Рука Джареда, которая не держала веревку и нож, зависла над волосами Эша в нереализованном жесте утешения. Вместо этого он твердым голосом произнес слова заклинания.

— Боль искупится силой, сила болью…

…Была твоя, теперь она со мною.

Эш снова вздохнул, разжал руки, вцепившиеся в рубашку Джареда, и выпрямился. Он побледнел сильнее обычного, с каплями пота на лице, с кровью на руке, но посмотрев на Джареда, он увидел нечто такое, что заставило его расправить плечи. Джаред переложил нож в ладонь Эша, и протянул свою руку: тыльная сторона его руки была также бледна и выглядела неожиданно уязвимой.

Руки Кэми сжались в тугие кулаки, ногти врезались в ладони. Она не хотела, чтобы Эш дотрагивался до него.

Единственное, что помогало — это выражение лица Эша и ощущение его боли, стремящейся к ней: он не хотел сделать больно Джареду, совсем не хотел.

Нож опустился, и Кэми пришлось сжать зубы, когда она увидела, как Эш, поколебавшись, дернулся и промахнулся, что, несомненно, причинило Джареду больше боли, из-за неровного пореза на его руке.

Голос Эша слишком дрожал, но слова заклинания прозвучали отчетливо.

— То, что было целым, теперь частью станет…

… То, что было скрыто, сердце явит.

Не успел он договорить, как Джаред схватил поврежденную руку Эша и прижал ее к своей ране так, что их руки сомкнулись у локтей. Оба дышали с трудом, в унисон, кровь капала с их сплетенных рук, покрывая пятнами ковер, на котором сейчас лежал нож.

Джаред обматывал веревку вокруг их рук. Как только он закончил, лунный свет проник сквозь стеклянную дверь и обволок их сверкающими завитками. Он мерцал вокруг их сомкнутых рук и двигался, словно полоски света, дрожащие на воде, по их спинам, и кружился вокруг их белокурых голов, соединяющихся вместе так, что их тела образовывали арку.

Они произносили заклинание хором, и голос Эша уже не дрожал, а голос Джареда был чуть менее жестким.

— Кровь к крови, к вдоху вдох…

… Пока не рухнет заклинание,

Иль смерть не подведет итог.

Лучи лунного света мерцали вокруг них. Кэми овладело странное ощущение, словно то, что происходило с лунным светом, отражалось и внутри нее. Как будто свет, озаривший мир в ней, менялся, расширялся и люминесцировал на краю тьмы, и перемещение к свету было для нее подобно встрече с близким человеком, которого она не видела долгое время.

Кэми еще сильнее подалась вперед на своем стуле. Джаред повернулся, чтобы посмотреть на нее.

Их глаза встретились, и Кэми почувствовала искру между ними, превращающуюся в распространяющееся пламя, признание и томление, переплетенные воедино. Она чувствовала Джареда как нечто знакомое и родное, пробивающееся в ее сознание. Она не могла ошибиться: она знала точную грань его гнева, порыв его удивления, вкус его горя и обволакивающую теплоту его привязанности. Его невозможно было ни с кем перепутать. Эш был не в состоянии заполнить пространство, которое Джаред вырезал в ее сердце: он не мог обустроиться в месте, созданном кем-то другим, и его присутствие там причиняло боль.

Но сейчас Джаред почти вернулся туда, где он был раньше.

Эш тоже был там, прилив его чувств, как канал, разделял ее и Джареда, но она могла почти дотянуться до него, словно они оба могли протянуть руки друг к другу и между кончиками их пальцев оставался всего лишь дюйм.

А потом Кэми обнаружила, что пятится в своем сознании из-за непонятно откуда взявшейся тревоги. Это было сродни тому, будто видишь близкого человека, который приближается к тебе, внезапно видишь тень позади него, и твои радостные желания превращаются в страх, прежде чем до тебя доходит, что тень — это лавина.

Кэми вырвалась из ментальных стен, в которых она провела столько времени, выстраивая их с Джаредом, и которые она так часто использовала с Эшем, пытаясь защитить себя. Она сосредоточилась на экранировании небольшого, светлого места в своем сознании, которое она пускала в дело, когда писала, и пыталась создать свое собственное волшебство.

Она все еще чувствовала обоих братьев, но несколько отстраненно, словно сделала поспешный шаг назад.

Лучи лунного света, обтекающие Джареда и Эша, стали темнее, сменяясь с завитков тумана на дорожки чернил, которые окружали их, связывая все крепче и крепче.

Пока вовсе не исчезли, оставив только слабую серую дымку в воздухе, как следы от пепла.

Джаред все еще смотрел на Кэми, но выражение его лица было настороженным.

— Это работает? — спросил осипшим голосом Эш.

Джаред размотал веревку на руках.

— Понятия не имею.

Лиллиан покинула занятую у двери позицию и подошла к ним, перешагивая через упавший нож и пролитую кровь, пока не встала рядом с Эшем, ее пальцы начали парить над его раненой рукой.

Это было то, что Кэми, по крайней мере, могла сделать. Она вскочила и подбежала к Джареду, опустившись на колени рядом с ним, и взяла его за запястье так осторожно и деликатно, как только могла. Он был ранен слишком сильно, слишком многими людьми: она не хотела быть одной из тех людей.

Она закрыла глаза и сосредоточилась. Потребовалось больше усилий, чем она предполагала, но она исцеляла только однажды.

Когда она открыла глаза, то увидела, что Джаред дышит уже спокойнее, и, когда она дотронулась до крови на его руке, та прошла сквозь ее пальцы, обнажая целую кожу под ней.

— Если вы хотите узнать, получилось ли у вас заклинание или нет, — предложила Лиллиан. — Просто проверьте свои силы.

Эш перевел взгляд с Лиллиан на Джареда и встал, спотыкаясь, будто забыл, как ходить, стоя на ногах неуверенно, как новорожденный жеребенок. Он поднял руку и указал на балконную дверь.

Кэми чувствовала это даже за ее стенами, странную пустоту там, где раньше было нечто живое.

Она не знала, что Эш хочет предпринять. Ничего не происходило.

— Я не понимаю, — сказал Эш с нотками паники. — Что происходит?

— Ты не можешь произнести заклинание? — резко спросила Лиллиан. — У тебя нет сил?

Эш покачал головой. Свет через стеклянную дверь балкона озарял его лицо: он выглядел потерянным.

— Я ничего не могу сделать. У меня нет никакой силы.

— Это невозможно! — сорвалась Лиллиан.

— Как так? — спросила Кэми.

Никто ей не ответил. Кэми посмотрела на Джареда. Она не хотела этого говорить, не хотела показывать, будто обвиняет его тогда, когда в том не было его вины, но она должна была сказать.

— Накануне вечером, перед тем, как мы спасли тебя, — сказала Кэми. Она крепко держала его запястье, пытаясь удержать взгляд. — Когда Роб мучил тебя, когда он и Эмбер ранили тебя, он использовал ножи Линбернов. Не так ли?

Джаред кивнул. Лиллиан уставилась на него.

— Ты творил какую-либо магию с тех пор, как тебя держали в Ауримере?

— Нет, — сказал Джаред. — Роб накачивал меня наркотиками, и я не мог использовать ее. Также, вы, возможно, заметили, я был в бреду большую часть времени.

Его голос был полон сарказма, но было ясно, что он понял весь ужас случившегося, так же, как и любой из них.

Все они могли видеть края шрамов, которые Роб оставил на коже Джареда, не совсем скрытые под тканью рубашки.

— Я вижу, что чародеи обучили его новым трюкам, — сказала, наконец, Лиллиан. Ее голос был жестким. — Роб использовал ножи Линбернов и кровь Линберна, чтобы заразить твою силу, чтобы скрутить ее, чтобы ты больше не мог воспользоваться ею. Роб отравил твою магию, и теперь ты отравил моего сына.

— Ну да, Лиллиан, это же была идея Джареда, — резко сказала Кэми.

Лиллиан посмотрела на Кэми, словно та была сумасшедшей.

— Я не виню Джареда. Я просто констатирую факты. Попробуй использовать магию, Джаред, если сможешь.

Джаред посмотрел на зеркало, висящее над комодом Лиллиан. Ничего не произошло: его отражение зловеще уставилось на него.

Кэми посмотрела на него, и оно разлетелось, разделяясь пополам, чтобы Джареду не пришлось больше смотреть в него.

— Я все еще могу творить магию, — сказала она. — Я выставила блок, между нами, между мной и Эшем… и Джаредом, как мне кажется. Пока заклинание творилось, он защитил меня.