Юрьев работал, когда я вошел. Перед ним на столе ворохом лежали какие-то фотографии и диаграммы. Он изучал в то время, если не ошибаюсь, вопросы, связанные с коллоидной формой переноса растениями минеральных веществ. Мой рассказ, достаточно сбивчивый, он слушал рассеянно. Но когда я коснулся эпизода с серебряным полумесяцем, он перестал перебирать фотографии и, сняв четырехугольное пенсне, стал машинально растирать пальцем красные вмятины дужки на переносице.

- Вот что, - сказал он, когда я кончил. - Сегодня в шесть у меня доклад в Московском обществе испытателей природы. Завтра утром я читаю лекцию. В два совещание кафедры, вечером я должен консультировать дипломников. Меня заинтересовал ваш цветок, поэтому дипломников я перенесу на послезавтра и в освободившийся вечер съезжу туда.

На следующий день восьмичасовой поезд доставил нас в Малаховку.

До мельчайших подробностей помню тот вечер. Солнце зашло, но его лучи били из-за горизонта. Свет облаков, розовый, рассеянный и неверный, уничтожил теми и придал окружающему бестеневому миру - замолкшим в безветрии березам, темной листве роз, горящей лилово-золотистой мозаике стекол веранды - налет нереальности, которая так подходила к течению нашей беседы.

За прошедшие два дня с растением произошли большие перемены. Оно выросло и имело теперь в высоту сантиметров тридцать. Серебристый полумесяц горделиво венчал ствол. Стала заметна вогнутость серпе, углубление которого хранило розовую каплю закатного света. Листья, казалось, стали прозрачней, чем были: сквозь них неясно просвечивала земля.

Юрьев только что закончил осмотр, за процедурой которого мы, профаны, следили с благоговением. Теперь он сидел на скамейке перед растением, подав туловище вперед и подперев рукой склоненную голову, в черном узком костюме похожий на мудрого ворона.

- Мы встретились с из ряда вон выходящим явлением, - так начал Юрьев. Прежде всего поразителен цвет этого растения. Природа щедро раскрашивает лепестки цветов, но для листьев она предпочитает строго зеленую форму одежды. Отдельные отклонения, как голубые мхи Заполярья, желтый рисунок на листьях некоторых маслин, прельщающие глаз садовода оранжевые и красные разводы бегонии, - не более чем цветной кант на защитной гимнастерке пехотинца. Зеленая форма предписана растениям Его Величеством Хлорофиллом, магом и гением растительной клетки, который в содружестве с солнечным светом творит крахмал и другие органические вещества. Для своей химической лаборатории хлорофилл отбирает из видимого света энергию оранжевых, желтых, синих, фиолетовых и большинства красных лучей, отбрасывая в пространство как излишние лучи зеленой и частично красной области, чем и определяется окраска растения. Я неоднократно говорил нашему милейшему художнику, что он будет неточен в передаче цвета освещенной зелени по примеру всех пейзажистов от Тициана до Бакшеева, пока химики не синтезируют краску, обладающую адекватным с хлорофиллом спектром поглощения. Но он до сих пор не верит мне, что зелень живой природы не зеленая, а красно-зеленая. Только на Севере или в горах, где для поддержания жизни в течение короткого, сурового лета растениям не хватает красных лучей солнца, хлорофилл использует и зеленые лучи, сообщая растениям голубой марсианский облик.

Юрьев приподнял плечи и показал на растение:

- Спрашивается, с какой стати природе потребовался этот фиолетовый цвет стебля и листьев? Прилети я на Землю с какой-нибудь другой планеты, не видя еще ни одной земной травинки, но зная физико-химические условия, господствующие на земной поверхности, и то я назвал бы такой цвет растения анормальным. Я сейчас перебрал в памяти все растения с необычной окраской и могу сказать твердо: растений с такой окраской я не знаю.

Дальше. Чем объясняется странная форма цветка, если только этот полумесяц - цветок? В природе цвет, толщина стебля, форма венчика - все закономерно. Блеск лепестков лютика и тот не случаен. Лепестки лютика фокусируют солнечные лучи на пестик, тем самым обогревая его. Но каково предназначение этого полумесяца?.. Подождите! Что это?

Полумесяц, дотоле неподвижный, вдруг ожил и стал медленно, но заметно вращаться. Затаив дыхание, мы следили за его движением, повинующимся зову неведомых нам сил.

- Он уже вертелся раз, только тогда было утро, - прошептал Степан Кузьмич.

- Стойте! - Юрьев сорвался с места, торопливо захлопал себя по карману. - Спички скорей!

Я протянул ему коробок. Он схватил его, чиркнул спичку от волнения не тем концом, отшвырнул ее, достал новую и, когда она вспыхнула, поднес бледный огонек к вогнутой поверхности полумесяца. И тот прервал вращение, словно потянулся к огню. Удовлетворенно засмеявшись, Юрьев стал медленно водить спичку вокруг полумесяца, который покорно пошел за ней.

- Термистор! Этот чертов цветок - термистор! Я должен был догадаться об этом сразу после вашего рассказа!

Заметив недоумение на наших лицах, Юрьев загасил спичку и, дуя на обожженные в спешке кончики пальцев, что не помешало ему принять вид профессора, читающего студентам лекцию, дал короткое объяснение:

- Термистор - это полупроводниковый прибор, улавливающий тепло. Такие термисторы могут, например, навести ракету на любой объект, излучающий тепловые, инфракрасные лучи, как-то: костер, труба теплоцентрали, человеческое тело.

- Так, значит, этот лунный серп - полупроводник?

- Не думаю. Механизм, заставляющий венчики некоторых растений искать тепло, совсем не похож на полупроводниковый. Но я просто не мог подобрать более подходящего слова. Вы особенно не удивляйтесь этому свойству нашего незнакомца. Обыкновенный подсолнух в том смысле, в каком я употребил это слово, тоже термистор. Его шляпка строго следует за движением солнца, стремясь получить как можно больше живительных лучей. Мне кажется более необыкновенным другое свойство фиолетового растения: двупреломление прозрачной ткани листьев, подобное двупреломлению минерала кальцита.

- Какое двупреломление? - не понял я.

- Взгляните внимательней сквозь лист. Что вы видите?

- Что-то мутное. Постойте, вот сейчас я отчетливо вижу сучок на земле.

- Прекрасно. Вглядитесь в него лучше. Вам не кажется, что он...

- Двоится! Он двоится!

- Да, он двоится, как буква, если смотреть на нее сквозь пластинку кальцита. Это следствие двупреломления светового луча в кристаллической решетка вещества. Но что бы это значило? Что структура растения аналогична минеральным структурам типа кальцита? Органические вещества не Дают столь высокого двупреломления. Но об этом после, иначе наши рассуждения непоправимо запутаются, а это может вредно сказаться на ходе наших будущих исследований. Итак, подведем итог. Один шанс из тысячи, не больше, что перед нами незнакомое науке растение. Я даже считаю, что мы видим на этой клумбе не только неизвестное, но и в высшей степени необыкновенное растение.

- Но... но я ведь сажал не его, а календулу. - Из чувства почтения к фиолетовому незнакомцу Степан Кузьмич уже не решился назвать ноготки ноготками, а назвал их ученым именем "календула". - Откуда же взялся этот термистор? Не мог же он вырасти из ничего!

- Из ничего он точно не мог взяться. Точка зрения средневековых монахов, что мыши рождаются от навоза, а цветы от грязи, давно и бесповоротно похоронена. Всякое явление имеет свою закономерную причину, тысячами нитей связанную с массой сопутствующих явлений. Я подчеркиваю: каждое явление имеет свою закономерную причину. Нас ставит обычно в тупик неумение уловить эту причинную связь закономерности. Вы где покупали семена, которые высеяли здесь?

- В Москве, на улице Кропоткина. Там живет мой стерший сын, к которому я нередко захожу. По дороге к нему я обязательно заглядываю в цветочный магазин.

- А-а! Маленький магазинчик неподалеку от Дома ученых? Знаю, знаю. Боюсь только, что и дирекция этой почтенной торговой точки не сможет нам объяснить случившегося. Но все же попытаемся понять, откуда взялся в Малаховке сей неведомый представитель растительного мира. Уверен, что через несколько дней наблюдений он выложит нам свою биографию и анкетные данные.