Конечно, следует помнить о праве на возвышенность, позволительное для религий: утверждение, что их истины не могут быть выведены объективно и должны приниматься на веру, будь то пессимистические или какое-либо иные.
В противоположность сплочённым рядов пессимизма, не все буддисты придерживаются одинаковых взглядов даже в важнейших и широчайших вопросах повестки своей веры. (Обратитесь к Stephen Batchelor, автору Buddhism Without Beliefs, 1998., Буддизм для неверующих). К примеру, существует разное отношение к анатта (не-Я), и к тому, как это относится к перерождению, поскольку если Я не существует, то что будет перерождаться? Для этого вопроса существует тысячи ученых толкований.
Один из взглядов, которого придерживаются многие буддисты, состоит в том, что человеческие существа есть просто части и фрагменты, которые являют собой ничто, склеенные модельки, пустые марионетки — небытия, которые полагают себя тем, чем на самом деле не являются. Другие буддисты считают, что это только половина истории: все существует и не существует; вещи не то, чем они кажутся, и не то, чем они не кажутся; вещей много, но все они одно; все есть ничто, включая и само ничто.
Подобно другим религиям, буддизм — это компиляция проектов сделай-сам, и некоторые из них, такие как «Буддизм Чистой Земли», представляют собой лишь облегченные версии религиозных традиций, коротко описанных здесь. Этот принцип имеет свою параллель в каждой философии, идеологии, или связке мифов, из когда-либо представленных миру. Но поскольку не существует и пары умов, сложенных по единому лекалу, невозможно создать ни систему, ни сочетание систем, которые смогли бы подойти всем одновременно. Если истина — то, что вы ищете, тогда исследования жизни закончатся для вас длительной поездкой на край одиночества, и оставят вас на обочине дороги с вашей правдой и ничем другим. Это дает верующим во все что угодно, возможность иметь мнение обо всем, что они пожелают. Однако для буддистов подобное не представляет собой проблему, поскольку привязанность к мнению, или к чему бы то ни было, к чему привязываются обычные люди, составляет помеху правильному настрою сознания для практикующего буддизм. Но вы можете верить, что в законах буддизма, или в чьем-то мнении о законах буддизма, существует условие допуска, устанавливающее, когда привязывание не является истинным привязыванием. Так или иначе условие допуска должно существовать у любой религии, иначе религия схлопывается под грузом собственных доктрин.
Поскольку единственная цель буддизма — достижение просветления, эта возвышенная дорога к нирване (см. ниже) вполне резонирует с аналогичными в других религиях, предлагающих светлое будущее для верующих в виде избавления от тягот и бедствий этого мира. Одна проблема: люди редко чувствительны к бедам этого мира настолько, что испытывают настоятельную необходимость отвергнуть любую тягу к удовольствиям этого мира, как это рекомендует им сделать буддизм. Создается впечатление, что любое удовольствие — это удовольствие достаточное для того, чтобы дать нам возможность сохранить веру в то, что быть живым — это хорошо для всех, или почти для всех, и что у всех детей, которым мы позволим войти в этот мир, так же, конечно, все будет хорошо. А как иначе нам отогнать от себя желание исчезнуть с лица земли?
Хорошей новостью для буддизма как некоммерческой религии является то, что в мире существует более чем достаточно людей, которые чувствительны к бедам этого мира, и готовы избавиться и отпустить свою тягу к удовольствиям этого мира, чтобы достигнуть исчезновения своих повседневных личностей в оазисе нирваны (абсолютном блаженстве, постоянной удаленности от любой привязанности к ночной темноте жизни, выходе из цикла смерти и возрождения, или любых других вещей, которые могут вам казаться привлекательными). Достижение этого оазиса может случиться в течении человеческой жизни, или быть отложено до следующего круга реинкарнации, когда вы получите очередной шанс освобождения от кармы, доктрины, которую буддисты позаимствовали из джайнизма и индуизма.
Оставив в стороне реинкарнацию и ментальную гимнастику, которую она навязывает своим последователям, фокусной точкой трех кругов буддистского цирка остается состояние или не-состояние просветления, которое, подобно неземному тематическому парку Иисуса, представляет собой аппетитную морковку, подвешенную во тьме страдания жизни, если вы один из тех, кто достаточно чувствителен к страданиям. Однако, чтобы достать эту морковку, вам сначала придется пресмыкаться перед догматическими авторитетами, не столь уж отличающимися от христианских, духовными служителями, которые твердой рукой направят вас по верному пути правильных поступков под болезненной угрозой вечной недостижимости просветления.
Вот тут-то и кроется настоящая ловушка: до тех пор пока вы желаете просветления, вы никогда его не достигните, поскольку, согласно буддизму, желание и есть то, что не позволяет вам достигнуть желаемого. Проще говоря, если вы хотите прекратить свои страдания, вы их никогда не прекратите. Это условие именуется «парадокс желания», и буддисты готовы представить рациональные и иррациональные объяснения тому, почему этот парадокс не является парадоксом. Понимание этого положения находится за пределами понимания, потому что, согласно буддизму, нет ничего, что можно было бы понимать, и нет никого, кто понимать бы мог. И пока вы полагаете, что есть некто, кто может понять нечто, что можно понять, вы обречены. Попытка достижения подобного состояния, представляет собой высочайший вызов из всех возможных. При этом не пытаться понять это равносильно попытке понимания. Нет ничего более тщетного, чем пытаться найти что-то, способное дать вам спасение. Сознание попросту меняет этот факт на противоположный. Сознание означает: (1) возможность некого деяния, (2) возможность некого движение; (3) возможность некого местопребывания, и (4) возможность того, кто может знать. По этой самом причине сознание выступает матерью всех ужасов, тем нечто, кто принуждает нас что-то делать, куда-то двигаться, кем-то быть, и кого-то знать, а именно — самого себя, благодаря чему мы предположительно можем совершить побег из ЗЛОВЕЩЕ БЕССМЫСЛЕННОГО бытия, и начать думать, что быть живым — это хорошо, по сравнению с тем, чтобы не быть вообще.
Буддистский «парадокс желания» может быть рассмотрен как подобие парадокса Цапффе (парадокса живых существ, пытающихся отказаться от своего сознания, осознающего безрадостность и бесполезность своего существования). Различие между парадоксом буддизма и парадоксом Цапффе заключается в том, что последний не поддается разрешению, объяснению, или отрицанию ни рационально, ни иррационально. Этот парадокс может быть лишь выведен за пределы понимания, с тем, чтобы продолжать жить так, как мы жили все эти годы, по крайне мере до тех пор, пока парадокс не потребует от нас своего осознания, после чего мы не сможем продолжать жить как создания насквозь ложные и парадоксальные, и до такой степени зловещие, что уже не сможем смотреть друг на друга не отводя глаз. А до того дня мы будем продолжать существование одержимости своим Я, уверенные в том, что сознание равносильно просветлению, и что быть живым — это хорошо.
На рынке услуг по спасению просветление представляется наилучшим из возможных предложений, по крайне мере на первый взгляд. Вместо того, чтобы барахтаться в мире, который не стоит пустоты, на которой он написан, вы можете подписаться на достижение окончательного видения того, что есть что-то, и что нет. В общих словах, просветление есть коррекция нашего сознания и установление состояния существования, в котором мутные иллюзии оказываются смытыми прочь, и сквозь них воссияет бриллиант понимания. Это пустыня предельности…. если подобное вообще может существовать, и имеет возможность существования вне упоминающих ее округлых и загадочных определений.
Миллионы людей угробили свои жизни, а некоторые угробили свое сознание, до последнего своего вздоха пытаясь достигнуть просветления, без понимания того, на что они поставили последние деньги. Как достигнуть просветления, не зная что это? Существуют ли ступени просветления (возможно, соответствующие направлению буддизма, к которому приписан тот или иной последователь), и как далеко эти ступени ведут? В книге «Один вкус. Ежедневные отражения Интегральной Духовности», Кен Уилбер, широко известный и чрезвычайно влиятельный мультидисциплинарный ученый и теоретик духовных традиций, отмечает, что на вопрос, который он задал японскому мастеру дзен буддизма: «сколько по настоящему просветленных — глубоко просветлённых — живых мастеров японского дзен известно на сегодня», тот ответил: «не более дюжины». Другой мастер оценил число полностью просветленных Востока в количестве одной тысячи за все время существования буддизма. Вывод Уилбера: «Таким образом, никоим образом не принижая поистине ошеломляющие достижения славных восточных традиций, можно сказать совершенно прямо: радикальная трансформирующая духовность чрезвычайно редка повсюду в истории и повсюду в мире (цифры для Запада еще больше угнетают)». Действительно, просветление путем буддизма представляется хорошо укрепленной цитаделью, чье местоположение невозможно триангулировать при помощи слов, и единственное правило, которое может быть сформулировано, состоит в том, что если вы спрашиваете себя о том, прибыли ли вы на место, то определенно от места вы еще очень далеко.[14]
14
Узнаю́, когда́ ви́жу(I know it when I see it) — американское крылатое выражение, обозначающее умение или готовность говорящего классифицировать наблюдаемые явления или объекты при отсутствии точного определения. Фраза стала знаменитой после того, как её в 1964 году использовал член Верховного суда США Поттер Стюарт, чтобы описать свой критерий того, что является порнографией: «Я не стану пытаться сейчас точнее определить материал, подпадающий под это краткое описание [„жесткая порнография“]; возможно, я никогда не сумею дать этому внятное определение. Однако я узнаю, когда вижу, и фильм, рассматриваемый в этом деле [„Любовники, Луи Маль, 1958“], — не такой». Использование выражения Стюартом оценивается как «искреннее», «реалистичное и смелое», «единственное определение порнографии, с которым все согласны».
См. также квалия, не как описание, а переживание феномена.