Кроме того, эти телки идут на любые ухищрения, чтобы сделаться незаметнее для мужчин. Зачастую страх заставляет их заниматься каким-нибудь видом боевых искусств, в результате чего они перенимают такие манеры, что их и близко не подпустили бы к моему дому, будь они мужчинами. И все равно они идут по жизни, уверенные, что за каждым углом прячется насильник.

А когда они переодеваются мужчинами, то просто трясутся от страха — а вдруг обман раскроется? Обнять и плакать, честное слово! Женщина должна жить полнокровной жизнью, а не прятаться по закоулкам из-за боязни того, что может никогда и не произойти.

— Но, Миртис, — заметил Фелтерин, — иногда случается и так, что женщин насилуют.

— Понятное дело, — сказала мадам. — Так же как иногда убивают, грабят, калечат, а некоторых до полусмерти забивают их мужья — такая себе пыточная под фасадом добродетельной семьи.

А сколько женщин умирает при родах! Но жизнь должна продолжаться, господин Фелтерин. Жизнь — это бытие, а не мимолетное мгновение в конце ее, когда приходит смерть. Ох, некоторые из этих трусих приходятся мне подругами, и я изо всех сил стараюсь их понять. Но ведь глупо так бояться изнасилования в этом городе, где тебя скорее зашибут до смерти или обдерут до нитки.

То, что нужно насильнику, он никогда не получит, если только сама женщина не отдаст это ему. Не тело, а чувство собственного достоинства. Ей может не понравиться физическая сторона, она может вспоминать об этом с отвращением до самой смерти. Но, честно говоря, никто не смог бы унизить меня через мое тело!

Я — это не только мое тело, но и кое-что еще. Я женщина, и чрезвычайно горжусь этим, и ни боль, ни унижение не могут отнять эту гордость. К тому же мужчины тоже подвергаются насилию, а значит, переодевание мало что меняет. Собственно, в Санктуарии нельзя чувствовать себя в безопасности, даже натянув личину козы!

— А я слышал, что козы уже не котируются, — заметил Фелтерин.

— С тех пор, как город наводнили пришельцы, прибывшие на строительство, — усмехнулась Миртис. — Но вернемся к делу.

Думаю, я могу предложить вам подходящую кандидатуру. Ее зовут Сашана. Племя рагги вырезало в пустыне всю ее семью. Она спряталась в барханах, хотя была совсем девочкой, а потом прибилась к первому проходящему каравану, прикинувшись мальчиком.

Весьма разумно в данных обстоятельствах. Но сейчас она одевается, как женщина. Признаться, она так очаровательна, что я частенько жалею, что она была очень добродетельна, когда прибыла в Санктуарий. Она бы могла озолотить мое заведение! Я дам вам ее адрес и рекомендательное письмо. Она больше не носит мужское платье, но ведь у нее пока не было подходящего случая, не так ли?

Когда Фелтерин покинул стены Дома Сладострастия, идти к Сашане было уже поздно. Вечером ему предстоял спектакль, и нужно было наложить грим, а перед этим хоть немного отдохнуть Да, он уже не мальчик. Шагая по Улице Красных Фонарей, Фелтерин отметил, что листки с рецензией если и не сняты со стен, то хотя бы ободраны до такой степени, что едва ли могли привлечь внимание прохожих. Актер вернулся в театр, поднялся наверх, в их совместную с Глиссельранд спальню, и прилег рядом с женой на кровать.

На мгновение впечатление от посещения волнующего дома Миртис навело его на мысль разбудить супругу и предаться послеобеденному отдыху более активно, но эта идея быстро перешла в мечты, в которых он вытворял такое, что простому мужчине обычно недоступно. С возрастом он открыл истину, которой не смеет взглянуть в глаза молодежь: мечты всегда лучше реальности.

Леди — именно леди — Сашана проживала в небольшом, но уютном домике, расположенном в лучшем районе Санктуария.

У нее было несколько слуг, пышущих силой и здоровьем. Ожидающий в гостиной Фелтерин заподозрил, что они, кроме того, выполняют роль телохранителей. В комнате было множество полок, на которых громоздились манускрипты — прекрасные тома, обтянутые кожей превосходного качества. Читая названия, Фелтерин понял, почему Миртис отослала его именно к Сашане.

В основном это были пьесы, а остальное — волшебные сказки и сборники рассказов и повествований о дальних землях. Некоторые из них даже он не читал!

Леди Сашана вошла в комнату грациозной, но уверенной поступью. Гордо очерченный подбородок свидетельствовал об уверенности в себе, а зеленые глаза светились умом и сообразительностью. У нее были каштановые волосы, не слишком длинные, но слегка завитые на кончиках, что придавало ее облику впечатление тщательно рассчитанной изысканности. Одета она была в темно-зеленое атласное платье и розовую шифоновую накидку, которая выгодно подчеркивала ее красоту, особенно в окружении мебели красного дерева, кожаной обивки и драпировок розового бархата.

— Меня заинтересовало письмо Миртис, — произнесла она, усаживаясь в одно из кресел и жестом приглашая Фелтерина присесть в соседнее.

У Сашаны был густой, богатый оттенками голос. Трагик уже не сомневался, что она как нельзя лучше подходит для данной роли, если только ему удастся ее уговорить.

— Я очень рад, — ответил он, — поскольку вижу, что похвалы Миртис не смогли передать и половины ваших достоинств. Буду краток. Я заметил в вашей библиотеке «Венчание горничной» и сделал вывод, что вам знаком такой персонаж, как Серафина.

Именно эту роль я хотел бы предложить вам сыграть, если вы, конечно, не против того, чтобы появиться перед публикой на сцене театра.

Леди Сашана рассмеялась звонким, заразительным смехом, похожим на трель лесной птички.

— Господин Фелтерин, вы не представляете себе, какой скандал поднялся бы в Рэнке, если бы женщина моего положения и моего воспитания вышла на сцену! О, меня перестали бы принимать во всех приличных домах и не подпустили бы ко двору на расстояние выстрела! Но мы не в Рэнке, господин Фелтерин, мы в Санктуарии. И все, что грозит мне здесь, это опасность прожить скучную и замкнутую жизнь, какую вела моя мама до самой своей безвременной кончины.

Она остановилась и всплеснула руками с силой и точностью гончара, который мнет кусок глины на новый горшок.

— Конечно, я согласна, если вы обещаете научить меня всему, что мне необходимо знать!

Она подошла к полкам, и Фелтерин не без удовольствия отметил, что ее походка и телодвижения начали изменяться, приспосабливаясь к новой роли. Ей нужно немного порепетировать, подумал он, когда она сняла с полки голубой том. Сашана повернулась, прижимая обеими руками к груди книгу, словно бесценное сокровище.

— Как я люблю этот город! — воскликнула она. Ее глаза горели восторгом.

На следующее утро критические статьи появились на стенах Санктуария снова, вот только клей был другой, получше.

Та дрянь, которую Фелтерин никак не мог отмыть с рук, не шла ни в какое сравнение с новым клеем. Лемпчин вернулся в театр в слезах. Его лицо, руки и одежда были облеплены клочками бумаги, на которых можно было Прочесть оскорбительные фразы.

Менее чем за час несчастный юноша превратился в ходячую доску объявлений. Клей смыть было невозможно.

— Да-а, — заметил Раунснуф за завтраком, пережевывая кусок дичи, — ничто так не липнет к актеру, как критика!

— Раунснуф, в этом нет ничего смешного! — упрекнула его Глиссельранд, переодевшаяся в свой самый нарядный костюм — ей предстояло собирать пожертвования. — Бедный мальчик напуган, разве ты не видишь?

— Было бы куда хуже, если бы клеем намазали его ночной горшок, — изрек Раунснуф. — А поскольку он не потрудился опорожнить горшки сегодня утром, ему пришлось бы несладко!

Лемпчин взвыл еще громче и бросился к Глиссельранд за утешением. Но Глиссельранд ловко увернулась, парень налетел на Раунснуфа и намертво прилип к толстенькому веселому комику.

Получилось нечто вроде большой круглой чаши.

— Хватит! — прикрикнул Фелтерин. Эта суматоха окончательно отвлекла его от завтрака и бумаг. — Лемпчин, прекрати свой кошачий концерт! А тебе, Раунснуф, поделом: нечего было дразнить парня! Теперь так и будешь ходить с ним в обнимку, по крайней мере, до тех пор, пока я не выберу время отвести вас на Кожевенную улицу. Клей, конечно, мерзкий, но вряд ли он клеит намертво. Наверняка его готовил мастер Чолландер, думаю, у него должен найтись нужный растворитель. Конечно, на это потребуется время, но это не продлится долго, скоро вы оба окажетесь на свободе и сможете вновь причинять мне головную боль.