– Что ты со мной делаешь, а?! – заметно ослабив попытки вырваться, всхлипнула актриса. – Нельзя же так издеваться, я не манекен, я жи-ва-я, если ты этого до сих пор не разглядел!!! – Она снова безрезультатно дернула ручку двери. Взмолилась, чуть не плача: – Пожалуйста, я тебя очень прошу, выпусти меня. Я доеду домой на метро, пока оно еще не закрылось.

– Вот видишь, до чего доводит одиночество? – как можно мягче и спокойней произнес Рублевский, мысленно ругая себя последними словами за неудачную попытку пошутить. – Я совершенно разучился общаться с женщинами, даже с той единственной, которая мне дорога и которую люблю. Скажи, неужели мне суждено вечно просить у тебя прощения, стоя на коленях?

– Не надо кидаться такими словами, Сережа, – после короткого молчания прошептала Вера. – Это пошло и… и…

– Ты хочешь, чтобы я повторил еще раз? – заглянув Вере в глаза, негромко сказал Сергей. – Я люблю тебя. Я тебя люблю.

– Господи! – из бездонно-голубых, счастливых глаз актрисы хлынули так долго сдерживаемые слезы. – Сереженька, милый, мы с тобой просто немножко сошли с ума. Так не бывает. Я… мамочки мои!

Их пылающие губы слились в поцелуе, таком жадном, страстном, что казалось, ему не будет конца. По они вынуждены были разжать объятия, когда со стороны водительской двери неожиданно раздался настойчивый стук в тонированное, совершенно непрозрачное снаружи стекло. Рублевский обернулся.

Возле машины стоял, нетерпеливо поигрывая полосатым жезлом, похожий на бульдога краснорожий гаишник с бегающими, заплывшими жиром глазками. По его торжествующей ухмылке можно было без труда понять – дорожный рэкетир весь в предвкушении мзды с очередного «сладкого лоха».

При виде милицейской формы по спине Рублевского прокатилась холодная волна. Его правая рука незаметно скользнула под сиденье и нащупала холодную рукоятку закрепленного там пистолета с глушителем. Другая надавила на кнопку плавно поплывшего вниз стеклоподъемника. В уютное тепло салона ворвался холодный ветер с закрученными ветром хлопьями мелкого колючего снега.

– В ч-чем дело, к-командир?! – растянув фальшивую, резиновую улыбку до ушей, слегка заикаясь и подергивая головой, протянул Рублевский, мгновенно оценив ситуацию. Ствол, похоже, не понадобится. Все банально. Оказывается, вынужденный экстренно тормозить, он остановил машину прямо под знаком «стоянка запрещена».

– Старший лейтенант Пузанов, – представился гаишник, лениво махнув рукой у виска. – Техпаспорт на машину и водительское удостоверение предъявите.

– П-пожалуйста, – повиновался Рублевский.

Заграбастав документы, мент торопливо, больше для вида, пролистал их и, убрав в карман куртки, процедил сквозь зубы, глядя мимо Рублевского:

– Если слепой, очки надо носить, товарищ водитель! Для кого здесь знак висит, для Пушкина? Разрешается кратковременная остановка для высадки и посадки пассажиров, а вы тут уже пять минут стоите. Нарушение.

– Из-звини, начальник, я з-здесь с девушкой, с-сам понимаешь, за-а-аговорились! – состроив благодушную физиономию богатого, но не слишком умного торгаша-простофили «а-ля пять киосков на Апрашке», развел руками Сергей. – Виноват, товарищ ком-мандир. Договоримся, базаров нет! Сколько с меня без квитанции?

– К нам в машину пройдемте, – кивнул краснорожий, барской походкой направившись к спрятавшейся за ограждением подземного перехода милицейской «шестерке», за рулем которой, как заметил Рублевский, сидел еще один жлоб в погонах.

– Подожди меня, я скоро, – подняв стекло на двери, сказал Сергей. – На всякий случай: я тебя посадил возле театра, раньше мы никогда не встречались.

Выскользнув из «лексуса», он бегом преодолел расстояние до милицейской тачки и, повинуясь кивку гаишника, сел на заднее сиденье. Скользнул глазами по щитку приборов, на котором была приклеена переводная картинка с голой женщиной, и на секунду обомлел, увидев воткнутый между перепонками жалюзи фоторобот и без труда узнав в нем самого себя. Значит, уже подсуетились, размножили и разослали, с соответствующими инструкциями. То-то этот жирный боров сразу бабки брать не стал, сюда заставил нырнуть! Но если он опознан, почему никто из двух гаишников не сел с ним рядом, направив в ребра табельный ствол? Хотя какой логики можно ждать от быдла в погонах?

В голове Рублевского стремительно пронеслась последовательность всех его предстоящих действий, именуемых в неких специальных пособиях как «бой на ограниченном пространстве». Расклад был для начинающих, ситуация на уровне простейшей. Вырубить ментов он мог за пять секунд, без малейшего напряжения, а потом спокойно вытащить из кармана краснорожего документы, сесть в тачку и – гудбай, Америка. Раньше чем через десять минут господа офицеры не оклемались бы.

– Ну что, мужик, пятихатка и разбежались. – Когда Сергей уже сгруппировался, приготовившись к паре-тройке молниеносных бросков, один из гаишников – тот, что сидел за рулем «шестерки», капитан, по-хозяйски потянулся, разминая затекшую от длительного сидения спину, и без лишних предисловий назвал таксу, обернувшись через правое плечо. – Еще считай, что дешево отделался. Тачка у тебя больно крутая. Надо бы на угон пробить, экспертизу провести. А это – к нам в батальон ехать, как минимум три часа ждать.

– Н-нет проблем, к-командир, держи, – послушно вытащив из кармана ворох смятых купюр, Рублевский протянул деньги, получив взамен отобранные толстяком права и техпаспорт.

– Больше не нарушайте, товарищ водитель! В следующий раз будет дороже. Все, свободен, проваливай к своей соске, – махнул рукой капитан, пряча деньги в недра форменной зимней куртки и теряя к отработанному лоху всякий интерес. – Стас, гля, «бумер» на перекрестке стоит, сейчас поворачивать будет! Ну-ка тормозни его, козла…

Сергей вышел из ментовского корыта, юркнул в теплый салон внедорожника и, круто взяв с места, влился в редкий поток бегущих по ярко освещенной улице автомобилей.

– Все нормально? – погладив его по щеке тыльной стороной руки с улыбкой спросила Вера. – Я, честно говоря, уже за тебя испугалась. Видел бы ты выражение своего лица, когда выходил из машины. В голливудских боевиках с таким каменным лицом бывают только злодеи.