Я надеялась работать в библиотеке, но так же была готова мыть полы или, даже, обслуживать господ в баре, если это потребуется для того, чтобы получить образование.

Сабина заключила меня в объятиях и погладила мои непослушные волосы.

— Мне будет тебя не хватать, моя дорогая девочка. Но лучше скучать по тебе и знать, что ты счастлива, чем удерживать тебя здесь и видеть несчастной каждый день.

— Спасибо, — сказала я. Чувства захлестнули меня, и я заплакала. Так мы стояли, обнимаясь и тихо плача, пока не зашипел чайник.

Сабина сделала две чашки мятного чая.

— Ты уже сказала Гензелю?

Я замотала головой. Он бы не понял и назвал меня эгоисткой за то, что оставляю его и уезжаю прочь.

— Лучше сказать сейчас, а не затягивать, — мягко произнесла Сабина.

— Я скажу, когда он плотно позавтракает. — Мы хихикнули, зная, каким хулиганом становится Гензель во время гулянок, и какая головная боль ждет его на следующий день. Я навострила уши, прислушиваясь к его храпу, но ничего не услышала. — Гензель всю ночь был у друга? — Мой брат имел тенденцию использовать одного из друзей, как оправдание, когда хотел провести ночь с девушкой.

Сабина сделала глоток чая.

— Всю ночь он был… — Лоб Сабины сморщился. — У одного из друзей. — Она покачала головой. — Не могу вспомнить, у Томаса или у Майкла. Или, возможно, это был Кристоф?

Дрожь прошлась по моей спине. Гензель провел множество ночей вдали от дома, и я никогда не беспокоилась, но неприятный голос в моей голове шептал, что он не вернется, что я не увижу его вновь. Я прогнала голос прочь. Это была неразумная речь моего чувства вины, что пыталась заставить меня поверить в то, что что-то плохое случилось, потому что меня там не было, потому что я не пошла с Гензелем на вечеринку. Но в этом не было логики. Гензеля окружали друзья. С ним все было в порядке. Он вернется в обед или вечером и развлечет нас историями о своих похождениях.

— Гретель. — Голос Сабины оборвал мои мысли. — Не затягивай с отъездом из Зивальда. Чем раньше ты уедешь, тем лучше. — Мои глаза расширились от удивления, и она взяла меня за руку. — Я не пытаюсь избавиться от тебя, Гретель. Но Зивальд, как и любая другая маленькая деревня, имеет тенденцию засасывать. Если не уедешь сейчас, потом будет только сложнее. Не трать свою жизнь напрасно. Она слишком драгоценна и проходит слишком быстро для того, чтобы оставаться в нерешительности.

— Не буду, — пообещала я, пытаясь понять, говорила ли она о себе. Сабина ни разу не жаловалась о том, что ей приходилось заботиться о Гензеле и обо мне после того, как наша мама умерла от туберкулеза. Сабина никогда не позволяла нам чувствовать себя нежеланными, и все же, я была убеждена, что ей должно быть было сложно взять двойняшек, когда она приняла сознательное решение не выходить замуж и не иметь собственных детей. Хотела ли Сабина уехать из Зивальда? Удерживали ли мы ее от этого?

— Хочешь поехать со мной? — вырвалось у меня. Брови Сабины поднялись, а я продолжила. — В Штутгарт. Ты можешь делать свои украшения там. Уверена, в городе ты бы нашла больше покупателей.

Сабина покачала головой и грустно улыбнулась.

— Слишком поздно. Поездки и переезды для молодежи. Я не хочу начинать все заново. Я хочу прожить остаток своей жизни тихо, здесь, в Зивальде. Но надеюсь, ты будешь навещать нас иногда, и ты должна часто писать мне.

Я крепко сжала ее руки.

— Конечно. — Я собиралась делать что-то больше, чем это. Я хотела присылать Сабине деньги и подарки. Ее бесконечная любовь и поддержка дали такому младенцу, как я, возможность иметь дом и никогда не чувствовать одиночества или страха. Небеса, должно быть, наблюдали за Гензелем и мной, когда решили послать нам такого ангела присматривать за нами.

В дверь резко постучали, и высокий голос прокричал:

— Гензель! Гензель!

Я открыла дверь и увидела Беттину. Одну из девушек, вьющихся возле Гензеля.

— Его здесь нет, — сказала я.

Ее горло задрожало.

— Значит, это правда. Он ушел с ней.

— Извини. Я не понимаю, о чем ты говоришь. — У брата было так много подружек, что было тяжело держать всех в голове и вспомнить, с кем он мог быть в данный момент. Большинство девушек знали, что Гензель лишь хотел развлечься, но это не останавливало их от появления на нашем пороге и требований увидеть брата.

— Женщина. Красивая блондинка в красном плаще. Она выглядела, как ведьма из сказок.

Я хотела сказать, что ведьм не существует, но пришлось замолчать, так как чашка Сабины упала на пол и разбилась на бесчисленные осколки.

— Что? — прошептала моя приемная мать.

2. Гретель

Это плохо. Мой внутренний голос кричал, когда я поднимала разбитую чашку, изо всех сил пытаясь сохранять спокойствие.

— Начни с начала, — попросила я Беттину.

Она пожевала губу.

— Мы гуляли все вместе, празднуя день рождение Гензеля. — Она хмуро посмотрела на меня. — Он сказал, что ты не захотела приходить.

Пропустив замечание, я сделала знак, чтобы она продолжала.

— Мы веселились. Танцуя и выпивая. А потом появилась эта красивая блондинка. Она была старше нас и выглядела хорошо в свои двадцать. На ней был темно-красный плащ, и не было похоже, что она местная. Очень богатая. — Беттина затихла. Ее взгляд стал отдаленным.

— И? — Даже, не смотря на то, что по коже побежали мурашки от дурного предчувствия, я хотела знать все.

— Женщина улыбнулась Гензелю и жестом сказала подойти к ней. Он подошел, и они куда-то ушли поговорить наедине. — Беттина обхватила запястье. — Он так и не вернулся. Я подумала, это странно, что он оставил свой личный день рождения. — Она метнула на меня темный взгляд, давая понять, что она не приветствует того, что я не показалась на своем же празднике. — Я и несколько других девушек искали его, но не могли найти. Тогда Патрик сказал, что ведьма, должно быть, схватила его. Я не поверила ему и хотела убедиться, что с Гензелем все в порядке. — Она огляделась вокруг, будто Гензель должен был вот-вот появиться.

Я открыла рот, дабы возразить, что ведьм не существует, но страх во взгляде Сабины остановил меня. Она что-то знала, и мне нужно было понять что, после того, как я избавлюсь от Беттины. Я схватила брюнетку за плечи и повела к двери.

— Спасибо, что заглянула. Мы дадим тебе знать, когда Гензель появится.

Успокоенная, Беттина кивнула и ушла. Я закрыла за ней дверь и повернулась к Сабине.

— Что происходит? Ты же не веришь ей, или как?

Сабина переплела дрожащие руки.

— Черный Лес рядом с нами считается территорией ведьмы Росвиты, у которой длинные белоснежные волосы, изящное лицо и красный плащ.

Мне вспомнился отрывок из рассказа. Росвита — ведьма, соблазняющая своих жертв обещанием богатства и власти в обмен на верность или душу человека.

— Росвита — выдумка. Она лишь история, которой развлекают и пугают детей.

Губы Сабины задрожали.

— Что, если это больше, чем история? Что, если это правда?

Нет, этого не может быть. Зачем ведьме мой брат?

— Бьюсь об заклад, Гензель у кого-то из друзей или с другой девчонкой. Вероятно, он просто избегает Беттину. — До того, как Сабина успела что-либо возразить, я уже была за дверью и спешила в сторону домика лесоруба, где работал Гензель.

Я постучала в обветшалую парадную дверь, пытаясь не думать слишком много о темном лесе, что находился за домиком.

Когда старый лесоруб открыл, его тяжелые полузакрытые глаза расширились.

— Гретель, что ты здесь делаешь?

Не тратя время на любезности, я спросила:

— Гензель показывался на работе сегодня?

Лесоруб покачал головой.

— Нет, но я не очень-то удивился. Большинство ребят спит после вечеринки их совершеннолетия. Это не большое дело. Гензель хорошо работал последние четыре года. Я дам нему поблажку.

— Спасибо, — ответила я и ушла, не желая объяснять, что происходит. Беттина и Сабина ошибались. С Гензелем все было в порядке, и нет никакой ведьмы. Росвита была лишь легендой.

Я ходила от дома к дому, стуча и спрашивая о Гензеле. Никто из друзей не видел его с последней ночи, и тем более с девушкой, но все они вспоминали странную женщину, которая неожиданно появилась и забрала брата.

— Кажется, он ушел с блондинкой.

— Она была богатой дамой.

— Очень красивой.

Каждое замечание отдавало внутри. Когда я добралась до конца деревни, то больше не могла отвергать тот факт, что моего брата забрали, пока я эгоистично проводила время в библиотеке. Я могла предотвратить его исчезновение, но не сделала этого, поставив себя выше него.

Когда я влачилась к хижине Сабины, меня накрыли воспоминания обо всем, что Гензель для меня сделал.

Школа никогда не давалась мне легко. До боли стеснительный ребенок, я очень боялась поднять руку, чтобы ответить, и учителя ставили мне низкие отметки за занятия. Гензель был тем, кто занимался со мной дома и прививал мне уверенность, которая позволила продемонстрировать знания в классе.

Моя новообретенная уверенность принесла свои проблемы. Другим детям не нравилось, что я выделялась, и они называли меня «любимицей учителей» или «всезнайкой». Когда мне было восемь, один одноклассник порвал мое стихотворение, над которым я работала неделю, в то время как другой, выбросил мой обед в грязь. Я выбежала из школы в слезах.

Гензель схватил меня за плечи.

— Что происходит?

— Ничего, — ответила я заикаясь.

Он одарил меня сугубо деловым взглядом.

— Я этого просто так не оставлю.

Я не знаю, что он сделал, но это сработало. С тех пор никто не лез ко мне.

Когда Гензелю уже не нужно было много стараться ради моей защиты, я знала, что он еще присматривал за мной, утихомиривая любого, кто говорил, что мое учение оставит меня в старых девах, и ничего больше.

А сейчас Гензель исчез, потому что я не согласилась быть с ним на дурацкой вечеринке в честь нашего совершеннолетия. Я пристально посмотрела ввысь, моргая и стряхивая слезы с глаз.