Выйдя на центральную улицу, он мгновенно заколебался: то ли, плюнув на всё, отправиться в Дом творчества, то ли довести дело до конца и заглянуть в милицию. Мелькнула мысль: «А не засмеют? Скажут, мол, сам когда-то в милиции работал. И вот поди ж ты… Но с другой стороны, если не зайду, то до конца отпуска не будет покоя».

Молодой лейтенант — дежурный, выслушав несколько несвязный рассказ Василия Ивановича, пожал плечами и проводил посетителя к седоголовому майору, начальнику отдела уголовного розыска. Краем глаза Герасимов заметил, что, выходя из кабинета, лейтенант улыбнулся и, кивнув в его сторону, покрутил пальцем возле виска. Василий Иванович усмехнулся: опасения были не напрасны. Однако майор оставался невозмутимым.

— Рассказывайте, товарищ, — сказал он с заметным грузинским акцентом, — поподробнее, не торопясь…

Герасимов говорил минут сорок. Майор время от времени молча кивал головой, делал какие-то пометки в блокноте.

— Так, ясно, — встал он из-за стола, когда Василий Иванович замолчал. — Очень хорошо сделали, что заглянули… А плохо, — на этот раз майор улыбнулся, — что ушли из милиции.

— Так уж получилось, — развел руками Герасимов. — Не ушел бы… Да когда меня под Берлином ранило в четвертый раз, понял, что о милицейской службе и мечтать нечего… А жить-то надо. Вот и пошло: литературный факультет, диссертация…

— Спасибо вам, Василий Иванович, — пожал ему руку майор и проводил до дверей. — Этим Семеновым мы поинтересуемся. А вас непременно будем держать в курсе дела. Вы же, в случае чего, звоните…

До обеда оставалось ещё около полутора часов. Идти на пляж не хотелось. Герасимов зашел в библиотеку, развернул свежую газету. Однако сосредоточиться всё ещё не мог.

«А ведь тот листок с вариантом вроде бы цел, — вдруг подумал Василий Иванович, — кажется, он лежит в ящике, где хранятся военные документы. Что, если позвонить Алёнке…»

Москву дали в пять часов вечера.

— Алло, алло, папка! — то тише, то громче доносился до Герасимова голос дочери. — Плохо слышно… Что? Какой листок? Да зачем он тебе? Увлекся шахматами? Ладно, сейчас… Нет, слова я не нарушаю, пишу каждые три дня. Просто в последний раз забыла отправить авиапочтой… Алло! Нашла, слушай. — Дочь продиктовала позицию. На прощание заверила: — Не волнуйся, у меня всё хорошо. Сижу над курсовой. Да, да… Ну, целую…

Сразу же после ужина Василий Иванович спустился в холл.

— Может, сразимся? — встретил его переводчик.

— Попозже… Хочу вот один интересный вариант разобрать, — и Герасимов, разложив доску, расставил фигуры.

Вокруг, как всегда, столпились любители шахмат, вспыхнул спор. Василий Иванович искоса поглядывал на собравшихся. Ага, наконец-то! В холл непринужденной походкой вошел Семенов. Уверенным, чуть ленивым взглядом окинул их группу, заинтересовавшись, приблизился.

Заметив, что Герасимов слишком долго думает над очередным ходом, он снисходительно улыбнулся и протянул к доске холеную руку:

— Рискнете на реванш? Вам белые, пожалуйста.

Василий Иванович кивнул. Первые ходы были сделаны быстро.

— Что вы делаете, ведь он же фигуру заберет… — зашумели болельщики, но Семенов небрежно бросил:

— Да вы и теорию недурно знаете, есть, есть такой вариантик…

Он чуть задумался и внимательно посмотрел на противника. Сделали ещё несколько ходов.

— Ну что же, мы и к этому готовы, — уверенно сказал Семенов. — Теперь ваше дело дрянь, — засмеялся он, — попались мне на старую разработку…

Болельщики почтительно глядели, как быстро реализует свой материальный перевес новый гость Дома творчества. Но Герасимов уже не обращал внимания на шахматную доску. Как живой, стоял перед ним старый учитель…

Не успел Василий Иванович дойти до маленькой комнатки, где находился телефон, как оттуда вышла дежурная сестра:

— Товарищ Герасимов, вам звонят.

— Это вы, товарищ профессор? — послышался в трубке знакомый голос с грузинским акцентом. — Ещё раз здравствуйте… Что? Как раз собрались мне звонить? Отлично! Да, полагаю, что вы не ошиблись. Со мной только что вторично связывались витебские товарищи. Есть основания думать… А где, кстати, наш общий друг сейчас? В своей комнате? Вот и прекрасно. Не прощаюсь, через десять минут буду у вас.

На эту сцену никто не обратил внимания. Просто заглянули к отдыхающему Семенову два приятеля, несколько минут поговорили с ним о чём-то в комнате, а потом, видимо, решили погулять по вечернему городу, и все трое не спеша проследовали через людный холл и вышли на улицу. Лишь переводчик, отдавая Герасимову ладью, посмотрел им вслед и сказал:

— Ладно, меня вы поприжали, а вот с этим гроссмейстером небось не очень-то…

Василий Иванович улыбнулся:

— Что делать, в шахматы он играет действительно лучше, чем я…

На следующее утро Герасимова пригласили зайти в отделение милиции.

— Спасибо вам, товарищ профессор, — встретил его седоголовый майор. — Вот, можете полюбоваться, — и он протянул какую-то миниатюрную вещицу, завернутую в папиросную бумагу. — В портмоне с собою носил все эти годы… Понимал, что продавать опасно, а выкинуть, очевидно, жалко было…

Василий Иванович развернул бумагу. На ладони заблестели необыкновенные запонки: связанные между собой тонкими цепочками золотые шахматные доски с разноцветными драгоценными камешками, изображающими фигуры…