"Ее страсть чрезвычайно замечательна не столько потому, что она уже не в летах пламенных восторгов ( это о тридцатичетырехлетней женщине, между прочим! - С.Б.), сколько по многолетней её опытности и числу предметов её любви. Про сердце женщины после этого можно сказать, что оно свойства непромокаемого - опытность скользит по ним. Пятнадцать лет почти беспрерывных несчастий, уничижений, потери всего, что в обществе ценят женщины, не могли разочаровать это сердце или воображение - по сию пору оно как бы в первый раз вспыхнуло!... Никого я не любил и, вероятно, не буду так любить , как её."

Что интересно, роман Анны Петровны с Алексеем Вульфом - близким другом Александра Пушкина - нисколько не помешал продолжению того, что возникло в Тригорском. В 1828 году, почти сразу после возвращения поэта из ссылки, случилось то, к чему он так пылко стремился, а она - не противилась. Но удивительная вещь, мужское чувство к женщине! Та, которая три года тому назад была "гением чистой красоты", после физической близости почти мгновенно стала "вавилонской блудницей". И действительно, не дождалась пылкого и знаменитого поклонника, сбежала от мужа, завела себе молодого любовника - какой уж там гений! Жила бы себе в тиши, перечитывала бы пожелтевшие пушкинские письма, глядишь, удостоилась бы более мягкого определения. Но у Анны Петровны характер был на редкость мягким и добрым: она была благодарна поэту за романтическую любовь, не сетовала на физическое охлаждение и не шутя называла его за глаза "гением добра". Выводы делайте сами.

Помимо доброты, Анна Петровна обладала ещё и удивительной непрактичностью. При выходе замуж получила в приданное большое имение в Тверской области и значительную сумму денег. Имение некоторое время спустя попросил её заложить отец, который находился в стесненых обстоятельствах. Так, в залоге, оно и пропало. Денежную часть приданного прокутил бравый генерал Керн. В результате уже сравнительно немолодая красавица перебивалась кое-как литературными переводами и грошовыми подачками от друзей и знакомых. Грошовыми не потому, что знакомые и друзья были скупы, а потому, что сами в деньгах отнюдь не купались. Анна Петровна вращалась в Петербурге в блестящем обществе литераторов и композиторов, поэтов и живописцев. Блестящем, потому что только имена Дельвига и Глинки - её преданных поклонников - показывают, какой уровень культуры имело это общество. В великосветские же салоны жену-беглянку не приняли бы никогда.

Тем не менее, культурой сыт и одет не будешь. И Анна Петровна в 1836 году написала отчаянное письмо-мольбу "на высочайшее имя":

"Августейший монарх, всемилостивейший Государь!

Отчаяние, безнадежное состояние и жесточайшая нужда повергают меня к стопам Вашего Императорского Величества. Кроме Вас, Государь, мне некому помочь! Совершенное раззорение отца моего, равно отказ мужа генерал-лейтенанта Керна давать мне законное содержание лишают меня всех средств к существованию. Я уже покушалась работою поддерживать горестную жизнь, но силы мне изменили, болезнь истощила остальные средства, и мне остается одна надежда - милосердное воззрение Вашего Императорского Величества на мои страдания. Я не расточила своего достояния - это внушает мне смелость взывать к милосердию..."

Удивительно, но Анна Петровна получила в ответ на свое прошение единовременную материальную поддержку от двора, а её супруг - строжайший приказ впредь содержать жену так, как подобает. Императора не интересовали интимные проблемы супругов, он требовал соблюдения закона. Генерал попробовал возмутиться, но с императором Николаем Павловичем спорить не приходилось и пришлось формальному супругу исправно содержать Анну Петровну, которой только что исполнилось тридцать девять лет и которая ждала своего третьего ребенка от человека, бывшего моложе неё почти на двадцать лет.

По существу её любовник - Александр Марков - Виноградский, воспитанник Кадетского корпуса в Санкт-Петербурге - приходился Анне Петровне троюродным племянником. На правах родственницы, она взяла над ним опеку, когда его, шестнадцатилетнего юношу, привезли в Северную Пальмиру. Первоначально искренние почти материнские чувства Анны Петровны к красивому мальчику постепенно сменились чувствами совершенно иными, а юный кадет без ума влюбился в свою прекрасную тетушку. Та была все так же романтична, восторженна и готова к любви, как и в юности. В результате в 1839 году у незаконной четы родился сын Александр.

Скандал разразился грандиозный. Молодому офицеру, выпускнику Кадетского корпуса, с этих пор не приходилось рассчитывать ни на материальную поддержку, ни на наследство. Ему пришлось стать строевым офицером, он получал мизерное жалование. Его связь с сорокалетней женщиной выглядела в глазах других офицеров, мягко говоря, странно, и в 22-летнем возрасте подававшему блестящие надежды Александру Васильевичу пришлось выйти в отставку в чине всего лишь подпоручика. Огорчило ли это его? Нимало! Он по-прежнему души не чаял в своей подруге и маленьком сыне.

Но если молодого человека, неопытного, поглощенного первой любовью ещё можно понять, то поведение Анны Петровны понятно и непонятно одновременно. В 1841 году её законный супруг, генерал Керн, скончался. Она могла бы оставаться вдовой генерала, получать приличную пенсию и спокойно жить в Петербурге с дочерью-невестой, Сашей-большим и Сашей-иаленьким. Сплетни вокруг её поведения и имени давно уже её не волновали. Но она выбрала иную судьбу.

В 1842 году Анна Петровна обвенчалась с Александром Васильевичем, получив "в приданное" проклятие отца, который заявил, что не даст ей ни копейки, и потеряв право на генеральскую пенсию. Снова нищета... Зато с этого дня и до конца жизни она с гордостью подписывалась: Анна Виноградская. Ненавистная фамилия Керн осталась в прошлом. А в настоящем, помимо вечной бедности, было то, о чем она писала одной из своих подруг:

"Муж сегодня поехал по своей должности на неделю, а может быть и дольше. Ты не можешь себе представить, как я тоскую, когда он уезжает! Вообрази и пожури меня за то, что я сделалась необычайно мнительной и суеверной: я боюсь - чего бы ты думала? никогда не угадаешь! - боюсь того, что мы оба никогда ещё не были, кажется, так нежны друг к другу, так счастливы, так согласны! На стороне только и слышно, что ставят в пример нас. Говорят молодые, новые супруги:"Нам только бы хотелось быть так счастливыми, как Анна Петровна и Александр Васильевич!" И нам теперь так трудно расставаться, что Василич три дня откладывал поездку: сегодня насилу решился выехать - и то потому, что получил на это предписание от начальства..."

У них не было ничего, кроме их любви, и они были счастливы. Места службы Александра Васильевича были мелки, неинтересны, приносили крохотный доход, на который едва можно было свести концы с концами - уныния в семье не было. Супруги даже исхитрялись устраивать какое-то подобие приемов, на которых присутствовали не титулованные аристократы, а такие люди, как Тютчев, Анненков, Тургенев. Последний, кстати, вот что написал о встрече с четой Виноградских:

"Вечер провел у некой мадам Виноградской, в которую когда-то был влюблен Пушкин. Он написал в честь её много стихотворений, признанных одними из лучших в нашей литературе. В молодости, должно быть, она была очень хороша собой, и теперь ещё при всем своем добродушии ( она не умна), сохранила повадки женщины, привыкшей нравиться. Письма, которые писал ей Пушкин, она хранит как святыню. Мне она показала полувыцветшую пастель, изображающую её в 28 лет - беленькая, белокурая, с кротким личиком, с наивной грацией, с удивительным простодушием во взгляде и улыбке...немного смахивает на русскую горничную вроде Варюши... На месте Пушкина я бы не писал ей стихов. Ей, по-видимому, очень хотелось познакомиться со мной, и, так как вчера был день её ангела, мои друзья преподнесли ей меня вместо букета. У неё есть муж на двадцать лет моложе нее: приятное семейство, немножко даже трогательное и в то же время комичное."