Гарри отпустил узды, готовый вернуться обратно в дом и разыскать свои коньки, когда темная точка в человеческий рост, плавно скользя по льду, появилась на сцене. Его руки похолодели, когда он понял, что это была Трикси Сторбридж. Ее не прикрытые шляпой волосы пылали на солнце, свободно развеваясь на ветру, руки в перчатках изящно покачивались, когда она уверенно катилась вперед.

Он заметил, что девушка приподняла юбки и слегка подпрыгнула, закружившись вокруг своей оси, прежде чем пойти на следующий круг.

Гарри продолжал наблюдать за Трикси, пока она не исчезла за развалинами. Глинд настолько сильно стиснул зубы, что челюсть начала болеть. Она так уверенно каталась на коньках, так свободно, с такой энергией! Трикси каталась на коньках так, как когда-то катался он, прежде чем заботы всего мира заставили его забыть, на что это похоже – скользить по замерзшему пруду, мышцы напряжены, голова откинута назад, сердце взволнованно бьется в предчувствии полета, и вот он прыгает, взлетая, как птица на крыльях.

Минуту спустя она показалась снова, широко улыбаясь, с горящими глазами, как будто солнце зажгло в них крошечные искры. Она выполнила еще один прыжок, прежде чем остановилась рядом с Эндрю.

– Трикси, – услышал герцог звонкий голосок Евгении, – вы замечательно смотритесь на льду. Я не смогла бы быть такой храброй, как вы, даже если бы прожила сто лет. Бедный Энди, он совсем заскучал, толкая меня на деревянном стуле, столь хрупкое создание.

– Вы точно уверены, что не хотите позаимствовать эти коньки? – спросила Трикси. Гарри вынужден был наклониться вперед на стременах, чтобы слышать каждое ее слово. – Они мне немного велики, и я в них неуклюжа, но я уверена, что его светлость не будет возражать.

Теперь белую зимнюю сцену Гарри начал видеть сквозь красную пелену ярости. Не было бы никакого проку, если бы он вернулся в дом в поисках своих коньков. Его коньки были уже здесь, на этой невыносимой женщине Сторбридж, которая привязала их к своим ботинкам!

Она перестала его бояться? Разве ей мало того, что он согласился сопровождать дочерей Майлса Сомервилля в Лондоне? Разве недостаточно того, что он кормил дополнительно четырех женщин, одевал трех из них, дал всем крышу над головой и готовился хорошо пристроить двух из них? Он должен был пожертвовать еще и своими коньками? Ну уж нет! На это он не пойдет!

– Мисс Сторбридж! – громко крикнул Гарри. Он демонстративно слез с лошади, привязал узды к ветви дерева и подошел к краю водоема. – Подойдите сюда на минутку, пожалуйста.

Улыбка, освещавшая ее лицо, та улыбка, заставлявшая не обращать внимание на ее плохую одежду и методы, благодаря которым она ворвалась в его жизнь, исчезла, когда она подкатилась к нему. – Что вы хотите, Гарри?

– На вас мои коньки, – сказал он, ненавидя себя за ребяческий тон. Еще мгновение – и он заскулил бы, как хныкающий младенец. – Я… Вы не возражаете, если я возьму их на пару минут, чтобы тоже прокатиться по льду?

Трикси закусила верхнюю губу.

– Я не знаю, Гарри, – ответила она мгновение спустя, глядя на него оценивающе. – Я только что собиралась сказать мальчикам, что там, дальше на водоеме, лед начал уже таять на солнце. Именно поэтому я решила, что этот круг будет последним. Вы с вашим весом, я не думаю…

Гнев сделал Гарри вспыльчивым и, соответственно, безрассудным. Он не собирался выслушивать советы какой-то женщины. Герцог не считал себя таким уж огромным слоном и был уверен, что не провалится, тем более что он видел перед собой хороший, твердый лед. Она не хотела отдавать коньки, он был в этом уверен. В глубине души она знала, что он был превосходным фигуристом, и не хотела бледно выглядеть на его фоне перед подопечными и мальчиками. Так рассуждал герцог.

– Я буду осторожен, – было все, что он сказал с напряженной, мимолетной улыбкой, помогая ей пройти по снегу к берегу пруда и усадив на упавшее дерево.

Было удивительно чувствовать, как навык, когда-то приобретенный, легко возвращается даже через три года. Через пять минут Гарри избавился от плаща и заскользил по льду, подшучивая над братом, когда Вилли попытался повторить фирменный прыжок его сиятельства. Гарри распорядился, чтобы девочки остались на берегу, а мальчики поставили два стула вплотную в центре водоема.

– Пять фунтов, что он упадет… гм… – колебался Энди, глядя на Евгению, которая встревоженно хмурилась. – То есть пять фунтов за то, что он не сможет сделать этого! – закончил он, бросая вызов и побуждая Вилли сделать ставку.

– О, да? Десять фунтов за то, что он пролетит над двумя стульями! – немедленно ответил Вилли. Елена схватила его за руку и с обожанием посмотрела на него, хлопая своими неправдоподобно длинными ресницами. – Пятнадцать фунтов! Двадцать и моя лошадь на неделю! – повышал ставку Уильям под одобрительное хихиканье Елены.

– Гарри, – крикнула Трикси с берега, – пожалуйста, подумайте хорошенько. Катание на коньках – это одно дело, но прыгать на тонком льду? Я действительно думаю, что не стоит этого делать.

Глинд повернулся, чтобы поклониться в ее сторону, широкая улыбка будто застыла на его лице.

– Спасибо, мадам, за такие добрые слова поддержки. Не волнуйтесь, я катаюсь на этом пруду с тех пор, как смог надеть первые коньки. И я обещаю вам, я не разочарую вас, по крайней мере не сейчас.

Под визги близнецов, под ободряющие возгласы мальчиков и под взволнованные хмурые взгляды Трикси Гарри начал разгоняться, стараясь держаться ближе к берегу. Один круг, второй по краю пруда. Его легкие расширялись с каждым новым глотком холодного воздуха, мускулы на длинных, сильных ногах напряглись, отвыкшие от таких нагрузок за долгие три года.

Он потерял шляпу, проносясь мимо группы зрителей на третьем круге, и даже не заметил этого. Ремень его пальто развевался позади, как перья на хвосте, а концы шарфа развевались, как флаги. Сердце билось, пульс стучал в висках, глазами он искал свою излюбленную точку для прыжка – место возле узкого края водоема, где не было никаких деревьев и ветер бил прямо в спину. Он сделал последний поворот перед прыжком.

Перед ним ничего не было кроме двух стульев, их высокие спинки возвышались на добрых четыре фута надо льдом. Он должен был прыгнуть, по крайней мере, на шесть футов, подсчитал он торопливо, но без волнения. Зачем, ведь он уже прыгал через три стула, а однажды и через четыре стула.

Он не слышал птиц, поющих высоко над ним в деревьях.

Он не слышал приветственных криков с берега.

Все, что слышал сейчас Гарри, было собственное дыхание из-под шарфа и звук его металлических коньков, разрезающих лед.

Пришло время лететь, время подняться надо льдом, прижав колени к груди, расправив плечи и широко раскинув руки для баланса.

Он чувствовал, как сжались его мускулы перед энергичным броском, чтобы поднять его в воздух. А затем он взлетел, стулья остались почти на полфута под ним.

Звуки пропали. Исчез царапающий звук трущихся об лед коньков. Он затаил дыхание после большого глотка холодного воздуха, проникшего глубоко в его легкие.

Осталась только звенящая тишина.

А потом он приземлился, одна нога чуть впереди, тело наклонено вперед, руками как будто держась за невидимый руль и сохраняя равновесие. Звуки обрушились на него.

Гарри услышал собственный удушливый хрип, его тело приходило в себя от резкого приземления. Он остановился и поклонился зрителям.

Гарри услышал крики и визги с берега, увидел танцующего на одной ноге Вилли, восклицающего: «Ура! Ура!»

Гарри услышал птиц, заливающихся на ветках, тихое ржание его лошади… и слабый треск раскалывающегося льда.

Раскалывающийся лед? Раскалывающийся лед! Глинд посмотрел себе под ноги и обнаружил расширяющуюся паутину трещин, разбегающихся в разные стороны. Звук становился громче, и позади него появилось отверстие, один из стульев уже качался на воде.

Он посмотрел на берег и увидел, как Евгения или Елена, он не смог разобрать, кто именно, да он и не заботился об этом в данный момент, изящно упала в обморок на руки Энди.