- Да ты не возгорайся, Сарана! - поморщился Седлецкий. - Готовится группа, операцию планирует куча разработчиков. И едва она начинается, объект исчезает как намыленный. Этому должно быть убедительное объяснение. А у вас его нет. Как дальше прикажете работать, капитан? Ладно. Пока свободен.
Сарана взял сумку и ушел, а Мирзоев сказал:
- Зачем мальчишку обидел, Алексей Дмитриевич? Он хороший, глаза умненькие, говорит дельно.
- Говорить дельно мы все умеем. Работать надо дельно!
- И тут ты не прав. У парня четыре ходки в Польшу. Последний раз во главе группы. И никто не завалился, никто в могилке не спит и в спецтюрьме нары не полирует.
- А ты откуда знаешь про Польшу?
- Любопытный я, - сказал Мирзоев с усмешкой. - Интересно знать, с кем приходится работать.
После долгого молчания Седлецкий решил:
- Погодим дергать Господа за бороду - в гостиницу поедем.
Вагон заскрипел, цветущие деревья перед станцией медленно уплыли из окна. Холмы вдали сместились, и в глаза ударило белое горячее солнце. Мирзоев задернул занавески и задумчиво спросил:
- Когда Упрямый последний раз мотался в Москву?
- Год назад. Он не любит показываться в Москве.
- Странно. Кого ему там бояться?
- А он и не боится. Но понять мужика можно.
Семья развалилась, дети выросли, у жены, извини, друзья... И потом, в Москве он - простой генерал, каких на рупь кучка, а на Кавказе - новый Ермолов. Там, в горах, он чувствует себя защищенным, Москва же его угнетает. Политика - баба нравная.
Сегодня дружки и собутыльники прикрывают, а завтра, может, вместе придется под караул - да в трибунал.
- Понятно. Знает кошка, чье мясо съела. Ну что ж, убедительно звучит. При таком раскладе он мог сорваться из Ставрополя только по крайней нужде.
Либо в связи с передислокацией, либо узнав о нашей операции.
- А ты не допускаешь, что, узнав об операции, наш Ермолов помчался к Кирпичеву за советом по сему поводу?
- Но тогда... - Мирзоев недоговорил.
- Тогда - да! Поэтому возьмем этот худший вариант. Представим, что в конторе опять сквозняк, как в прошлом году... Наши с тобой действия?
- Я так понимаю... Главная цель - дезорганизовать армию. Звучит, согласен, кощунственно, однако другого предложить не могу. Надо сорвать график вывода. Так? Тогда Упрямый, будь он трижды упрямым, ничего не сможет, верно? Почему же нас нацелили на этого выродка? Ну, остановим его...
Найдется еще такой же. Если не хуже. Найдется!
И за ним будет боеспособная, обстрелянная армия.
Вот этого не могу понять.
- Горжусь, Турсун, что работаю с тобой, - сказал Седлецкий почти серьезно. - Ты мне всегда нравился за широту мышления. А теперь напряги свои широкие мозги. Неужели ты всерьез полагаешь, что такую масштабную операцию свалили только на нашу группу? Боюсь, Турсун, разочаровать тебя, но привыкай, что мы с тобой - лишь маленькие винтики в большой машине. Надеюсь, я не очень ущемил твою профессиональную гордость и чувство собственного достоинства?
- Не писай желчью, Алексей Дмитриевич, - раздул ноздри Мирзоев. - Есть что объяснить - объясняй.
- Я не объясняю, я пытаюсь думать вслух. О срыве сроков передислокации, уверяю, есть кому позаботиться. Кстати, это очень несложно сделать. Достаточно, например, отправить танки по одному адресу, а боекомплект для них - по другому. Или эшелон с личным составом потерять.
- Потерять эшелон? - недоверчиво протянул Мирзоев. - Это в мирное время?
- Наше время по степени бардака можно вполне отнести к военному. Берем и загоняем эшелон на запасной путь, в тупик... И держим несколько дней.
А график движения и сопроводительные команды в железнодорожном компьютере стираем. Нечаянно!
- Рано или поздно все вскроется...
- Конечно, вскроется. И виноват будет, по старой российской традиции, стрелочник. Который вытрет слезы после выговора и лишения премии и отправит найденный эшелон. Отправит. Но теперь - назад! Ну, ошибся человек после нервного срыва, вызванного предыдущим наказанием. Что ж его теперь, расстреливать? Так и стрелочников не напасешься...
- Да-а, Алексей Дмитриевич... Тебе бы криминальные романы писать.
- Я же не готовый сценарий тебе выдаю, - раздраженно сказал Седлецкий. - Лишь общую схему, направление. Буквоед!
- И на том спасибо. И все же - что делать нам?
- Выполнять задачу - изолировать Упрямого.
Чтобы никаких надежд на его активное участие в деле ни у кого не осталось. Уверен, он еще появится на нашем горизонте. Вот тогда мы с тобой и пригодимся. Удовлетворен моими размышлениями?
- Почти. Надо было сразу сказать.
- Зараза демократии проникла в твои широкие мозги, - погрозил пальцем Седлецкий. - Раньше ты просто говорил "Есть!". И летел на задание.
- Раньше я много чего говорил и делал, не думая, - сказал Мирзоев. - А теперь надоело. Хочется иногда понимать смысл того, что творишь.
- Ладно, - оборвал его Седлецкий. - Меньше думаешь - крепче спишь. Хотя, согласен, напарники могли бы найти возможность сообщить нам еще вчера об изменении ситуации.
Пока они таким образом разговаривали, дорога кончилась. Показались первые улицы Ставрополя, разбросанные по пригоркам. Вокзал даже в эти сияющие майские дни выглядел серым и пропыленным навечно. Едва выбрались на привокзальную площадь, набежал молодой человек в летнем камуфляже и похватал чемоданы Седлецкого и его телохранителя.
- Куда прикажете, господа хорошие?
Тут московские путешественники вспомнили, что они действительно господа. И поехали по-господски, в шикарной "Тойоте". Оказалось, паренек в камуфляже специально разорился на японскую тачку, чтобы возить богатых людей - такой вид сервиса удумал.
- Не боишься прогореть? - спросил Мирзоев. - У богатых - свои тачки.
- Да ты что! - отмахнулся водитель. - У нас столько приезжих с большими бабками! Нанимают аж до Сочей. А в Кисловодск гоняют, почитай, два раза на день.
- А если пришьют по дороге? Из-за машины?
- Господь с тобой, дядя! Меня все знают. Под землей найдут потом того, кто обидит Михаила Сергеевича. Это меня так зовут. Как последнего генсека. Земляк, блин! Так куда едем?
- В хорошую гостиницу, в центре, - сказал Седдецкий. - Поближе к краевой администрации.