– Да. Спасибо, мужики. Накладок не будет. Не в моих интересах. Извините еще раз, что так вышло, – напоследок вовсе уж пополз на брюхе собеседник Витька, прежде чем напомнить браткам адрес, куда надлежало приехать за деньгами и машиной, и отключиться.

– Похоже, Димыч, сегодня у нас с тобой удачный день, – убрав телефон в карман, Витек закурил и довольно оскалился. – Сто косых, как с куста. Если бы такие сладкие лохи хоть по одному в месяц регулярно обламывались, не жизнь – малина.

– Что-то Фрол не звонит, – напомнил Годзила. – Хотя обещал. Видать Рэмбо не до того сейчас, а шеф такие темы без санкции босса не решает. Что делать будем? Перезвоним, или сами с фраером разберемся?

– Сейчас, погоди, – Витек снова взял трубку. Дождался соединения. Бросил бодро: – Алло, шеф. Тут такая тема, – и в нескольких предложениях нарисовал начальнику охраны Невского ситуацию, не упоминая лишь о полученных в качестве откупного деньгах. Долго слушал ответ, темнея лицом, буркнул короткое «понял» и захлопнул крышку. Нахмурился. Катнул желваки. Глянул на Годзилу и произнес тихо:

– У хозяина большая засада, брат. Аллу ночью убили, секретаршу. Любил он ее, говорят. Прямо в подъезде, суки, подкараулили, прикинь. На Садовой. Дворник сегодня утром в подвале труп нашел. Фрол говорит, на теле живого места нет. Перед смертью ее связали и изнасиловали. А потом расписарили лицо розочкой от бутылки и загнали ее между ног. Сейчас в офисе фирмы менты.

– Что с пацаном делать, не решили? – не отреагировав на чужое горе, Годзила поскреб подбородок. Больше всего на свете его сейчас заботила судьба нежданно-негаданно свалившейся на голову полусотни халявных зеленых тонн, часть из которых предстояло получить, а не погибшей любовницы босса. В гробу он ее видал, шалаву голливудскую. Все они, пилорамы длинноногие, одного ищут: как бы щель свою мокрую мужикам продать подороже. И крови из них попить вдоволь. Плавали – знаем!

– Ошибаешься, – покачал головой Витек. – Фрол только что от Рэмбо. Звонить нам собирался. Хозяин на измене, рвет и мечет. Короче, Папа приказал мочить ублюдков, всех троих. Насчет тачки и поповских лавэ базара не было. По ходу определимся. Так что тормозни где потише. И готовь другие доки. Поставим на тачку запасные номера и возьмем стволы из шхеры. Придется, Димон, капустку хрустящую по-мокрому отработать, ничего не поделаешь. Ты как, готов к труду и обороне, товарищ?

– За пятьдесят штук баксов, – оскалился Годзила, – я всю их сраную деревню под корень вырежу. И не устану. Раз Рэмбо сказал – значит, исполним в лучшем виде. Слышь, брателла, дай свою ментоловую дрянь закурить. У меня кончились…

В назначенный час забрызганный грязью «ниссан-террано» подъехал к парадному подъезду дома номер тридцать по десятой линии Васильевского острова и остановился, не глуша мотор. Почти тут же из арки проходного двора выехал упакованный в черную кожу мотоциклист в шлеме-фантоме, свернул направо и, проезжая мимо джипа с глухим стуком, прилепил к задней двери со стороны водителя черную коробочку на магните, размером с пачку сигарет. Потом показал Витьку и Годзиле пальцем известную фигуру под названием «fuck уои», ударил по газам и с громким ревом умчался вперед.

– Я не понял, – только и успел сказать Годзила, тупо таращась на подельника. В следующую секунду сзади ярко вспыхнуло и рвануло. Годзила погиб мгновенно, получив смертельную рану на затылке. Витек уцелел. Окутанный клубами дыма, обсыпанный и изрезанный осколками стекла, окровавленный и оглушенный, браток вывалился из горящей машины на асфальт, в шоке, даже не обратив внимания, как к «ниссану» подъехал второй мотоцикл, на сей раз с двумя ездоками. В вытянутой руке сидящего сзади киллера мелькнул тяжелый автоматический пистолет. Две короткие очереди в упор – и голова Витька превратилась в подобие разбитого об асфальт гнилого арбуза. Стрелок спрыгнул с мотоцикла, подошел к трупу Витька, припав на колено, быстро обшарил тело, достал из-под куртки пухлый полиэтиленовый пакет с долларами, вскочил на мгновенно рванувший с места спортивный японский мотоцикл. Примерно через минуту, когда вокруг пылающего внедорожника и валяющегося рядом обезображенного трупа уже собралось человек пять зевак, сдетонировал раскалившийся от жары бензобак, и число жертв сразу достигло трех, не считая проходившего мимо места трагедии, старичка с палочкой, раненого в шею осколком железа и скончавшегося от потери крови еще до приезда «скорой помощи».

Несостоявшийся актер Витек ошибся – сегодня был явно не его день.

Утро субботы выдалось ненастным. По подоконнику глухо стучал дождь со снегом. Нудно завывал, натыкаясь на неровности большого дома, налетающий со стороны моря ветер. На востоке, куда выходили окна спальни Влада, густой осенний мрак только-только начинал рассеиваться под робким, но неумолимым натиском вступающего в свои законные права нового дня. Невский, плохо, а точнее – после встречи с московским варягом вообще почти не спавший ночью, откинул одеяло, встал, по многолетней привычке сразу направился в душ, где, включив режим массажа, минуты три, шумно выдыхая и крякая, приводил организм в рабочее состояние при помощи тугих струй холодной воды, бьющих со всех четырех сторон, а так же сверху. Растерся до красноты полотенцем, надел джинсы и футболку, влез в теплые тапки, сунул в карман один из двух телефонов, в зубы – набитую табаком трубку, и спустился на кухню. Дом спал. Кроме буйства стихии за окном и тиканья настенных часов, не было слышно ни звука. Рэмбо включил кофейный аппарат, выбрал капуччино с двойной порцией сливок, зарядил тостер, достал из гигантского холодильника бутылку натурального апельсинового сока и две вакуумных упаковки с нарезкой – дырявый щвейцарский сыр и нежно-розовую малосольную семгу. Дожидаясь, пока поджарится хлеб и сварится кофе, сел в плетеное кресло, закурил, вдыхая ванильный дым и задумчиво глядя в окно: на желто-красно-синий финский детский городок, с каруселью, горками, качелями, лазилками и песочницей, сооруженный для Егорки посреди огромного, в полтора гектара, двора. Почуяв хозяина, откуда-то из глубины утопающего в сумерках дома друг за другом прибежали на кухню Мур, наглый и мяучливый полосатый котяра из породы коренных подвальных аборигенов, год назад тощим облезлым доходягой подобранный Владом прямо во дворе офиса, и собака, черная элитная лабрадориха по кличке Герда, умница и молчунья, полная противоположность Мура. Начали крутиться возле ног, тереться, выпрашивать пайку. Потрепав обоих по холке, Влад достал из шкафчика две банки консервов для животных – гусиный паштет для кота и суфле из телячьих потрохов для собаки – присел на корточки и, отталкивая лезущих под руки голодных четвероногих, выложил еду в миски. Сказал тихо: