Пар заполняет мои поры, пока я стою под потоком воды, впитывая ее, убеждаясь, что каждая частица меня тщательно очищена — каждая часть, кроме моих израненных запястий.

Я думаю о Роналдо в той клетке и о том, что он сказал: заявить о себе.

Думаю, что я сделала свою работу.

Если бы я не нанесла удар Человеку-топору, он бы не напал на меня. Вероятно, вместо этого позже меня бы снова избили. Мне ненавистна мысль, что мое насилие привело его к этому.

После душа я хватаю одно из пушистых белых полотенец с держателя и оборачиваю его вокруг тела. Вытираю волосы сухим маленьким полотенцем, затем выхожу из ванной, выглядывая за угол.

Увидев, что поблизости никого, я на носочках по мягкому коричневому ковру подкрадываюсь к шкафу-гардеробу.

Щелкая выключателем, ступаю внутрь. Когда пространство освещается, я ошеломлена.

Патанса не шутила. Здесь есть одежда любого размера. Некоторая, похоже, ношенная, но большая часть новая.

Снимаю с вешалки пару джинсов своего размера, серую рубашку с длинными рукавами и какие-то кроссовки.

Иду назад в ванную комнату и пристально смотрю в зеркало. В обычной ситуации я сделала бы прическу и макияж. На полке возле зеркала есть шкатулка для драгоценностей, но я не буду пользоваться ни одной из этих вещей. Это не мое, и я не марионетка, с которой они могут играть.

Все-таки решаю обработать свои запястья и забинтовать их в надежде, что они продолжат заживать без заражения. Шиплю и топаю, когда лью спирт на каждое запястье, прежде чем обернуть их бинтом.

Кроме этого больше ничего не делаю. Дам волосам высохнуть на воздухе и пойду с фиолетовыми синяками вокруг глаз. Таким образом, он узнает, какой ущерб нанесен мне из-за него. Из-за его людей.

Я иду к двери и медленно открываю ее.

Патанса стоит в коридоре, как и говорила. Ее руки находятся за спиной, брови нахмурены, поскольку она сосредотачивается на мне.

— Проклятье, почти вовремя, — бормочет она, отстраняясь от стены. — У тебя меньше часа.

— Я успеваю? — спрашиваю я ее, прибавляя шаг.

Она смотрит через плечо, но не отвечает.

Вместо этого идет вниз по лестнице, а я следую за ней. Пока иду, считаю картины на стенах. Четыре из них портреты. На всех разные люди. У всех мужчин невозмутимый вид и холодные, мертвые глаза.

Такое ощущение, что они наблюдают за мной.

Не знаю почему, но от этих портретов у меня мурашки бегут по коже. Предполагаю, что они предки босса.

Когда мы оказываемся внизу, Патанса поворачивает направо. Я хмурюсь, поскольку смотрю налево, где кухня.

— Я думала, ты говорила, что мы собираемся поесть?

— Да.

Она не оглядывается назад, лишь продолжает идти. С опаской я следую за ней, продолжая наблюдать за обстановкой. Я не понимаю, насколько сильно нервничаю, пока не чувствую, как мои ногти впиваются в ладони.

Я ослабляю сжатые кулаки, пока мы шагаем по длинному коридору. На стенах еще больше картин, но на них нет людей. Это просто картины.

Все красивые.

Явно мужские.

Темные и пугающие.

В нижней части каждой есть подпись. Большая «Д» и какие-то каракули.

Изучая картины, пока мы проходим, я понимаю, что все их создал один и тот же человек. Одна из них, с юным склонившимся мальчиком, застает меня врасплох.

Другие были постановочными, а эта — сдержанная и грустная.

Мальчик наклонился, глядя на свои окровавленные руки. Перед ним море, но оно не синее. Оно темно-красное, высокие волны. Мальчика окружает деревня. Кажется, он страдает... в агонии.

Я, не моргая, смотрю на него. Главным образом потому, что меня зацепила кровь на его руках, как будто он сделал что-то, чего никогда не должен был делать.

— Пойдем, — взволнованный голос Патансы частично проникает в мои мысли, и я, быстро моргая, спешу за ней.

Когда мы оказываемся в конце коридора, она открывает двойные белые французские двери и входит. Внутри комнаты обеденный стол. За этим столом может уместиться, по крайней мере, двадцать человек.

В середине стола, на левой стороне, одно место уже сервировано. Там стоит серебряный поднос, и я чувствую аромат еды с того места, где стою.

Соленый.

Сладкий.

Пряный.

Мой рот наполняется слюной, и меня охватывает желание отпихнуть Патансу с пути, чтобы добраться до еды, но я сохраняю спокойствие. Не хочу выглядеть отчаянной или жадной.

Она закрывает двери за нами, а затем шагает в дальний угол.

— Иди. Ешь. — Она поднимает руку, указывая на закрытый поднос.

Я смотрю на нее, прежде чем направиться к столу. С каждым шагом я осматриваю обстановку столовой. Высокие потолки и большие люстры производят впечатление элегантности, но портрет на стене напротив двери бросается в глаза, поражая своим масштабом.

Это портрет босса. Он такой же, как и другие портреты вдоль лестницы. Его лицо серьезное, челюсть сжата, но в отличие от глаз на тех портретах, его не такие темные или холодные.

Да, его карие глаза налиты уверенностью и злобой, но есть в них и что-то еще.

Я не могу точно сказать, но знаю, что это не плохое.

Медленно выдвигаю стул, и он царапает пол. Я быстро поднимаю взгляд на Патансу. Ее глаза прищурены, она пристально за мной наблюдает.

Я сажусь и задвигаю деревянный стул, изучая поднос с куполообразной крышкой. Посмотрев направо, замечаю только ложку. Она пластмассовая.

Снова смотрю на Патансу, на ее губах ухмылка, но она больше не смотрит на меня. Ее руки сложены на груди.

Нет ножа или вилки. Рада, что они воспринимают меня всерьез.

Снимаю крышку с блюда. Дуновение пара проходит через мое лицо, и аппетит усиливается. Там запеченная курица, брокколи и сладкий картофель с маслом и корицей внутри.

Прямо сейчас мои внутренности в полном исступлении. Живот урчит от радости. Беру ложку и сразу же погружаю ее в картофель. Сочный, сладкий вкус проносится по моим вкусовым рецепторам и я, вздыхая, закрываю глаза на мгновение.

Хорошо.

Так хорошо.

Роюсь в брокколи руками, оставив ложку, торчащую в сладком картофеле. Вгрызаюсь зубами в курицу, отрывая от нее кусок, и быстро жую. Укус за укусом — кажется, становится только лучше.

У меня была еда намного лучше, чем эта, но это было шесть дней назад — именно тогда в последний раз я прилично ела, за исключением белкового завтрака, поданного нам этим утром. Я стону, когда съедаю больше сладкого картофеля.

Дверь напротив меня быстро открывается, и высокий молодой человек входит с кувшином в одной руке и стаканом в другой.

Я прекращаю копаться внутри курицы, проглотив кусок, который уже у меня во рту. Он смотрит на меня, приподняв брови, и быстро подходит ко мне.

— Чай? — Он ставит стакан и приподнимает кувшин холодного чая.

Я киваю.

— Да, пожалуйста.

Он наливает, а затем отступает, и я быстро забираю стакан, с жадностью выпивая чай. Когда заканчиваю пить, молодой человек наливает другой, но я принимаю к сведению его ошеломленное выражение лица.

Не ожидала от себя, что буду вести себя настолько по-варварски, но я прекрасно понимаю, что этот прием пищи может стать последним в моей жизни. Мой последний день. Как сказала Патанса, мне лучше начать считать.

Черт возьми, так ли это?

— Спасибо. — Я вздыхаю, криво улыбаясь, когда ставлю свой полупустой стакан вниз.

Он просто кивает головой, забирает мой стакан и выходит из столовой. Ловлю взгляд, который он бросает на Патансу, и она качает головой, посмеиваясь.

Они насмехаются надо мной.

Меня это больше не заботит.

Я съедаю все в течение нескольких минут. К тому времени, когда я заканчиваю, на тарелке остается только кожица картофеля, крошки зеленого цвета от брокколи и кости от курицы.

Патанса отодвигается от стены и щелкает своим запястьем.

— Почисти себя, — приказывает она, когда подходит ближе.

Я хватаю полотенце для рук, которое было под подносом, и вытираюсь, затем отодвигаю стул и встаю. Бросаю полотенце вниз, а затем переступаю через него, глядя на французские двери. Появляется тень. Кто-то идет.

Патанса замечает мой взгляд и оборачивается, чтобы посмотреть на дверь.

Высокий тощий мужчина с седыми волосами, который был в клетке, входит и переводит взгляд с меня на нее, сжимая челюсть.

— Она готова?

— Да.

— Хорошо. Он хочет видеть ее сейчас. — Седовласый мужчина оглядывает меня в моей новой одежде. Его глаза горят вожделением.

— Хорошо. Мы идем, — заявляет Патанса.

— Нет. — Он поднимает руку вверх, останавливая ее. — Босс попросил меня привести ее.

Она на мгновение прищуривается, глядя на него, а потом переводит взгляд на меня. Отступив, Патанса что-то говорит высокому мужчине, и я сжимаю губы и иду вперед.

Он делает шаг назад, позволяя мне пройти мимо, и я чувствую, что мужчина смотрит прямо на мою задницу.

Я слышу, как Патанса тихо усмехается. Мужчина захлопывает дверь позади себя и затем обходит меня, облизывая свои губы.

— Сюда. — Он начинает идти по темному коридору. Лампы работают, но тут не так светло, как в коридоре с картинами.

Его тяжелые ботинки стучат по мраморному полу, а мои кроссовки скрипят, когда я стараюсь не отставать. Мы идем, кажется, целых две минуты, прежде чем, наконец, подходим к лестнице, которая ведет вниз. Он быстро спускается по ступенькам, и я считаю их одну за другой, пока большим пальцем тереблю свое обручальное кольцо.

Когда мы оказываемся внизу, в конце коридора я вижу коричневую двойную дверь. Высокий мужчина походит к ней и дважды стучит. Я остаюсь, по крайней мере, в пяти шагах от него.

— Входите! — Слышу громкий голос босса, и высокий мужчина сразу открывает дверь. Он щелкает пальцами, чтобы я следовала за ним.

Во рту чувствуется сухость, но иду за ним. Медленно.

Когда дверь захлопывается за мной, я смотрю в сторону босса. Он стоит перед пустым белым холстом, его руки сцеплены за спиной. Над холстом, на стене, висит еще один портрет. Этот больше, чем остальные, которые я видела. На самом деле, в этой комнате каждый портрет намного больше