями — это пространство, которое создает мысль. Постоянное течение времени, движение и интервал между двумя движениями мысли нуждаются в пространстве. Сознание пребывает внутри (в пределах) движения времени и мысли. Мысль и время могут быть измерены между двумя точками, между центром и периферией. Сознание, широкое или узкое, существует там, где имеется центр, «я» и "не-я".
Всё нуждается в пространстве. Если крыс поместить в тесном пространстве, они уничтожают друг друга; маленькие птички, сидящие вечером на телеграфных проводах, имеют необходимое пространство между друг другом. Люди, живущие в перенаселённых городах, становятся склонными к насилию. Там, где нет пространства, внешнего и внутреннего, неизбежны всякое зло и вырождение. Обуславливание ума посредством так называемого образования, религии, традиции, культуры оставляет слишком малое пространство для цветения ума и сердца. Вера, соответствующий ей опыт, мнение, идеи, слово — это и есть «я», эго, центр, создающий это ограниченное пространство, внутри границ которого находиться сознание. «Я» существует и действует внутри того малого пространства, которое оно создало для самого себя.
Все его проблемы и печали, надежды и отчаяние находятся внутри его собственных границ, и там нет пространства. Известное занимает все его сознание. Сознание — это известное. В его границах не существует решения всех тех проблем, которые создали люди. И всё же они не сдаются; они цепляются за известное или изобретают неизвестное, надеясь, что оно разрешит их проблемы. Пространство, которое «я» построило для себя, — это его печаль и боль удовольствия. Боги не дают вам пространства, ибо у них оно ваше. Огромное, неизмеримое пространство лежит за пределами того, что может измерить мысль (измерения мысли), а мысль — это известное. Медитация — это освобождение сознания от его содержания, от известного, от "я".
Вёсла медленно двигали лодку вверх по спящей реке, а огонёк из дома указывал направление. Это был долгий вечер, закат солнца сиял золотым, зелёным и оранжевым светом, и по воде пролегла золотая дорожка.
Тропа, каменистая и неровная, вела вниз, в долину, где тускло мерцали огни маленькой деревни; было темно. На фоне звёздного неба вырисовывались волнистые очертания холмов, всё было погружено в темноту, и где-то поблизости выл койот. Тропа утратила свои знакомые очертания, и лёгкий ветерок веял из долины. Быть одному в таком уединённом месте — значит внимать голосу полной тишины и её великой красоте. Какое-то животное зашуршало в кустах, испугавшись или желая привлечь к себе внимание. Теперь стало уже совсем темно, и мир долины погрузился в глубокое безмолвие. В ночном воздухе ощущалась сложная смесь запахов кустарника, росшего на этих сухих холмах, — сильный запах кустарника, которому знакомо жаркое солнце.
Дожди окончились много месяцев тому назад; теперь их не будет очень долго; тропа была сухая, пыльная и неровная. Великое безмолвие с его огромным пространством вошло в эту ночь, и всякое движение мысли затихало. Ум сам был этим неизмеримым пространством, и в этой глубокой тишине не было ничего, созданного мыслью. Быть абсолютно ничем — значит быть вне измерения. Тропа круто пошла под уклон, и маленький ручеёк журчал о многом, наслаждаясь своим собственным звучанием. Ручеёк несколько раз пересекал тропу, они точно играли друг с другом. Звёзды были совсем близко, и некоторые из них смотрели вниз с вершин холмов. Огни деревни мерцали всё ещё очень далеко, и звёзды стали исчезать за высокими холмами. Будь один, без слова и мысли, лишь наблюдая и слушая. Великое безмолвие показывало, что без этого жизнь утрачивает своё глубокое значение и красоту.
Быть светочем самому себе — значит отрицать всякое переживание.[12 нажми] Тот, кто переживает, переживающий, нуждается в переживании, чтобы существовать, и независимо от того, глубоко оно или поверхностно, потребность в нём всё более возрастает. Переживание — это знание, традиция; переживающий разделяет самого себя, чтобы проводить различие между приятным и болезненным, межу успокаивающим и беспокоящим. Верующий имеет переживания, которые соответствуют его вере, соответствуют его обусловленности. Эти переживания исходят от известного, ведь узнавание необходимо, без него не существует переживания. Всякое переживание оставляет след, если не завершается во время его возникновения (в то время, когда оно поднимается). Каждый ответ на вызов — это переживание, но когда ответ исходит от известного, вызов теряет свою новизну и жизненность; тогда имеют место конфликт, беспокойство и невротическая деятельность.
Сама природа вызова толкает к сомнению, к вопросу, к обеспокоенности, к пробуждению, к пониманию. Но когда этот вызов истолкован в терминах прошлого, — настоящее игнорируется. Убеждённость относительно переживания, является отрицанием исследования, выяснения. Разумность — это свобода выяснять, исследовать «я» и «не-я», внешнее и внутреннее. Вера, идеологии и авторитет препятствуют проницательности (прозрению), которая приходит только со свободой. Желание любого рода переживания может быть только поверхностным или чувственным, успокаивающим или приятным, так как желание, каким бы сильным оно ни было, — это предшественник мысли, а мысль есть внешнее. Мысль может создавать внутреннее, но она по-прежнему внешнее. Мысль никогда не может открыть нового, потому что она стара, она никогда не бывает свободной. Свобода — вне мысли. Вся деятельность мысли — это не любовь.