— Ты должна взять меня в руки и приучить, наконец, к дисциплине, — сказал он. — Ну куда это годится — я самый недисциплинированный человек в системе Юпитера!

— Юпитера?.. Бедный мой! Ты хотел сказать: в нашей Галактике!

— И за ее пределами, — охотно согласился он.

— Не подлизывайся ко мне. Ты хоть раз вспомнил меня за все это время?

— Не надо, родная! Это слишком злая штука — так говорить! Ты постоянно была со мной, я ни минуты не жил без тебя. Ни секунды…

— Хотелось бы в это поверить, — сказала она. — Но ведь я тебя знаю, ты постоянно занят, тебе всегда недоставало времени для меня…

— Да, — сказал он. — Я постоянно занят, но все мое время — твое. Без тебя мое время было бы мне, наверное, и не нужно. Это было бы страшно пустое время… Я даже боюсь себе это представить.

— Я тоже боюсь… — тихо сказала она, и он вздохнул с облегчением.

— Все будет у нас хорошо. Во всяком случае, я постараюсь, чтобы у нас все было отлично. Веришь?

Она молчала, и он подумал, что не расслышал ее из-за плохого контакта, и налег на рычаг.

— Повтори мне, пожалуйста, что ты сказала, Надия.

— Кажется, я ничего не сказала… Прости, я немного задумалась.

— Можешь не говорить. Если веришь мне, просто кивни. Веришь, да?

Она испуганно и торопливо кивнула.

— Я верю, что у нас все будет отлично, — произнесла, так произносят формулу заклинания. — Я тоже буду стараться. Это значит, что я должна быть готова снова я снова ждать тебя месяцами…

Он этого не ожидал и не сразу нашел, что ответить.

— Что нового у тебя? — спросила она.

— Особенного ничего. — Он пожал плечами, надеясь, что это получилось у него естественно и беспечно. Новым было то, что он вернулся руководителем Проекта, вместо Маккоубера, но все это было так сложно, что говорить об этом сейчас не хотелось. — Ничего нового, кроме костюма.

— Красивый костюм.

— Тебе нравится, правда? Я надел его для тебя. Иначе бы я не решился.

— Очень красивый костюм. В нем ты просто неотразим… Почему ты держишь так руку? Твой роскошный манжет закрывает мне четверть экрана.

Он объяснил ей про контактный рычаг.

— Как твои дети? — спросил он.

— Я сегодня немножко устала. Группа выросла до двадцати малышей. Очень милый, но беспокойный народец.

— Второе дежурство подряд? Ну, признавайся.

— Да… Но это для того, чтобы у нас был сегодня свободный вечер. И завтра.

— Спасибо, родная. Сегодняшний вечер будет прекрасным. Но в другой раз не надо, побереги себя.

— Скоро малышки отправятся спать, и я сумею освободиться. Ты поедешь оттуда прямо домой?

— Нет… Я хотел бы зайти ненадолго в Ю-Центр.

— Хорошо.

— Если ты не хочешь, я не пойду.

— Нет, почему же, иди. Правда, так будет лучше. Я ведь тоже должна приготовиться к вечеру.

— Ну, хорошо. Я зайду за тобой.

— Не нужно. Я сама зайду за тобой. И оттуда мы отправимся праздновать.

— Да. Танцевать, пить шипучее аллизо и здороваться с друзьями. Нас ожидает чудесный вечер, верно?

— Я скоро зайду за тобой. — Она кивнула. Экран погас.

Леонид снял руку с контактного рычага, провел по глянцевой поверхности экрана, уперся лбом в кулак. На мгновение ему показалось, будто у него кружится голова…

Пневматический поезд с шумом влетел на станцию «Площадь Согласия». Леонид не собирался здесь выходить — ему нужна была следующая станция, — но он уже стоял на перроне, а поезд ушел. Ждать другого поезда не имело смысла, потому что небоскреб, в котором размещался научный центр космологических проблем Юпитера, стоял на этом перегоне, и отсюда было до него не намного дальше, чем если идти к нему с другой стороны.

Поднимаясь на эскалаторе, Леонид смотрел в лицо каждому встречному, приветливо кивал, если видел знакомого. Он надеялся встретить кого-нибудь из Проекта, но так и не встретил.

Площадь Согласия — самая большая в Дальнем, и даже после земных городов она производила внушительное впечатление. Она была необыкновенно красива. Просто изумительно до чего хороша — синее-синее стеклянное озеро с идеально гладкой поверхностью, на которой все отражалось. Город охватывал озеро-площадь подковой — высотные здания, очень легкие, будто сооруженные на воздушных спиралях. К открытой стороне подковы примыкал зеленый лес — гордость, краса и предмет неустанных забот жителей Дальнего. Это был настоящий лес. Не парк, не дендрарий, не роща, а именно лес, в совершенно естественном виде, хотя все, что питало, обогревало и освещало его, было искусственным. Лес молодой, но в нем уже высились молодцеватые клены, которые здесь росли почему-то быстрее, чем любые другие деревья, — недаром на гербе Дальнего вместе с Юпитером изображен кленовый лист. В лесном массиве не было никаких сооружений, кроме Дворца детей. Багровый свет искусственных солнц отражался в стеклянных гранях Дворца, и где-то там, в одном из «дворцовых покоев», Надия укладывала спать строптивую малышню. Спи, глазок, спи, другой!.. Все четыре солнца работали в режиме вечернего освещения.

За лесом пылал закатным пожаром нацеленный в черные небеса длинный и узкий кристалл здания «атмосферников». На верхушке его блестящего шпиля судорожно мерцал полярный диск системы ЭСАП — системы стабилизации атмосферного поля. Над городом возвышались несколько дисков ЭСАП, и все они были на разных высотных уровнях: чем дальше от городского центра, тем ниже, вплоть до живописных вершин кольцевого хребта лунного цирка — естественной границы самого города и воздушного пузыря искусственной атмосферы над ним. Но мерцал только полярный диск, и если пристальней вглядеться в зенит, можно было увидеть, как этот диск излучает концентрические волны слабого сияния и как они, расширяясь, скользят вдоль ионного пограничного слоя воздушного купола. Скользят и скользят неустанно денно и нощно — пульс, атмосферное сердцебиение города…

Людей на площади было немного, и Леонид уже не надеялся встретить кого-нибудь из Проекта. Возле гигантского блюдца Форума он поднялся в лифте на эстакаду, и дальше его понесла лента движущегося тротуара. Здесь было ветрено — неподалеку работали воздухообменные башни. Ветер дул в спину до поворота на главную магистраль.

Магистральные тротуары, разрисованные красно-белыми полосами, двигались вдвое быстрее, но Леониду и этого казалось мало — он быстро шагал по ходу движения, нетерпеливо поглядывая в сторону здания Администрации. Когда красно-белая лента движущейся дороги, наконец обогнула многоступенчатый цоколь этого здания, из-за его выпуклого фасада выплыл и, заслоняя полгорода, стал надвигаться огромный стеклянный парус Ю-Центра. И рядом с ним желто-зеленым фонарем висел Юпитер. Закутавшись в полосатую шубу густой атмосферы, Юпитер глядел на Центр своих проблем сонно и равнодушно. «Нет у него никаких проблем, — подумал Леонид. — Это у нас проблемы…»

Вестибюль тридцатого этажа был пуст. Леонид посмотрел на закрытую белую дверь рабочего зала, пересек вестибюль и заглянул в салон совещаний. В салоне — глубокая тишина, никого здесь не было, экраны экспресс-информаторов были зашторены. Леонид пересек вестибюль, распахнул белую дверь и еще с порога увидел Крамера. Крамер стоял к нему спиной перед пультом вспомогательного моделирования, облокотившись на спинку операторского кресла. Он что-то жевал, и у него двигались уши. На нем было темно-синее трико в обтяжку, и в этой одежде он выглядел очень тощим. Он обернулся на звук шагов, узнал Леонида, медленно выпрямился.

Они обнялись, похлопали друг друга по спинам. Крамер был буквально пропитан кофейным ароматом, и глаза у него были страшно усталые и воспаленные. Он отступил, прощупал Леонида взглядом, сказал:

— Что ж, добро пожаловать, принц Датский…

— Ты чем-то опечален, Улаф? — спросил Леонид.

— Ладно, — нехотя ответил Крамер, — не все сразу. Ты-то как?

— Я бы чего-нибудь пожевал. И заодно поговорим.

Они взобрались на высокие табуреты у откидного столика пневмораздана, и Крамер стал извлекать из цилиндра чашки, ложки, блюдца, термокофейники. Последней появилась на столе прозрачная тарелка, наполненная до краев чем-то очень похожим на ворох пожелтевших и полусвернутых листьев березы.