Это случилось несколько лет тому назад. Я только что вернулся с прогулки, и бабушка, посмеиваясь, сказала:

— А у нас, Гриша, гость… грызёт кость.

— Какой гость, бабушка? — удивился я и бросился со всех ног в комнату. Гостя там не было. Я обиделся и сказал:

— Почему ты меня обманываешь, бабушка? А сама всегда говоришь, что обманывать нехорошо!..

Но бабушка, ничего не ответив, взяла меня за руку и подвела к кровати. Она откинула одеяло и кивнула:

— Смотри, вот наш гость! Я заглянул под кровать.

Под кроватью, на мягкой серой заячьей шкурке, сладко дремал крохотный щенок.

— Собачка! Собачка! — позвал я.

Щенок зевнул, поморгал мутными глазками, а потом уткнулся в шкурку чёрным мокрым носиком и даже прикрыл его белой лапкой. Тогда я стал щекотать щенку пальцем живот. Щенок жалобно заскулил. Я погладил щенка, он замолчал и, склонив пятнистую голову, смело рассматривал меня и шевелил хвостиком-обрубышем.

Щенок приподнялся на заячьей шкурке и встал на все четыре лапки, покачиваясь из стороны в сторону точно его ветром раскачивало.

До чего забавный был этот щенок! Я схватил его на руки и чмокнул в чёрный носик.

— Нехорошо, Гриша, целовать собаку, — сказала бабушка, но я не растерялся:

— Это, бабуся, не собака, а только маленький щенок!

— Всё одно — собака ли, щенок ли, — не соглашалась бабушка.

Положив щенка на мягкую заячью шкурку, я стал его рассматривать. Над тёмными глазками щенка желтели два пятнышка, ну точь-в-точь брови! Грудка была вся белая, как будто на щенка надели белый фартучек; все четыре лапки тоже были белые, а сам он был чёрный-пречёрный, с блестящей гладкой шерстью.

Потом я взял щенка на руки и перетащил на середину комнаты, на половик.

— А ну-ка, шагай вперёд, — приказал я, и щенок послушался. Но как он косолапил, передвигаясь по комнате! Он всё время валился на бок, и тыкался чёрной мордочкой в половик. Он был совсем мал и весь уместился бы на папиной ладони.

— Как же ты, Гриша, назовёшь щенка? — спросили меня; мама и бабушка. — Тремором? Волчком? Тузиком?

— Нет, будем звать его Ромкой, ладно? — сказал я. Со мной все согласились.

Прошло много дней, а мой Ромчик был почти такой же маленький, каким я увидел его в первый раз. Но я уже не удивлялся: соседка, подарившая нам щенка, сказала, что Ромчик. не вырастет в большую собаку, такой уж он породы.

Я очень полюбил щенка и звал его то Ромкой, то Романом. За столом я отдавал ему косточки, кусочки пирога и даже печенье. И щенок всегда вертелся около меня, умильно смотрел на мои руки и весело вертел смешным коротким хвостиком. Хитренькие влажные глазки Ромчика словно говорили мне: «Угости, Гриша, я буду тебе очень, очень благодарен!»

И я, поглядывая на ворчунью-бабушку, незаметно бросал Ромчику вкусную румяную корочку, пирога.

Однажды, готовя обед, бабушка легонько пнула Ромчика валенком:

— Не мешайся, куш на место, Роман… Полканыч!.. — И щенок, поджав хвост, с опущенной головой шмыгнул на своё место, под печку.

Мне стало смешно, что бабушка назвала щенка Романом Полканычем, и я спросил её:

— А почему ты назвала его по имени и отчеству?

— Когда я была девочкой, — объяснила мне бабушка, — у нас был пёс по имени Полкан, я его очень любила и сейчас о нём вспоминаю. Да и походит твой Ромчик на моего старого приятеля Полкана, только ростом Полкан был больше Ромчика.

Мне это очень понравилось, и я стал называть щенка по имени и отчеству. Об этой кличке узнали товарищи, и с тех пор моего любимца так и звали: Роман Полканыч.

Роман Полканыч в первые дни вел себя хорошо, и даже строгая бабушка была в восторге от него. Но недели через две он набедокурил: разбил кувшин с молоком, стоявший на полу.

— Куш на место! — крикнула бабушка, и Ромчик с виноватым видом убрался под печку…

Когда Роман Полканыч снова в чём-то провинился, бабушка с криком «куш на место!» кинулась к Ромке. Он, не дожидаясь, когда бабушка найдёт ремень, нырнул под печку, а через минуту осторожно высунул мордочку.

Убедившись, что о нем уже забыли, Ромал Полканыч вылез из-под печки и, склонив гладкую голову, как ни в чём не бывало поглядывал на бабушку.

Он стал проказничать всё больше и больше: то мамин платок утащит под печку, то ботинок прогрызёт. Папа, наконец, не выдержал.

— Чтобы духу его здесь не было! — сердито сказал он и на другой же день подарил Романа Полканыча старику-пчеловоду, который увёз его в соседнее село.

Я не находил себе места. Бабушка всё время хмурилась, а иногда с грустным видом заглядывала под печку, где спал, бывало, наш Ромчик.

Через два дня Роман Полканыч снова появился. Я первый услышал его лай на дворе.

— Бабушка, Ромчик вернулся! — крикнул я и кинулся открывать двери.

Роман Полканыч вбежал в квартиру. Он тяжело дышал, высунув узкий розовый язык, и сразу же повалился на половик посреди комнаты.

__ Куш на место! — зашумела было бабушка, но, взглянув на усталого Романа Полканыча, махнула рукой: «Пускай спит, издалека, видать, бежал, беспутный пес»…

Я пошептался с бабушкой и постучал в дверь папиной комнаты.

— Папа, — сказал я, — а что, если бы Ромчик прибежал к нам? Ты бы не очень сердился?

— Почему ты задаёшь мне такой вопрос? Ведь собака всё равно не сможет возвратиться, раз её увезли от нас далеко, — сказал папа, откладывая в сторону газету.

— Ну, а если бы прибежал на самом деле, взял бы да и прибежал, тогда как? — допытывался я, а сам с тревогой косился на дверь, боясь, что Роман Полканыч начнет лаять и папа рассердится.

— Вижу, что скучаешь ты о своём Ромчике, Гриша. Но что поделаешь, отбирать собаку уже неудобно.

Тогда я всё рассказал. Папа согласился оставить Романа Полканыча у нас.

В тот же день я отдал Ромчику свой медовый колобок, который испекла мне бабушка, а вечером мы с Романом Полканычем пошли играть в бабки. Ребята играли дружно, но Пашка Щукин, мальчик с соседней улицы, всё время спорил и нарушал правила.

Я обиделся и решил сказать в глаза Пашке всю правду:

— Ты, Пашка, жульничаешь; так в бабки не играют, да и панок у тебя тяжелее всех!..

Пашка был старше меня и выше ростом, но я не очень трусил: пусть полезет, всё равно не убегу!

— Я тебя, Гришка, поколочу, если будешь совать свой нос в мои дела! — заявил Пашка и толкнул меня плечом.

Только я хотел дать сдачи, как Роман Полканыч вдруг ощетинился и с сердитым лаем вцепился зубами в Пашкину штанину.

— Ой! — крикнул Щукин и, пнув Ромчика в белую грудку, помчался по улице.

— Ай да Роман Полканыч! Возьми, возьми его!.. Ату-ату, его! — кричали мои товарищи.

Прошло много времени.

Своей понятливостью пёс удивлял не только меня, бабушку и маму, но даже папу. Как-то мы все вместе пошли в клуб, а Романа Полканыча оставили дома вместе с кошкой Пуськой.

Пуська и Ромчик жили очень дружно, не ссорились. Пуська облизывала своим шершавым языком Романа Полканыча, а он только моргал от удовольствия и, в свою очередь. изредка проводил языком по шелковистой Пуськиной шёрстке. Так, вот, Ромчик остался дома с Пуськой.

Когда мы вернулись домой, я сразу заметил, что моя постель измята, а одеяло скомкано. Сначала я подумал, что Пуська валялась на моей постели, но мама покачала головой:

— Нет, это не Пуська. После того, как я стегнула её ремешком, она никогда не ложится на кровать.

— Тогда кто же? — спросил, посмеиваясь, папа и, повысив голос, сказал: — Уж не Роман ли Полканыч это, а? — и папа сердито взглянул на собаку, которая смирно сидела у комода, помахивая своим коротким хвостом. — Конечно, это виноват Роман Полканыч! — повторил папа, и Ромчик поднял сначала одно ухо, потом другое и с виноватым видом медленно поплёлся на кухню, воровато озираясь по сторонам.