Посвящается всем тем, кто помнит ошибки прошлого и старается не допустить их в будущем…

Дай взаймы один взгляд, я его сберегу,

Не позволю тебе на руины смотреть.

У кострища миров на ночном берегу

Мы получим вновь шанс на тот свет не успеть.

Подари мне свой звук, я в глухой тишине

Буду мерить им жизнь, ведь она лишь одна.

Чтобы между ударами сердца во мне

Не легла тишиной бездна вечного сна.

Одолжи мне свой миг, ту секунду что мне

Не хватило тогда, убегая от смерти.

В этом мире теперь ничего уже нет.

Мы свои имена богу вышлем в конверте.

Расскажи мне про море, как луна в море мокнет;

Расскажи мне про ветер, что сметает всю пыль;

Расскажи мне про дождь, как стучат капли в окна;

Расскажи мне про жизнь, я об этом забыл.

«…Каждую ночь я больше всего боюсь засыпать. Я вижу город, который не существует, в котором я никогда не бывал. Я вижу людей, с которыми никогда не был знаком. Я вновь и вновь вглядываюсь в голубое небо, силясь понять, отчего же оно такое голубое, ведь небо не бывает голубым в наших краях – оно почти всегда серое, затянутое непроглядной, низкой и давящей хмарью. И все это вновь и вновь сворачивается в бешенный водоворот, кружащийся с огромной силой. И он затягивает, затягивает, кричит миллионами людских голосов.

Город, которого нет.

Люди, которых нет.

И ты тоже там был.

Это страшно. Очень страшно…»

***

-Твою мать!

Сейчас тело мое, представляло из себя один большущий синяк. Особенно сильно саднило плечо, из которого торчала истертая рукоять кухонного ножа. А эти чертовы каннибалы неплохо умеют метать разного рода острые предметы! Из раны сочилась кровь, насквозь пропитав собой рукав походной куртки. И перевязать-то некогда!

Хорошо хоть ранили меня в левую, а не в правую руку. Под пальцами ощущался приятный холодок револьверной рукояти. Превозмогая боль во всем теле, я с грехом пополам слез со стола, на который мне «посчастливилось» упасть.

Шайка людоедов копошилась в подвале этого здания, и, пронюхав обо мне, отрезала все пути к отступлению, пришлось уходить вглубь здания, пытаясь перехитрить врага. Поначалу получалось неплохо, – благо, когда у тебя под руками верные винчестер и кольт «Питон», ты становишься королем здешних улиц. У врага же были в основном самодельные копья и ножи, да у одного из людоедов имелся старенький охотничий дробовик. После Начала, во многих районах города начались проблемы с продовольствием и люди начали жрать себе подобных, порой охотясь на собственных соседей, как охотники в джунглях на дикого зверя. Сам Дьявол вряд ли знает, что потом становилось с людьми, попробовавшими человечину, но после этого, люди уже мало чем походили на людей. Скорее на зверей. Они сходили с ума, забывали свою речь, зачастую ползали на четвереньках, принюхиваясь к земле, очень быстро дичая. Одна из таких людоедских свор и гнала меня через весь офисный комплекс, а я изредка отстреливаясь, пытался убежать. В одном из залов пол провалился из-под ног, и я провалился вниз, роль «посадочной площадки» исполнил обычный компьютерный стол, не будь его, вполне возможно, я бы не собрал костей. А так ничего, живой же!

Ноги предательски зашатались, и я завалился на пол, потихоньку отполз в угол комнаты. Когда-то здесь шел ремонт – всюду валялись куски гипсокартона, у выхода стояла дюралевая стремянка, с потолка свисала разноцветная лапша из проводов. Я выдернул из кобуры Кольт, и принялся ждать. Ждать пришлось недолго. Принюхиваясь, из пролома высунулся один из охотников. Темная пакля волос на плешивой макушке, бледное лицо, исчерченное коричневыми дорожками струпьев и растянутый в злобном оскале рот, ощетинившийся частоколом из черных кривых зубов. Меня он заметил не сразу. Охотник, теперь ставший добычей для собственной жертвы, «споткнулся» взглядом о длинный ствол револьвера, направленный ему теперь точно между глаз.

Вот что вы чувствуете, когда убиваете человека? Как-то, пронесся слух, что один парень не смог пристрелить такого же людоеда и в итоге был съеден. Видимо он «искренне сочувствовал» своему врагу, даже, возможно пытался помочь, сам того не понимая, что остается для своего противника ходячим мясом, тупой скотиной, подлежащей убою. В итоге ею до конца своих дней и остался. В теперешнем мире или ты, или тебя – простая математика. Может и не виноват этот мужчина ни в чем, может просто так уж вышло, стал он таким в силу обстоятельств, и никакой он не плохой вовсе, но мне его не было жалко. Ненависть кипела в жилах, я уже чувствовал, как губы искривляются в злорадной ухмылке.

Выстрел! Голова лопнула как перезрелый арбуз, разбрызгивая в стороны форшмак из багровой крови и мозгов, убитый подобно тяжелому мешку с промокшим песком, вывалился из провала и с грохотом завалился на стол, а тот сложился под сильным ударом.

Остальные враги наверху притихли, видимо смерть товарища ввела их в оцепенение, давая мне совсем небольшую фору. Я сменил позицию и принялся перевязывать рану – разорвал рукав, и, оторвав от него более-менее сухой лоскут ткани, аккуратно извлек нож из плеча. Благо, рана оказалась хоть и глубокой, но не очень серьезно. Заживет! Хлынувшую кровь, тут же остановил перевязочным материалом. Тут главное действовать точно и быстро, пока нож еще не вынули, он задерживает кровь, которая может тут же хлынуть наружу, поэтому главное осторожно вытащить, чтобы не усугублять положение, а дальше быстро перевязать – вот и все.

«В этом мире выживает не тот, кто сильнее, а тот, кто умеет приспосабливаться к изменившимся условиям…» - вспомнил я где-то услышанное изречение. Грызуны вон, вроде даже после Ледникового периода выжили, не то что динозавры – те очень быстро подохли, не смогли адаптироваться к стуже. А собственно, что этот Ледниковый период? Что эти динозавры с грызунами? Было ли это все? Или это так, игра воображения? Я ведь совсем не помню ни прошлого, ни семьи, а эти, мало что значащие в этом мире факты вспоминаю вновь и вновь. Почему? Одному Богу известно…

Крадучись, я тенью вынырнул из комнаты…Тишина. Внезапно нахлынувший ветер раскачивал погнутую оконную раму – та отзывалась с едва слышным скрипом. Весь этаж был поделен на разного рода кабинеты и ячейки офисов. В дальнем конце коридора виднелись двери лифтов, неподалеку от меня был выход на лестницу. Осторожно приоткрыв дверь, держа пистолет наготове, я скользнул на лестничную площадку. Пролеты, ведущие на нижние этажи, обвалились, оставался только ход наверх. А там меня уже ждали. Вороны, клюющие ссохшийся труп, с противным карканьем вспорхнули и махая черными как полночь крыльями, улетели в окно. Мертвец лежал на краю обвалившейся лестницы, насаженный на торчащую арматурину, рядом валялся ржавый пожарный топор. Стараясь не глядеть на жуткую гримасу умершего, смотрящего на меня пустыми провалами глазниц, я подхватил топорик и заткнул его за пояс. Наверху раздался хруст битого стекла и робкие, шуршащие шаги. Я поспешно скрылся, затаился в темном санузле совсем рядом с выходом.

Людоед резко ворвался в коридор, держа наготове свое мачете. Напряженно замер, оглядываясь. Он был чуть ниже меня, но выглядел плечистым и крепким. Такого мне в ближнем бою не одолеть. Придется брать исподтишка. На полу, среди строительной крошки, валялся большой кусок медного провода, подхватив его, я стал подкрадываться. В последнюю секунду под сапогом захрустели осколки стекла, враг обернуться не успел – с накинутой на шею удавкой не очень выходит давать врагу отпор. Хрипящего людоеда, я потащил обратно в туалет, тот вырывался, но в итоге затихнув, обмяк, кулем завалившись на пол.