- Уж не сочтите за труд, - широко улыбнулся Седлецкий, - уточните, пожалуйста, какие именно издания вы могли бы предложить.

- Все могу предложить, - объяснила старуха. - И "Правда" есть, и "Известия"... Я же говорю - все!

Минуту спустя они устроились на низком подоконнике среди цветов в кадках. Седлецкий развернул "Правду".

- Ни хрена себе! - пробормотал над ухом Мирзоев. - Пока мы тут... А они там! Гляди, что делают...

Под шапкой "Кровавая репетиция диктатуры"

был помещен огромный, почти на половину первой страницы, снимок: толпа, цепь милиции со щитами и клубы дыма над горящим грузовиком. Вдали, в дыму, ясно читался большой лозунг: "С праздником, дорогие россияне!" Статья под снимком называлась "А люди шли на праздник" .

- "Град дубинок, - начал читать Седлецкий, - обрушившийся на головы безоружных... Ничего случайного в избиении демонстрантов нет, это лишь шаг силой сломить сопротивление сограждан, не принимающих дикий капитализм..." По-моему, Турсун, мы в этой жизни что-то пропустили.

- Точно, пропустили. Отцы нации, так полагаю, поздравили эту самую нацию с Первомаем.

Вот, смотри: "Теперь у Президента РФ есть свой Чикаго". Кстати, а почему не с в о е Чикаго?

- Помолчи, - вздохнул Седлецкий. - "Избивать своих людей в своей стране, на их родных улицах в праздничный день - это самое последнее дело. Как же они собираются дальше править Рос

- А так и собираются, - усмехнулся Мирзоев. - Мы им еще будем помогать править. За то, как говорится, и в ведомости расписываемся.

Они довольно долго молчали, вчитываясь в строчки отчетов о первомайской демонстрации москвичей на Ленинском проспекте.

- Даже если сделать поправку на некоторую аффектацию, свойственную в последнее время "Правде", - задумчиво сказал Седлецкий, - даже, говорю, если сделать такую маленькую поправку на визгливость...

- Ты бы тоже завизжал, - перебил Мирзоев. - Получил бы дубинкой по рогам - и завизжал бы!

- Погоди, Турсун! Я и говорю: если скорректировать впечатления корреспондентов... Не по фактам - факты вот, на снимке. А по эмоциям! Все равно - налицо грубая провокация.

Он сложил газету и спрятал в карман.

- Кому-то очень хочется выставить режим сборищем дураков и костоломов. Ты ведь понимаешь, Турсун, кому это выгодно?

- Да брось ты! - отмахнулся Мирзоев. - Меня вот никто дураком не выставит, даже если очень захочет. И тебя тоже. А тут, значит, смогли. Выставили! На весь свет без штанов... И теперь это нынешнее Чикаго просто царский подарок для команды нашего заклятого друга Упрямого. Ему бы не в заговоры играть, а въехать Первого мая в Москву на танке. Арестовать парочку первых попавшихся чиновников, побить десяток коммерческих ларьков и пообещать снизить цены на хлеб и колбасу. И ша! На руках бы его в Кремль отнесли. Вместе с танком.

- Хорошо, что ты по нашу сторону баррикад, - съязвил Седлецкий. - Не представляю, что бы делал режим, окажись ты в танке Упрямого.

- Вот вы где, товарищи...

Капитан Сарана явил круглое лицо в зарослях фикусов, пальм и олеандров, и оно напомнило луну в джунглях - конопатую луну с облупившимся носом.

- Какие мы тебе товарищи? - прошипел Седлецкий. - Конспираторы, вашу мать, с ума сойти...

- Ну, извините, господа, - заметно обиделся Сарана. - Столик для ваших сиятельств заказан.

Пообщавшись неделю с Седлецким, капитан привык к его периодическим вспышкам высокомерной язвительности и теперь изредка, как мог, огрызался. Мирзоев примирительно похлопал Сарану по плечу и спросил:

- Ты сегодняшние газеты смотрел?

- Смотрел, - кивнул капитан. - Москвичам опять морды побили. Так это не новость. По телеку позавчера показывали. Небольшой, правда, кусочек, но показали. А вы разве не видели по телевизору?

- Ездили в одно место, - сказал Седлецкий. - Ну и что, Сарана, ты думаешь по поводу этого инцидента?

- Ничего не думаю, - резковато сказал капитан. - Своих проблем до фига. У младшей девки глазные зубы режутся - вторые сутки вопит, не переставая.

Они пошли через холл к двери ресторана. Дежурный администратор оторвал натруженный взор от пустой стойки и с неожиданным энтузиазмом помахал толстой ручкой:

- Владимир Георгиевич, дорогой, рад видеть!

Покушать к нам? Ну, приятного аппетита!

- Аты, оказывается, популярная тут личность, - заметил Саране Седлецкий.

- Поработайте в краевой администрации на ниве приватизации - и станете популярным, - вздохнул Сарана, открывая дверь ресторана. - Это, Алексей Дмитриевич, я только у вас - Ванька-дурак, а у общественности - Иван Иваныч.

В ресторане было прохладнее, чем в холле. А может, просто показалось так сначала из-за розового полумрака - стеклянную стену, выходящую на солнечную сторону улицы, прикрывали багровые шторы. Полтора десятка столов под скатертями в клетку тянулись по залу в два ряда, оставляя узкий проход.

Седлецкий поморщился: никакого интима. Придется вести переговоры на глазах любопытных едоков, уже занявших большинство посадочных мест.

Он сразу отметил двух посетителей ресторана за последним у выхода на улицу столиком. В почти одинаковых блекло-зеленых распашонках, с бугристыми мышцами и сонными квадратными физиономиями, они ковыряли вилками салаты и потягивали минералку.

Из полумрака выплыло воистину небесное создание: в жемчужной переливающейся мини-юбке, в прозрачной блузке, с бабочкой в кудряшках, сожженных перекисью водорода. Килограммы загорелого щедрого тела неудержимо рвались наружу из последних оков одежды.

- Здравствуйте, мальчики! - прокуренным голосом пропело создание. - А четвертый будет, Владимир Георгиевич?

- Скоро будет. Ну, где посадишь, Аллочка?

Метресса двигалась вдоль столов, напоминая вкрадчивыми телодвижениями серебристого питона. Загипнотизированные ею клиенты перестали чавкать. Когда рассаживались за столом - наискосок от мордастой парочки у дверей, к почетной свите, кроме Аллочки, прибавились еще одна официантка и шеф-повар в высоком белом колпаке.

Общество обеденного зала ресторана "Кавказ" с возрастающим интересом присматривалось теперь не только к статям метрессы Аллочки, но и к незнакомым физиономиям Седлецкого и Мирзоева. Молодец, Сарана, подумал Седлецкий, хорошо подготовил выход на сцену...