Какими они видят себя

Всяк кулик свое болото хвалит. Швейцарцам тоже свойственно здоровое и твердое убеждение в том, что все, происходящее из их страны, безусловно лучшее. Особенно если это именно из того района, где они живут. И, например, если в каком-нибудь супермаркете какая-нибудь итальянская клубника будет вдруг продаваться за полцены, швейцарец непременно купит местную в счастливом убеждении, что лучше этой в целом свете быть просто не может.

Таковы швейцарцы и в оценке людей. Жители любого кантона или общины почитают себя самыми замечательными среди прочих швейцарцев. А вот о соседях из других краев страны они гораздо менее высокого мнения. Горожане, например, считают сельских жителей до неприличия примитивными и неотесанными. Селяне платят горожанам той же монетой: те представляются им ужасными пронырами, ловкачами, эгоцентристами, одержимыми только погоней за собственной выгодой.

Соперничество существует и в отношениях между различными городами. Со своим великолепным аэропортом, высокими технологиями и промышленностью, с безукоризненно работающей банковской индустрией Цюрих, например, считает себя единственным городом Швейцарии, заслуживающим звания метрополиса мирового класса и масштаба. Однако жители Берна никогда не забывают напомнить, что столицей страны все-таки является не Цюрих, а именно милый их сердцу тихий Берн.

Но и те, и другие — как бернцы со своим скромным обаянием, так и самодовольные и суетливые цюрихцы, — свысока смотрят на жителей Базеля. Он расположен относительно близко от немецкой и французской границ. В силу этого обстоятельства Базель считается — слишком подверженным влиянию обеих соседних стран, а, следовательно, не чисто швейцарским городом. Да и вообще не вполне чистым — здесь, как говорят, находятся производства, далеко не способствующие чистоте воздуха. Базельцы на наветы реагируют спокойно, дышат ровно и легко, экологическое состояние города их вполне устраивает. Во всяком случае неповторимую атмосферу Базеля формируют не столько природоохранные меры, сколько искрометное остроумие населяющих его жителей, которые никогда не дадут спуску тем, кто заденет их город. Примечательно, что цюрихцы и базельцы, каждые из которых считают лучшим именно свой город, весьма активно курсируют между ними. Сотни жителей этих городов бывают у соседей-соперников едва ли не чаще, чем у себя дома.

Женева, как и Базель, тоже имеет репутацию «не совсем швейцарского» города. И если швейцарец — это, хоть и с некоторой натяжкой, национальность, то женевец — это «интернациональность». Ежедневно по утрам на работу в свои женевские бюро спешат тысячи французов. Но их с коренными женевцами объединяет хотя бы язык. А вот у одной пятой части жителей Женевы родной язык отнюдь не французский или какой-либо другой из «швейцарских» языков, а вовсе даже английский.

Еще один пример соперничества городов — отношения между Лугано и Локарно в италоязычной части Швейцарии. Туристы постоянно эти города путают, а вот для жителей кантона Тичино, где они расположены, — это почти что два разных мира. До уэллсовской «войны миров» соперничество обоих городов, однако, не доходит, поскольку и тот, и другой склоняют головы перед авторитетом маленькой и безнадежно провинциальной Беллинцоны, гордой своим званием столицы кантона.

Какими они видят других

Умеющие умиляться достоинствами клубники, которую дарит им их собственная земля, швейцарцы в то же время способны огорчаться и беспокоиться по самым разным поводам. Но ничто не может удручить их больше, чем похвала чего-то нешвейцарского. Они будут неприятно удивлены, услышав, что кто-то за пределами их общины, долины, кантона или всей Швейцарии делает что-то лучше. Поэтому они всегда с подозрением смотрят на соседей или за границу, ожидая с той стороны какого-нибудь подвоха.

Швейцария не входит ни в ООН, ни в НАТО. Официально это объясняется тем, что участие в этих организациях противоречит традиционной швейцарской политике нейтралитета. На самом же деле швейцарцы просто считают, что участие в столь амбициозных организациях не имеет смысла. Швейцарцы в свое время сказали «нет» присоединению к единому европейскому экономическому пространству, увидев в этом первый шаг на скользкую дорожку, которая, не дай Бог, приведет в конце концов и к вступлению в Европейский Союз. Присоединение к такого рода сообществу они считали равносильным вступлению в клуб бедняков, и даже сорок тысяч братьев не смогли бы убедить их в том, что участие в подобной авантюре способно принести какие-либо осязаемые преимущества. Но когда выбор был сделан, они тут же начали беспокоиться о том, не совершили ли они ошибку, приняв решение не переходить этот Рубикон.

Что же касается американцев, то с ними у швейцарцев давний роман. Не исключено, что причина тому — полное несходство Швейцарии и Соединенных Штатов. Америка огромна и однообразна. Швейцария, напротив, весьма мала, но крайне разнообразна. В представлении швейцарцев американцы — это необузданные и разухабистые ковбои, с характером экстравертов; они беспрепятственно разъезжают по необъятным пространствам своей девственной страны, тогда как им, швейцарцам, приходится добывать свой хлеб изнурительным трудом, неся при этом еще и тяжкое ярмо бюрократической системы, находясь вдобавок под постоянным гнетом общественных установлений и непосильного чувства ответственности. Самый дикий поступок, который только может совершить швейцарец, — это купить огромный американский автомобиль. И можно только бесконечно удивляться тому, как много людей, которые все-таки обзаводятся этими чудовищами.

Британцами швейцарцы восхищаются. Покоряет их прежде всего то, что британцы, без всякого стеснения захватив полмира, не испытывали по этому поводу никакого чувства вины. Такое же восхищение вызывает у них и то, что британцы нисколько не страдали от чувства утраты, когда потеряли все завоеванное. Запечатленный в швейцарской голове образ британца — это вкушающий чай джентльмен. Странно, но сей светлый лик нисколько не омрачают дикие орды английских болельщиков, терроризирующих стадионы Европы.

Немцев швейцарцы слегка недолюбливают: уж очень те самоуверенны, да и по-немецки слишком хорошо говорят — гораздо лучше, чем швейцарцы, которых тоже принято считать говорящими по-немецки. Втайне от себя самих швейцарцы, однако, немного завидуют той уверенности в себе, которая есть у немцев. Отношение к французам иное — от их утонченности, обаяния и жизнелюбия у всех швейцарцев просто захватывает дух. Австрийцев же швейцарцы находят вполне приятными соседями — ведь те, будучи постоянной мишенью швейцарских шуток, с такой стойкостью и терпением несут это бремя!

В общем, швейцарцы умеют, пусть хоть и в небольшой степени, отдавать дань тому, что связано с другими странами или приходит из них. Но швейцарцы проводят четкую грань между «заграничным» и «иностранным». Одно дело — то, что находится за границей или привезено из-за рубежа, а совсем другое — иностранное, то есть чужое, чужеродное — или, попросту, «иное и странное». Впрочем, швейцарцам, которым порой трудно определить, что можно назвать швейцарским, иногда нелегко и с определением понятие «иностранного». Стать швейцарцем, то есть получить статус гражданина, иностранцу тоже непросто. Для этого нужно иметь швейцарских родителей, швейцарского компаньона, быть художником (а еще лучше — богатым художником), наконец, прожить по меньшей мере десять лет в Швейцарии. Между тем почти 20 процентов (одна пятая часть!) постоянного населения страны — это иностранцы.

Остальные 4/5 жителей все, что им представляется в стране несовершенным, объясняют присутствием большого числа нешвейцарцев. Плохое обслуживание в гостинице, неухоженный сад или парк, немытые машины, немодно или неопрятно одетые прохожие на улицах — для объяснения всех этих неприятных явлений всегда есть под рукой ответ и излюбленный козел отпущения. Повинны во всем этом безобразии отнюдь не швейцарцы и даже не приехавшие из-за рубежа туристы (этим позволено делать, все, что ни заблагорассудится), а именно чужаки, иностранцы — Auslander.