29 октября 1940 года Разведуправление направило письмо в Париж своему агенту Генри Робинсону («Гари»). В нем говорилось: «Установление радиосвязи с Центром — это ваша центральная задача, к осуществлению которой вы должны приступить немедленно».

В мае 1941 года Центр вновь требует от «Гари»: «Просим вас всецело заняться этим первоочередным делом и всемерно его форсировать с таким расчетом, чтобы в июне ваш радист смог уже приступить к занятиям по радио. Этому мы придаем исключительно важное значение».

Подобные рекомендации давались и в другие резидентуры. Более того, Центр рекомендовал заняться радиосвязью за счет любой другой работы. Однако следует признать, что решить эту проблему на месте, силами резидентур было очень сложно.

Но Москва пыталась хоть как-то выправить положение. 15 мая 1941 года Центр поручает одному из наиболее опытных радистов Иогану Венцелю («Герману»), из резидентуры «Паскаля» в Бельгии связаться с «Кентом».

«Кент» — разведчик-нелегал Леонид Гуревич вместе с Михаилом Макаровым («Хемницем») был направлен в резидентуру Треппера 1 сентября 1939 года. Они были легализованы под прикрытием коммерческой фирмы по сбыту плащей. И вот теперь волей судьбы и обстоятельств «Кент» должен стать радистом.

Однако после посещения резидентуры «Отто» и знакомства с «Кентом» Венцель делает неутешительные выводы. Он докладывает в Центр: «Положение с радиосвязью у «Кента» неутешительное. Речь идет не о помощи, а почти о новом обучении. «Кент» принимает 4–5 групп, имеет совершенно неправильное понятие о волнах, антеннах, аппаратуре. Дом плохо подходит для связи. Преподаватель, который готовил радиста до меня, капитан бельгийской армии, был неопытный болтун…»

В том же письме «Герман» предлагает план организации радиосвязи резидентуры «Отто», по которому должно быть подготовлено четыре радиста (в их число входил и разведчик-нелегал «Хемниц»), собрано два радиопередатчика, подобрано несколько радиоквартир.

И действительно, усилиями «Германа» за три месяца сделано то, над чем резидентура билась два года. Первым, в качестве радиста, был подготовлен «Хемниц». В июле 1941 года, спустя две недели после нападения фашистской Германии на Советский Союз, он установил связь с Центром. Корреспондент получил псевдоним «Днепропетровск». Радиостанция располагалась в отдельной вилле на окраине Брюсселя.

В августе 1941 года на связь вышла и парижская агентурная группа резидентуры «Отто» (псевдоним корреспондента «Оскол»), радистами здесь были супруги Сокол, Герц и Мириам.

Таким образом, со второй половины 1941 года резидентура имела две независимые друг от друга линии связи с Центром.

Из-за несовершенства самодельной аппаратуры и слабых навыков радистов связь оказалась ненадежной, но все-таки она была. В первые трудные месяцы войны, когда развединформация ценилась на вес золота, резидентура «Отто» сыграла весьма важную роль. Она передала немало важных сведений.

С начала войны прервалась связь Центра с разведывательной организацией в Берлине под руководством Ильзы Штебе («Альта»). В Центре знали о больших информационных возможностях берлинской резидентуры и старались как можно скорее восстановить связь с «Альтой». С этой целью 24–25 августа 1941 года «Кенту» отдается приказ — встретиться с ней. В радиограмме называются истинные фамилии и адреса сотрудников берлинской резидентуры. «Кент» должен был обучить «Альту» шифру и организовать ей связь с Центром через радиостанцию «Отто». В октябре-ноябре «Кент» провел несколько встреч с сотрудниками берлинской резидентуры.

Центр спешил. В большинстве европейских резидентур не было своих радиоспециалистов. И Москва вынужденно прибегла к взаимопомощи, направляя радистов из одной резидентуры в другую. К декабрю 1941 года, к трагичному дню провала «Хемница», дела в советской военной разведсети в Европе обстояли следующим образом.

Разведчик-радист «Соня» готовила радистов в резидентуре «Дора» в Швейцарии; радист «Герман» обучал трех радистов для «Отто» и двух для «Паскаля»; нелегал «Кент» выезжал в Бельгию и Швейцарию для инструктажа по ведению шифропереписки с агентами «Доры», а в 1941 году встречался в Берлине с резидентом «Альтой» и одним из руководителей резидентуры «Старшины» и «Корсиканца» Адамом Кукхофа. Эта структура внешней разведки НКВД тоже осталась без связи.

Таким образом, был нарушен важнейший закон разведки — закон глубокой конспирации. Произошло переплетение связей между агентурными звеньями резидентур. Провал одного звена грозил общим провалом. Позже, анализируя причины провала «Красной капеллы», Леопольд Треппер писал: «Радиодело, которое в соответствии с его характером должно было быть исключительно внутренним делом каждой группы, руководиться специалистами, свободными от всяких других работ, превратилось в сборище людей из различных стран и групп. Программы по радио превратились в «коллективное имущество» большого количества людей, которые по организационным соображениям не должны были иметь ничего общего между собой.

Радисты-ученики различных групп— «Герман», «Хемниц», «Камо», «Джульетта», «Боби» — знали друг друга, и каждый работал не только по своей программе, но и по программам остальных…

Радисты не были техниками, которые занимались бы только радиоделом. Эти люди параллельно с радио выполняли другую важную работу и были организационно связаны с резидентами и большим количеством других работников.

Провал рации «Хемница» явился для немецкой контрразведки трамплином к овладению другими рациями и группами».

Подтверждение этой версии мы находим и в материалах немецкой радиоконтрразведки. «В декабре 1941 года, — утверждается там, — коротковолновой наблюдательной радиостанцией «Запад» во взаимодействии с органами контрразведки Брюсселя удалось нанести сильный удар, а именно — ликвидировать нелегальный радиопередатчик в Брюсселе.

Рация была размещена на окраине города в отдельно стоящем доме. Было особенно трудно запеленговать ее в течение шести дней напряженной работы пеленгатора.

В послеобеденное время одной из суббот полицейские окружили виллу в Брюсселе, застали врасплох людей, которые охраняли дом, где находилась рация, и через минуту стояли перед ошеломленными радистами на чердаке дома».

Вальтер Шелленберг в своих воспоминаниях также считает, что первопричиной провала «Хемница» была радиосвязь. «Мюллер оборудовал специальную станцию радиоразведки, — утверждает шеф нацистской политической разведки, — которая должна была следить за Бельгией и Северной Францией. Первые следы вели в одно из предместий Брюсселя. По предварительной договоренности с Канарисом в конце 1941 года было решено попытаться захватить бельгийскую станцию. Во время этой операции удалось арестовать двух сотрудников советской разведки».

Однако есть и другие мнения. 24 апреля 1942 года в своем докладе в Центр «Паскаль», он же разведчик-нелегал военинженер 3-го ранга К. Ефремов, сообщает: «Провал «Хемница» был вызван не работой радиостанции, а плохой конспирацией, квартиры «Джульетты».

И начальник гестаповской зондеркоманды Гейнц Панвиц на допросе в органах советской военной контрразведки «СМЕРШ» показал: «„Аламо" (под такой кличкой «Хемниц» проходил у немцев) проживал в Брюсселе и вел легкомысленный образ жизни, что дало повод политической полиции заподозрить его в спекуляции. При обыске у него был найден радиопередатчик».

О подобном «образе жизни» своего нелегала знали и в Москве. Еще летом 1940 года представитель Разведуправления М.Большаков («Баланда») докладывал, вернувшись из поездки по Европе, где он проверял состояние агентурной сети: «„Хемниц" бездельничает, несерьезно относится к оперативной работе. На встречи опаздывает. Иногда приезжает на встречи с любовницами… Безделье его заедает, превращает в лежебоку, разлагает как трудового человека».

И тем не менее, несмотря на такой доклад проверяющего, «Хемница» не отозвали, он остался в Бельгии. Почему? Скорее всего, ответ на этот вопрос навсегда останется тайной. Документальных свидетельств нет, а люди, которые принимали это поистине роковое решение, ушли из жизни.