— Да, Том, я могу поверить, — медленно проговорил я. — Я давно хотел понять, почему животные не чувствительны к Эффекту. Меня удивляло, что они не впадают в ярость от волн страха или не топятся в реке на прокорм чернугам. А они все время едят эти корешки. Они не реагируют на страх и ненависть.

— Как я, Джим и Билл, — сказал Минти, улыбаясь. Он похлопал по мешку, на котором сидел. Поднялось облачко рыжеватой пыли. — Рискнете принять дозу? Полное отсутствие побочных эффектов. Почему бы вам не стать первым? Главное, зачем я пришел сюда нынче утром — отнести мешок к вам домой. Миссис Эрншоу устала быть честной. Ей все время хочется высказать мисс Коттер все, что она о ней думает, но каждый раз в последний момент она успевает передумать… А потом попробуем толкнуть его всему поселку.

Всего лишь на несколько дней, подумал я… Если нам удастся уговорить колонистов принимать это вещество всего несколько дней, пока опасность не отступит…

Если Артур еще здесь, можно организовать отправку запасов на материк.

Наркотик чистой радости, способный подарить всем ощущение эйфории, достаточное, чтобы игнорировать Передающий Эффект…

Собственно, Эффект прекратится, потому что не будет неприятных мыслей, которые можно передавать. Только добрая воля, помноженная на население поселка…

Мы вернулись в дом, и я налил стакан воды. Минти бросил в него щепотку рыжего порошка. Порошок не растворился, но он был достаточно тонкого помола и после размешивания образовал взвесь. С некоторым трепетом, чувствуя себя тайным наркоманом, я выпил. Напиток оказался чуть-чуть сладковатым, почти безвкусным. Минти тоже выпил стакан.

— Ваше здоровье, — сказал он, облизывая губы.

Вскоре я почувствовал себя очень хорошо.

Оставив меня в этом новом просветленном состоянии, Минти куда-то убежал. Вскоре со двора послышался грохот, и я выскочил посмотреть, что случилось. Минти притащил тележку — четырехколесную, с длинной ручкой, на каких по причалу перевозят корзины с рыбой. Потом он нырнул на склад, выполз оттуда, шатаясь под тяжестью мешка, и с глухим стуком свалил его в тележку.

При виде этой картины я почувствовал прилив симпатии к юноше. Может быть, на меня так действовал порошок, но факт оставался фактом: Том трудился на общее благо. Я начал прозревать на его счет. Я вспомнил, как Минти все время напрашивался на неприятности, и понял, что в его противостоянии с обществом виновато общество. Риверсайд прогнил насквозь и был гнилым с момента основания. Талантливому человеку, желавшему изменить порядок вещей, здесь было от чего прийти в отчаяние.

Я впервые задумался, удастся ли ему и миссис Эрншоу убедить риверсайдцев принимать порошок.

— Погоди, Том! — закричал я. — Я помогу тебе дотащить ее до горы.

Мы взялись за ручку и бок о бок покатили тележку со двора. Сразу за воротами начался долгий подъем через поле до самой кромки хребта, и катить стало намного труднее. Маленькие колеса, предназначенные для дороги с твердым покрытием, на каждом шагу застревали или утыкались в острые камни, торчавшие из травы.

Мы обменялись взглядами; Минти слабо улыбнулся, по его лбу стекал пот. Вдруг он остановился.

— Посмотрите!

Он показал направо, где среди полей и пастбищ петляла дорога. В сторону материка, приближаясь к повороту на ферму, шла машина на воздушной подушке.

Я узнал машину Артура и увидел внутри четырех людей. Команда выбывала из игры. Я закричал и замахал рукой. Они были ярдах в двухстах под нами и ехали медленно — наверно, искали меня. Машина резко затормозила, они помахали в ответ, подъехали к повороту, свернули налево и помчались к ферме, поднимая за собой облако пыли.

— Слушай, Том, — сказал я. — Оставим тележку пока здесь. Пойдем послушаем, что нам расскажет Артур.

Мы встретили их во дворе; четверка понуро стояла возле опустившейся машины.

— Привет, Марк, — угрюмо приветствовал меня Артур. — Рад видеть тебя живым. Мы беспокоились, но ничем не могли помочь.

— Уезжаете? — спросил я.

Они виновато переглянулись.

— Похоже на то, — подтвердил Дон Маккейб. — Мы сделали все, что могли, и наблюдать, как в реку будут перекачивать несколько миллионов галлонов яда, нам не доставит удовольствия. Я не хочу на это смотреть. Нас отозвали, и мы спешим убраться. Скажем прямо, мы потерпели фиаско.

— Вы действительно думаете, что Разумы позволят отравить реку? спросил я. — Они же проявили изрядную гибкость, защищаясь.

— А каким образом они смогут помешать? — желчно возразил Артур.

От всей группы исходили волны отчаяния.

— Не знаю, — признался я. — Но я еще многого не знаю о Разумах.

Артур прищурился.

— Что за черт в тебя вселился? — неожиданно спросил он. В его мыслях удивление и любопытство потеснили уныние. — Ты что, больше не боишься? Ни за себя, ни за поселок?.. Да ты… Ты просто счастлив! Как и этот парень. — На его лице отразилось недоумение. — О чем ты думаешь? Ты узнал что-то новое?

— Возможно.

Я коротко изложил события последних нескольких часов и свою беседу с Минти. Я рассказал о Блэкстоуне и его нелегальном бизнесе. Наконец я отвел их в маленький купол и показал мешки с порошком. Сначала мне показалось, что они нам не верят, но паши разумы служили доказательством. Я решил, что настало время для демонстрации, поэтому мы пошли в дом, где все члены группы с напряженными лицами, словно их заставили отведать вино домашнего изготовления, попробовали порошок.

В первый раз я увидел со стороны те поразительные изменения, которые происходят в мыслях человека после того, как он принимает наш порошок. Четыре человека стояли вокруг стола, нервно следя друг за другом, вглядываясь друг другу в лицо, словно ждали, что превратятся в волков.

Я видел страх в их разумах — остаток страха, с которым они бежали из поселка, хотя они и старались его не показывать. Ведь в качестве моих друзей они оказывались врагами независимых колонистов, а Дона Маккейба уже провоцировали на драку. Я видел в них усталость и отчаяние после долгих часов бесплодной работы, когда на каждом шагу их планы срывал Разум бесконечно чужой, не поддающийся традиционному исследованию. Я видел уныние и апатию. Я видел все это — их разумы были открыты мне, — но, защищенный действием порошка, не поддавался их эмоциям. И я увидел, как их страх, напряжение и уныние постепенно ослабевают по мере того, как наркотик попадает в кровь и достигает мозга. Это было фантастическое зрелище, походившее на религиозный обряд очищения.

Дон Маккейб посмотрел на меня с изумлением.

— Мне стало так хорошо, Марк, — прошептал он. — Я вдруг ни с того ни с сего почувствовал себя прекрасно. Просто поразительно!

Но Пендлбери — не такой человек, чтобы легко поверить даже свидетельству собственного разума. Я уловил в его мыслях долю скептицизма.

— Я обычно чувствую себя прекрасно и после нескольких кружек пива, заявил он. — Почему вы уверены, что этот порошок чем-то лучше?

— Не знаю, как вам объяснить, — начал я, — но порошок действует совсем не так, как алкоголь. Я это заметил, пока разговаривал с Томом Минти — он порошок принимает давно. Так вот, ничего похожего на алкогольное отупение. Человек соображает, как всегда; реакция не замедляется. И даже чужие эмоции по-прежнему улавливаются. Но порошок дает такое сильное ощущение общего благополучия, что можно просто не обращать внимания на волны страха и ненависти. То есть посторонние мысли не влияют на человека, да и собственные не участвуют в Передающем Эффекте — а это, наверно, главное.

— Мы, — произнес Артур медленно, — должны известить правительство. Следует как можно скорее распределить порошок по прибрежным районам. Как я понимаю, за Риверсайдом ты приглядишь?

— Если люди согласятся. Мы рассчитываем, что миссис Эрншоу им объяснит.

— Я организую сообщение по радио. Я позвоню из ближайшего города и заставлю их остановить автоцистерны, если еще не поздно. — Он заговорил энергичнее. — Господи, нам надо шевелиться. Мы должны убедить Вссаркадийский Совет пересмотреть прежние решения и немедленно приступить к действиям.