Лани отплыла на доске назад, уходя дальше, чтобы наблюдать за водой. Сейчас. Она ощутила, как изменилась энергия моря, почувствовала волну до того, как та стала заметна. Она делала более длинные гребки, почувствовала сдвиг, как ее толкало вперед, теперь все быстрее и быстрее. Она встала на серф на коленях, нашла баланс и приняла привычную полусогнутую позу.

Дома. Теперь... теперь она была дома.

Волна была огромной, закрученной и все еще поднимающейся. Она позволила себе съехать ниже, затем опустила заднюю пятку и начала подниматься по волне, чувствуя, как вода брызгала ей в лицо, моча волосы, как разрывалось ее сердце, попробовала на вкус соль. Усмешка расползлась по ее лицу, освещая ее изнутри. Она уловила силуэт Кейси, сидящего на доске у берега, наблюдающего. Там же был Билли, прикрывающий от солнца рукой глаза. Еще несколько людей на песке.

Она знала, когда на нее смотрели.

Волна должна была скоро закрыться, время сделать бочку. Она срезала S-изгиб по угасающей стороне волны, задирая конец к небу, почувствовала восторг и щекотание в животе от полета; она схватилась руками за края, чтобы удержаться на ногах, соль жгла ей глаза и попадала на язык, и тогда она опустила доску на бушующую воду, низко пригибаясь, когда бочка сомкнулась вокруг нее.

Лани оседлала ее, и, когда гребень ударил о поверхность вокруг нее, океан затянул ее и прокрутил вместе с ним; она сжимала доску, позволяя той вытянуть себя на поверхность. И, конечно же, когда она вынырнула, глотая воздух, Кейси сидел на серфе рядом с ней.

‒ Это было что-то, Лани. Отличный прокат.

Она уселась на доску и откинула волосы назад.

‒ Спасибо, было приятно вернуться на воду. ‒ Она встретилась с ним взглядом. ‒ Серьезно, большое тебе спасибо. Вероятно, я бы струсила зайти в воду, если бы ты не заставил меня.

‒ Я не заставлял тебя. ‒ Его взгляд был напряженным, в нем бушевали тысячи чувств, о которых, как она знала, он не скажет.

Она почувствовала новую нарастающую волну, и повернулась к ней.

Они катались часами, пока Лани не выдохлась, и у нее не заболели мышцы, но это не делало ее менее счастливой. Они окончательно вышли из воды, когда живот Кейси заурчал так сильно, что она услышала его за разбивающимися волнами. На ее саронге лежала написанная от руки записка, прижатая цветным стеклянным камушком, какие туристы обычно вешают на ожерелья.

«Кайлани, оставь доску себе. Я всегда знал, что лишь хранил ее, пока не настанет время ее отдать. Смотреть, как ты катаешься ‒ достаточная плата. Может, это звучит жутко. Надеюсь, что нет, потому что я не жуткий. Мне просто нравится смотреть на хороший серфинг.

Желаю всего наилучшего,

Билли.

P.S. Кейси хороший человек.»

Лани перечитала записку несколько раз, ее глаза наполнились слезами. Она выросла, не владея ничем, кроме надетых на себе вещей. Потом она встретила Макани на пляже и стала наблюдать, как он вырезал из куска дерева примитивными инструментами. Она смотрела, завороженная, пока он медленно и болезненно превращал дерево в доску для серфа. Он полностью игнорировал ее, но когда она, наконец, встала, чтобы уйти, с ноющими от сидения на одном месте от заката до восхода луны коленями, он встретился с ней глазами, кивнул ей.

‒ Возвращайся завтра, ‒ сказал он. ‒ Я покажу тебе.

Так что она возвращалась день за днем. Она никогда не просила, но он всегда пытался накормить ее. Он показал ей, как вырезать доски, используя древние, проверенные временем техники, и делал это, не говоря ни слова. Он занимал ее, и она была признательна, потому что если она убирала опилки и выравнивала инструменты, значит, не была на улицах с наркодилерами и сутенерами. Макани был тем, кто оплатил взнос для ее первого соревнования.

Когда она вылетела из дома, с Рафом следующим за ней, то пошла сразу к Макани, и тот развернул Рафа, скрестив свои большие руки на широкой коричневой груди и невозмутимо покачав головой. Раф не был настолько идиотом, чтобы спорить.

Даже сейчас, Макани был единственным человеком с Гавайев, по которому она скучала.

Она оставила все свои вещи, кроме телефона, зарядки, кучки вещей и сумки; все остальное принадлежало Рафу. Даже деньги с развода были его деньгами. Она не участвовала в соревнованиях больше года, и последние шесть месяцев жила на деньги с фотосессии для Серфера. Теперь от них почти ничего не осталось.

И что-то в факте, что ей отдали эту доску, раздирало ее эмоции.

Руки Кейси успокаивающим весом опустились ей на плечи.

‒ Он хороший парень, Билли Редхоук.

‒ И то, что он сказал о тебе? Это правда? ‒ Лани развернулась на месте, чтобы посмотреть на Кейси.

Кейси неловко пожал плечами.

‒ Полагаю, это тебе придется решить самой.

‒ Ты вернул мне мои деньги, ‒ сказала она.

Кейси нахмурился.

‒ Что ж, мне изначально не стоило их брать. Ты была в беде, и было неправильно с моей стороны пытаться на этом заработать.

Рука Лани оказалась лежащей у него на груди. Это было чересчур знакомо. Слишком приятно. Слишком правильно. И все же она не отстранялась. На самом деле, ее притягивали ближе жар его тела, сила рук, уверенное сострадание в его глазах. Ее заманивало так же, как он катался с ней часами, ни разу не превращая это в соревнование, не давя на границы между ними. Каждый раз, когда они с Рафом катались вместе, он делал из этого соревнование. Кому удастся лучший трюк, кто дольше будет в воздухе или дольше проедет бочку. Это держало ее в форме для соревнований, но при этом натягивало их отношения. Они были близки в навыке, и если она побеждала его, Раф бесился. Но ей нравилось побеждать; это было вбито в ее само существо. Ей требовалось быть лучшей. Чтобы выжить на улице, как ей это удалось, нельзя было показывать слабость. Поэтому ей всегда казалось, что приходилось ездить по тонкой черте между победой и поражением.

Кейси глубоко вдохнул, словно собирал всю свою храбрость, и затем отпустил ее, делая шаг назад.

‒ Сходи со мной на ужин.

‒ Вроде как... свидание?

Кейси ухмыльнулся.

‒ Он может им стать, если ты этого хочешь.

Лани покачала головой, вздыхая.

‒ Я честно не знаю, чего хочу.

Кейси сократил расстояние между ними, и Лани забыла, как дышать.

‒ Лгунишка, ‒ его голос был тихим, и ей пришлось напрячь слух. ‒ Тебе прекрасно известно, чего ты хочешь. Просто боишься этого.

‒ Я не боюсь тебя.

‒ Я не говорил... ‒ Кейси оборвал себя ленивой улыбкой, когда осознал подтекст слов Лани. ‒ Тогда чего ты боишься?

Лани сглотнула комок, и позволила правде выйти.

‒ Обжечься. Я не знаю тебя, типа, совсем, и... этот взгляд, он походит на взгляд влюбленного, и это пугает меня.

Кейси рассмеялся.

‒ Взгляд влюбленного?

Лани закатила глаза.

‒ В романах герои встречаются и безнадежно влюбляются друг в друга за первые пятьдесят страниц, хотя они только встретились.

‒ И ты, значит, влюбляешься в меня?

Лани вздохнула.

‒ Нет, я... просто... забудь, что я сказала. ‒ Она отвернулась, пока с губ не сорвалось больше позорной правды. ‒ Я пойду приму душ. Ужин звучит неплохо.

Она сделала около трех шагов, пока Кейси ее не потащил назад, зацепившись пальцем за узел верха ее бикини.

‒ Я так не думаю. Ты не уйдешь так просто.

Лани изогнулась, пытаясь увернуться.

‒ Отпусти! Ты развяжешь мне топ.

Она не видела его лица, но знала, что он ухмылялся.

‒ И это было бы такой трагедией. ‒ Он тащил ее к себе, и ей пришлось сделать несколько шагов спиной вперед. Наконец, ее спина прижалась к его груди, и Лани почувствовала, как напряглась. ‒ Как насчет того, что я сделаю все проще для тебя? Я дам тебе выбор.

Она задержала дыхание, желая повернуться к нему лицом, но отказывая себе в этом.

‒ Я буду ждать тебя у твоей двери через час. Если ты выйдешь из комнаты, одетая для хорошего ужина, я пойму, что ты позволяешь себе получить то, что хочешь, к чертям страхи. Если нет, то я позабочусь, чтобы мы остались друзьями, и только друзьями. Выбор за тобой.

[1] Саронг ‒ полоса ткани, обертываемая вокруг пояса или груди (у женщин) и доходящая до щиколоток.