— Сколько надо.

С шоссе наша экспедиция круто свернула в гору — путь на 2-ю месу. Первая машина отважно вильнула — у нее все колеса ведущие, а мы повторили довольно успешно маневр и по совершенно никакой дороге промчались между подслеповатыми домами — один к одному дагестанские сакли — и у самого обрыва резко встали на пыльной пустой площадке. Ничего. И никого. Посоветовались. Съехали на шоссе, объехали подножье месы и снова взяли вбок и вверх — к дому белого учителя.

Наша записка так и торчала из-под ведра на крыльце. Сосед-индеец развел руками и посоветовал попробовать наведаться на 3-ю месу. Но и там ничего не происходило. Зато шоссе оставалось пустынным: сновавшие вчера по нему хопи, очевидно, уже наслаждались уединением на территории ОД1М.

Пока судили-рядили, аризонец рассказал, что они любят ездить к хопи не только потому, что те так блюдут свою веру и образ жизни. Дело еще и в глубоких библейских параллелях: потоп, первый человек. А знаете ли вы, что у хопи — тот хопи, у кого хопи мать? Это уж совсем ветхозаветные мотивы...

Тем временем мы подъехали к лавке Джозефа: посоветоваться и снять Джейн. Она обещала надеть национальное платье. Джейн вдруг отказалась. Даже Джозеф не смог помочь: не в настроении, что ли. Он виновато развел руками:

— За 20 лет я не научился понимать индейцев до конца. Даже свою жену, — он позвонил по телефону и улыбнулся нам. — Езжайте в «Кафе-мороженое», вас ждут, все в порядке.

Через пыльную площадь мы прошли переулком к тыльной стороне плоскокрыших домов. К одному прислонена была лестница.

— Лезьте сюда. Снимать нельзя, ни с кем не разговаривайте, ничего не спрашивайте.

Крыша легко пружинила под ногами. Все было заполнено людьми (белых почти не было) — все крыши вокруг прямоугольной площади.

А на площади сжатой подковой стояли индейцы. Половина в масках (нельзя спрашивать, по книжке надо посмотреть, по книжке!). Веерами лежали на их плечах перья; ноги в желто-синих мокасинах; к поясам прикреплены по два куска черной ткани: передний — фартуком, задний — полотнищем. С боков трогательно виднелись обычные трусики — белые и голубые.

Головы других скрывали огромные глиняные шары. Спереди и сзади стояли два человека в рубашках с длинными рукавами и в брюках с перьями по шву.

Еще один человек — в цивильном платье, с лицом председателя бурятского колхоза держался чуть поодаль.

Бил барабан. Индейцы топали то одной, то другой ногой и вдруг по очереди поворачивались — с первого до последнего. Это продолжалось долго. Потом в подкову вошли четверо в обычных куртках и джинсах. Мне даже показалось, что один из них — тот белый, сыну которого должны были сегодня давать первое имя. Но нет, не он. Все четверо были индейцами: лица их не скрывали маски.

«Председатель» сыпал к ногам танцоров кукурузные зерна из мешочка. Вокруг площади сидели на лавочках женщины; некоторые с девичьими прическами: два изогнутых диска из волос, скрывающие уши.

В сидящих никакой торжественности не чувствовалось: я бы не удивился, если бы они грызли семечки (или что там грызут индеанки-хопи на посиделках?).

Барабан резко смолк. Индейцы цепочкой тут же ушли по переулку куда-то вниз. Куда? Зачем? На сколько? Спрашивать нельзя. И хотя враждебности не ощущалось, некое отчуждение отделяло нас от толпы на крышах. Люди остались на местах. Остались и мы. Остались и супруги из Финикса. И долговязый белый на противоположной крыше, торчавший среди приземистых хопи, как зубная щетка из стакана.

Через некоторое время индейцы вернулись — уже без глиноголовых и все переодетые. Из-под масок торчали парики из травы. За браслетами на предлоктье — пучки той же травы. На спины свешивались зеркальца или большие раковины. С поясов сзади свисали лисьи шкуры.

Теперь на них были хлопчатые юбки, изукрашенные зелено-красным прямоугольным орнаментом. Под коленями позвякивали погремушки; правая рука сжимала лук, а левая — сухую тыкву на рукоятке. Когда они взмахивали рукой, раздавался сухой треск. Барабанщики вырядились в перепоясанные рубашки, а брюки заправили в высокие сапоги с перьями.

Руки танцоров были раскрашены как перчатки, торсы — как майки тела (опять доступный образ!). Через плечи пересекали красные перевязи — и все, очевидно, имело смысл. Но какой?

Несмотря на наряд, танцоры были хопи, как хопи: приземистые, с кубическими телами без талии и без шеи, с мощными плечами. Но обнаженные их торсы меня поразили: тучные, с многочисленными складками жира. Лишь четверо последних — подростки — выделялись стройными фигурками. Перехватив мой взгляд, Виктор шепнул:

— Типичные бедняки. Бросовая пища. Сидячая работа — все качины режут, — он опасливо оглянулся, хотя в этой толпе никто не мог понять нашего языка.

Распорядитель-«председатель» что-то произнес нараспев, и все стали по очереди поворачиваться, топая левой и правой ногой. Он шел внутри подковы и у каждого сыпал кукурузу. И еще ходила женщина в одеяле и прямом белом платье-рубахе с узорами (но при том в чулках и туфлях совершенно не индейского вида) и тоже сыпала желтые зерна, но — с наружной стороны подковы.

Топ-топ, команда, поворот. Топ-топ, поворот. Монотонно бьет барабан. Это может длиться вечно. Это может вдруг оборваться сейчас.

Наши новые знакомые из Финикса оставались: библейские параллели требовали углубленного изучения и много времени. Мы молча пожали руки.

Надо было торопиться, чтобы, покинув Страну хопи, пересечь земли навахо до сумерек.

Лев Минц

 Это  сооружение  выглядет как нечто неземное. Дай и не поймешь сразу, что это — то ли рубки каких-то неведомых      подводных      лодок всплывающих в одночасье, то ли какая-то фантастическая, блестящая металлом саранча присела попить прямо из реки...

Наводнения угрожал Лондону на протяжени многих столетий. Периодически Темза, запертая ветром и морской волной, подтапливала, а то и затопляла целые районы. В наводнении 1928 года утонуло 14 человек, а катастрофическое наводнение 1953 года унесло более 300 жизней в восточной Англии, чудом не достигнув города.

Трудно себе представить масштаб возможного несчастья, ведь если бы не смена ветра, многие густонаселенные городские районы оказались бы под двухметровым слоем воды.

Решение защитить город было принято в 1972 году. На протяжении десятков километров берега реки были укреплены и наращены. В черте города появились высокие каменные набережные. Были построены две плотины, сдерживающие и регулирующие напор воды. Комплекс сооружений стоимостью в полмиллиарда английских фунтов был завершен в 1984 году.

«Thames barrier» — плотина уникальная по своему инженерному решению. В конструкции использован принцип обычного газового крана. Секции плотины крутятся между опор, позволяя перекрывать могучий водяной поток в считанные минуты.

Один раз в месяц плотина закрывает реку на два часа, чтобы специалисты могли убедиться в полной исправности системы, а один раз в год плотина поднимается на сутки, проходя испытание на противостояние мощному напору воды.

Александр Беркович