* * *
Макс добрался до комнат Джона, когда день перешел в сумерки. Он поднял дверной молоток и подождал, топая сапогами, чтобы кровь циркулировала в ногах. Становилось чертовски холодно. Но когда дверь открылась, он застыл как вкопанный. Майор ощутил такой прилив радости, за которым последовал мощный прилив стыда и печали, что у него закружилась голова.
В дверном проеме стояла Лизабет. Несмотря на все, что он знал, Макс едва не устремился к ней. Но быстро подавил это побуждение и положился на разум и самоконтроль. Он мог позволить себе только смотреть на нее, упиваться самим фактом ее присутствия. Она все еще красива – нет – намного красивее, чем он помнил. Он застыл, ощущая неловкость, ожидая, когда она заговорит.
Лизабет тоже колебалась. Он видел, как это происходило. Когда она в первый раз увидела его, ее глаза вспыхнули, и она взвизгнула. Девушка потянулась к нему, но затем ее руки упали, когда она разглядела выражение его лица.
– Макс? – спросила она, едва дыша, ее глаза не отрывались от его лица. – Макс?
Он не потянулся к ней. Не двинулся с места. Стоял на пороге в снегу, его смуглое лицо было бледным, и он только смотрел на нее.
Лизабет ожидала многого, репетировала эту минуту на протяжении пяти долгих лет. Но никогда не думала, что это случится вот так. Макс стоял неподвижно и не приближался, на лице его застыло выражение, которое она не могла понять. Он был еще красивее, чем она помнила, и она не встречала равного ему мужчину с тех пор, как он уехал. Макс выглядел старше, более изнуренным; странным образом это ему шло. Ему бы подошло что угодно. У него такое красивое, выразительное, мрачное, потрясающее лицо. Которое стало намного привлекательнее… и намного холоднее.
Внезапно девушка ощутила робость, настороженность, хотя и восторг тоже. Она так много хотела сказать, но смогла произнести лишь:
– Макс? Это ты?
– Ты здесь? – спросил он.
– Я приехала в Лондон, чтобы узнать, что случилось с тобой, – проговорила Лизабет.
– Ты не получила мое письмо?
– Какое именно? Последнее пришлось из Дьеппа, то, которое ты отослал вечером перед отъездом в Англию. Ты больше мне не писал.
– Писал, – глухо произнес Макс. – Я отправил письмо тебе домой. Что ты делаешь здесь?
– Когда я ничего не получила от тебя, я забеспокоилась. Мама сказала, что я до смерти раздражаю ее. Папа наконец-то согласился с тем, что я смогу приехать и остановиться у Джона, чтобы увидеть тебя, когда ты вернешься. Но тебя не было в городском доме и никто не знал… О, – проговорила она, внезапно смутившись, – о чем я только думаю? Заходи же. Джона нет дома. – Пока Лизабет говорила, она все выше приподнимала подбородок, потому что это был Макс – но и не он, и что-то было ужасно неправильно, и она не знала, что делать дальше. – Но все в порядке. Моя тетя Мод – ты ведь помнишь ее – приехала вместе со мной. Так же, как и няня. Но теперь, когда младшие мальчики выросли, она говорит, что не знает, как убить время…
В чем дело? – вот что на самом деле ей хотелось спросить, когда ее взгляд не отрывался от его глаз в поисках разгадки. Почему ты не обнимешь меня? Именно так, как обещал, говоря о том, когда мы встретимся снова. Что случилось? О, Макс, пожалуйста, что же случилось? Ее руки похолодели, улыбка застыла на лице.
– Входи же, – повторила она.
Фонарь над порогом позволял отчетливо видеть его лицо, хотя день уже перешел в туманные сумерки. Снег покрывал его высокую касторовую шляпу и лежал на широких плечах. Поднимался ветер. Но он просто стоял там, высокий и несгибаемый, настолько же отчужденный от нее, как и северный ветер. Лизабет ждала так долго и ожидала так много. Так он писал об этом. Она думала, что при встрече будут слезы и поцелуи, такие поцелуи, о которые она могла только мечтать с тех пор, как он уехал. Девушка полагала, что Макс подхватит ее на руки, а она обхватит его руками за шею, чтобы убедиться, что он наконец-то здесь. И не отпускать его.
А теперь он здесь. Это Макс – и это не он. Она вздрогнула.
– Ты замерзла, – проговорил он. Майор шагнул в вестибюль, закрыв за собой дверь. Но он не сдвинулся с того места, где остановился. – Я обо всем написал тебе в письме, – глухо сказал он. – Полагаю, ты слышала о том, как изменилась моя судьба?
Она молча кивнула.
– И поэтому, – продолжил Макс, – ты должна понять, что наши отношения должны измениться?
Лизабет вскинула голову. Она побледнела и покачнулась. Он протянул руку, чтобы поддержать ее, но девушка отступила назад и сама выставила вперед ладонь, чтобы удержать его на расстоянии.
– Неравенство нашего положения невозможно выразить более четко, – отрешенно продолжал говорить он. – Ты должна согласиться. Твоя семья небогата. Но в сравнении со мной сейчас? – Майор невесело рассмеялся. – Ты понимаешь, не так ли, Лизабет? – Но когда он произносил ее имя, голос подвел его, и ему пришлось сделать паузу, чтобы обрести контроль над собой.
Макс с жадностью смотрел на нее. Лизабет выглядела еще прекраснее, чем в тех воспоминаниях о ней, которые поддерживали его за время многих испытаний. Теперь она убирала волосы наверх, завитки обрамляли ее лицо. Это лицо… оно было очаровательным и юным, когда он в последний раз видел его, но по сравнению с ее красотой сейчас казалось несформировавшимся, отражавшим только намек на то, какой очаровательной станет его обладательница. Теперь у Лизабет оформились скулы, с нежным сожалением подумал он. Это придавало ее лицу отчетливость и заставляло ее рот выглядеть более соблазнительным и пухлым. Будет ли у ее губ такой же вкус? Майор задушил на корню эту опасную мысль. Ее волосы отливали цветом золотистого меда – так же, как и глаза. Неужели в них слезы? Он надеялся, что нет. И в то же время надеялся, что это так. Ему хотелось, чтобы она попыталась отговорить его от этого решения. Он не мог дать ей возможность совершить эту попытку.
– То, что я написал в письме, я могу сказать тебе снова сейчас, – проговорил Макс. – Как не больно говорить об этом, совесть не позволяет мне жениться на тебе теперь, Лизабет. Это будет неправильно как для тебя, так и для меня. Пожалуйста, не пытайся убедить меня в обратном. У меня есть своя гордость. Я не могу позволить, чтобы меня завлекли в брак, которого я хочу больше всего на свете, потому что слишком хорошо знаю, что я должен сделать в последующие годы. Теперь у меня появились другие обязанности. Я думал, что стану свободным, когда окончится война. А теперь я свободен еще меньше, чем прежде. Надо приводить в порядок имение, заботиться о будущем племянницы – все теперь будет по-другому. Она тоже должна иметь первостепенное значение. Для тебя больше нет никакой возможности вписаться во все это, понимаешь?
Девушка ничего не сказала, только в изумлении смотрела на него.
– Лизабет, пожалуйста, скажи, что ты понимаешь, хотя бы чуть-чуть, – с ноткой отчаяния произнес Макс. – Теперь у меня есть обязанности. Я не могу дать тебе то, что, как полагал раньше, смогу дать, до того, как все это произошло со мной.
У Лизабет перехватило дыхание, но затем она оправилась.
– Да, – сказала она, медленно кивнув, – понимаю. Ты прав. Думаю, это мудро с твоей стороны. Это не то, чего может пожелать сердце, – прошептала она, – но совершенно логично, когда ты изложил это таким образом. Это все из-за фунтов и пенсов, или фунтов и рассудка, не так ли? – Девушка напряженно рассмеялась из-за случайной игры слов.
– То, чего может пожелать сердце? – недоверчиво переспросил он, не успев сдержаться. – Нет, едва ли. Мне так больно, больнее, чем ты можешь себе представить, я не могу отрицать этого. Все эти годы надежды, ожидания, тоски. Наши письма… Мне так жаль, но я никогда не думал, что это может произойти…
– А кто мог? – спросила Лизабет. Она храбро улыбнулась. – Но я вполне понимаю, уверяю тебя. Теперь все слишком изменилось, не так ли? Конечно, как ты можешь разделить подобный поворот судьбы со мной? Не беспокойся. Считай себя свободным от любых обязательств. Ты знаешь, что так было всегда. Мой отец оказался мудрее, чем я думала.