Лало улыбнулся в ответ, представив себе мраморные колонны и порфировые порталы, затмевающие великолепием зал принца-губернатора Санктуария. Захочет ли Джилла жить во дворце?

— Только зачем терять те несколько недель, которые мне придется провести здесь?..

Слушая лорда Раксимандра, Лало почувствовал, как по коже пробежал холодок:

— Нарисуйте мой портрет. Прямо здесь, во дворце. Явите ваше искусство.

Не дождавшись, пока Раксимандр закончит, Лало покачал головой.

— Кто-то ввел вас в заблуждение — я никогда не рисую портретов!

Привлеченные разговором, к фреске вновь потянулись люди. На лице Зандерея играла слабая улыбка.

Корицидиус показал костлявым пальцем на полотно.

— Кто же тогда служил натурщиками для вашей картины?

Словно чуткая лошадь, Лало дернулся, пытаясь найти ответ, который не отпугнет их… Только не выдать правду, что заклинание чародея обязало его рисовать подлинную натуру людей — их души. После ряда ужасных попыток рисовать богатеев Санктуария Лало научился выбирать модели среди бедняков, не испорченных душевно.

— Мой господин, это воображение, — честно сказал Лало, поскольку образ бегущего Короля был навеян воспоминаниями детства, когда сам Лало мальчишкой бежал через Лабиринт, спасаясь от хулиганов. Он не сказал им, что цербер Квач позировал для фигуры императора Рэнке.

В этот момент к ним подошел один из пажей-евнухов, и Корицидиус склонил голову, чтобы выслушать сообщение. С облегчением освободившись от его проницательного взгляда, Лало со вздохом отошел назад.

— Вы слишком чувствительны, господин художник, — тихо заметил Зандерей. — Вам следует научиться принимать то, что приносит день. В наши времена принципы — расточительная роскошь.

— Вы тоже хотите портрет? — с горечью спросил Лало.

— Не хочу утруждать вас, — улыбнулся Зандерей. — К тому же я знаю, как выгляжу.

Послышался звук цимбал, и художник, немного успокоившись, обнаружил, что в противоположной стороне зала заблистали цветными шелками танцующие девушки. Для него это не было неожиданным. Он наблюдал за их репетициями практически каждый день, когда трудился над фреской.

Представление для нескольких приезжих, думал он, которые воспримут Санктуарий так же, как большинство художников рисуют портреты: отметят лишь поверхностную реальность, а затем уедут.

С облегчением завершив беседу, комиссионеры позволили одетым в лиловое пажам провести их в ложу недалеко от возвышения, где уже расположился принц. Танцовщицы, отобранные из числа наиболее талантливых младших наложниц принца, исполняли сложные па замысловатого танца, время от времени делая паузу, чтобы скинуть покровы.

В возбуждении Лало подошел к пилястрам, поддерживавшим сводчатый куполообразный потолок. На мраморной скамье кто-то оставил почти нетронутый кубок с вином. Лало присел, сделал глоток и заставил себя поставить бокал обратно. Сердце стучало как барабан.

Чего я так боюсь? — думал он, размышляя о том, кем еще мог бы он стать в городе, где днем тротуары точно впиваются в ноги, а ночью если ты слышишь визг, то бежишь не на помощь, а чтобы закрыть дверь на засов. В столице, наверное, лучше.., должно же быть место, где Джилла и он могли бы жить в безопасности.

Лало снова поднял бокал, но вино было кислым, и он поставил его обратно наполовину полным. Лало захотелось домой.

Поднявшись на ноги, художник обошел пилястр и вдруг изумленно остановился, заметив, что кто-то движется к нему.

Лало рассмеялся, когда понял, что это просто его отражение в полированном мраморе стены. Он различил даже блеск шитья на праздничном наряде и кант на широких бриджах, а также узкие плечи и наметившееся брюшко. Непостижимо, но зеркало мрамора подметило даже начавшую редеть рыжую шевелюру. Однако благодаря то ли углу зрения, то ли игре света лицо Лало осталось в тени, как и лицо Илсигского Короля.

Пройдя через Присутственный Зал, Лало направился к боковому выходу. После музыки и подогретого вином невнятного бормотания в коридоре было особенно тихо. Учреждения власти, располагавшиеся между Присутственным Залом и вестибюлем, были темны и пустынны. Ведущая во двор дверь оказалась заперта. Вздохнув, Лало пошел назад, миновал со всей возможной быстротой Зал Правосудия, повернул и через одну из широких двустворчатых дверей вышел наружу к порталу и широкой лестнице. Сверху и снизу лестницы горели свечи, их яркий свет переливался на боевом облачении стражей, стоявших на каждой четвертой ступени, словно являвшихся частью дворцовой архитектуры, и озарял привязанные к копьям лиловые вымпелы.

Внутренний дворик был залит неровным светом. Лало задержался на миг, наслаждаясь зрелищем. Потом узнал в одной из живых статуй Квача, кивнул ему и увидел в ответ взмах ресницами на каменном лице цербера.

Сандалии Лало зашуршали по песку, после того как он миновал вымощенный булыжником внутренний дворик. Из зала донеслись аплодисменты, слабые, точно легкий морской прибой. Видимо, подумал Лало, танцовщицы уже избавились от последних одеяний. Не забыть бы спрятать от Джиллы зарисовки, которые он сделал, пока те репетировали. На дежурстве в массивной арке Дворцовых Врат находился один из многочисленных племянников Хональда. Этим вечером массивные двери были распахнуты; и Лало прошел через них без затруднений. А ведь он помнил, что в былые времена всего его достояния не хватило бы, чтобы подкупить привратника и получить доступ во дворец.

Немного кружилась голова, хотя он выпил всего полтора бокала.

Почему я не могу удовлетвориться тем, что имею? — размышлял художник. — В чем тут причина ?

Ускорив шаг, он пересек широкую площадь Вашанки и направился наискосок к Западным Вратам и Губернаторской Аллее. Восточный ветер принес на мгновение тошнотворный запах зверинца, но вскоре в лицо задул прохладный морской бриз.

Остановившись подле ворот, Лало повернулся назад и со вздохом развернул плащ, спрятав нарядный костюм под старой материей. Всем было хорошо известно, что Лало денег с собой не носит: раньше у него их просто не было, теперь семейным достоянием распоряжалась Джилла. Но Лало все же не хотел, чтобы в темноте кто-то допустил ошибку.

Полная луна уже светила на небесах, и крыши домов тянулись к звездам подобно фантастическим существам. Ни разу с тех пор, как еще мальчишкой удрал он из дома, чтобы присоединиться к компании друзей, не видел Лало Санктуарий в эти часы трезвыми глазами. Вот и сейчас легкий туман плавал в голове.

Ноги сами несли его по Туманному переулку, пока он не наткнулся на что-то мягкое. Лало осторожно отошел в сторону, чтобы не наступить на содержимое мусорного бачка, который кто-то опорожнил прямо на улицу. Его содержимое гнило, ожидая, пока дождь унесет его в подземный лабиринт канализации города. Однажды ему довелось побывать в этих туннелях — он попал туда через люк неподалеку от «Распутного единорога».

Интересно, на месте ли он…

И почему в голову лезут мысли о Санктуарии?! — думал Лало, обследуя подошву сандалии в поисках прилипших нечистот. — Похоже, я выпил вина больше, чем думал! Художник слышал, что в Рэнке целая армия дворников по ночам очищала город от дневного мусора…

На память пришли предложения лорда Раксимандра и Зандерея, и Лало припомнил, как когда-то жил мыслью покинуть Санктуарий. Его жизнь состояла из циклов, на протяжении которых он мечтал бежать, находил новую надежду для жизни в Санктуарий, обнаруживал, что его надежда не сбылась, и снова начинал планировать побег.

В тот последний раз, когда Лало обнаружил, что, если рисовать мифы, тщательно подбирая типажи, дар Инаса Йорла может превратиться в благословение, художник был уверен, что его проблемы позади. И вот теперь он опять искушает судьбу.

Мне следовало бы лучше понимать себя, — с грустью размышлял Лало. Неужели только смерть остановит эту спираль?

Дома клонились друг к другу, закрывая небо. В некоторых окнах горел огонь, хотя большинство было наглухо занавешено и свет из щелей едва освещал древние булыжники мостовой. Бормотание за одной из занавесок переросло в ссору. Бездомная собака, рывшаяся в требухе, подняла было голову на шум, но тут же вернулась к еде.